Записки о капитане Виноградове (сборник) - Никита Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как прикажете, – дисциплинированно кивнул костоправ-психотерапевт, по совместительству выполнявший обязанности держателя комитетской явки. – Я у себя. – И скрылся за обитой войлоком дверью.
– Ну?
– Поехали.
– Куда? Прямо сейчас?
– Вы отказываетесь?
– Нет, но…
– Николай Николаевич. Может быть, вам нужно успеть предупредить коллег? Наружное наблюдение организовать? Засаду, не дай Бог?
– Поехали! Только вот что, Виноградов…
– Я что, похож на человека, склонного делать глупости? Идите первым. Я – сзади, метрах в двадцати. В какую угодно сторону идите, гуляйте. Если не лукавите и все чисто – к вам подойдут.
– Кто это будет? В смысле полномочий? – Николай Николаевич уже стоял у выхода.
Капитан с сожалением вздохнул:
– Не представляю. У нас с этим строго: каждый знает только старшего своей пятерки. Но, судя по всему, вами заинтересовался сам Командор! Я-то лично его ни разу не видел.
Владимир Александрович замялся, подбирая слова:
– У меня просьба… Если возможно, конечно! Потом, когда мы победим… Не забудьте, это я вас вывел на Организацию, хорошо?
– Посмотрим.
– И насчет подполковника Теплухина.
– Пограничника? Это вас беспокоит или…
– Он может быть опасен.
– Не волнуйтесь. Наш псих под контролем. Он еще может пригодиться. Все! Я иду.
– Я за вами!
…На этот раз встретились в какой-то котельной: Виноградов с полчаса проплутал по грязным, забытым Богом и городской администрацией подворотням, вывозился до неприличия и к тому же навеки пропитался едким запахом кошачьей мочи.
– Ну ты забрался!
– Зато надежно. Незамеченным не пробраться, а чужой так и вообще не пройдет.
– Я что, теперь свой? – хмыкнул Владимир Александрович.
– Временно.
Утренний собеседник Виноградова был одет так же, как в ресторане, но почему-то органически сочетался с окружающей убогой обстановкой. Очевидно, сменится еще не одно поколение, пока эти «новые русские» превратятся в настоящую элиту не только аксессуарами, но и на генном уровне.
– Излагай! – Последнее, что видел капитан, прежде чем потерял Николая Николаевича из виду, была поравнявшаяся с ним очкастая студентка в пончо и с раскрытым путеводителем. Потом обзор загородил троллейбус – и парочка исчезла в одном из многочисленных дворов Петроградской стороны.
– А что тут скажешь? Как писал мудрец: «Непосредственность – это посредственность, живущая не по средствам».
– К чему бы это?
– К тому, что, может, твой приятель и профессионал экстра-класса, но он настолько зациклился на собственной идее! Устроили старичку театр юного зрителя. Ты все правильно сказал: уязвленное самолюбие, начальство не ценит, власть ушла… очень хочет участвовать в большой политике.
– Вилял?
– Нет, почти сразу же признался, что действует по собственной инициативе. Они, дескать, с Пограничником всю жизнь мечтали, сил нет больше терпеть развал… ну и так далее.
Вспомнив что-то, виноградовский собеседник вдруг рассмеялся:
– Ну, класс! Тот парень, который представителя Центра изображал, умудрился сразу и подписку с него взять, и задание дал: собирать информацию о чекистах, склонных к демократии, и ментах, замешанных в коррупции.
– А насчет…
– Как договаривались. Твоему приятелю строго-настрого указано: самому на связь не выходить, сидеть в глубокой конспирации. О существовании капитана Виноградова забыть напрочь. Понадобится – в час «Икс» найдем! Все материалы по магазинной истории уничтожить.
– Не перестарались?
– Фотографии сделали, запись есть. Можешь послушать.
– Нет. Спасибо. Давай расстанемся «при своих»: вы меня от домогательств этого придурка избавили, я в ваши с Барковым дела не лезу… И все! Закончили знакомство, при встречах ограничиваемся легкими рукопожатиями.
– Зря. Но дело твое, Виноградов! Сейчас не то время: ну сколько ты еще проболтаешься сам по себе, одинокий и гордый? Месяц? Год? Потом все равно придется прибиваться – туда, сюда. Или тонуть…
– Всего доброго. Не кашляй.
– Пока! Надеюсь, сам выберешься?
– Я всегда сам.
* * *– Ну и живот у тебя!
– Это не живот. Это желудок! Комок нервов, – обиделся Виноградов.
Майор Сычев со вкусом выпустил папиросный дым и отложил газету.
– А чего это ты сегодня такой красивый?
– В гости иду! – Рабочий день закончился, форма уже висела на спинке стула, и Владимир Александрович аккуратно подгонял узел галстука под крахмальный ворот рубашки. Оставалось надеть пиджак.
– К даме? – поинтересовался из соседнего кабинета инспектор Шахтин.
– К другу!
– А вот я тебя как сейчас оставлю на вечер дежурить…
– Добрый вы человек, товарищ майор! Просто беспощадно добрый.
– Да, я такой, – с достоинством подтвердил Сычев, сделав глупую мину, – мне плохо, когда другому хорошо!
С чувством юмора в отделении все было в порядке.
Без своей машины, брошенной в преддверии предстоящей выпивки, добираться до холостяцкого лежбища Андрея Петровича Валентинова пришлось часа два. Да еще в самый пик. Как пошутил однажды начальник виноградовского отделения, в стране с таким общественным транспортом никогда уже не будет революционных катаклизмов: добравшись в урочный час из дому на работу и обратно, граждане настолько исчерпают свою социальную и физическую энергию, что на классовую борьбу сил у них просто не останется.
Оказавшись, наконец, на тихой и чистой остановке где-то между проспектами имени расстрелянных красных маршалов, Владимир Александрович с прискорбием оглядел свой туалет: галстук съехал набок, бежевый ботинок почернел от досады после соприкосновения с огромного размера резиновым сапогом. Пропотевшая рубашка вызывала стойкое отвращение к самому себе.
По счастью, бутылка осталась цела. Подарок не раздавили…
– Извини, припозднился! Поздравляю.
– Володя! Братан! 3-зах-ходи. – Прежде чем принять из рук Виноградова пакет и унести его в комнату, хозяин обернулся через плечо и подтвердил: – Свои! Нор-рмально…
Затем проверил запор:
– Чужие здесь не ходят.
Андрей Валентинов считался достаточно заметной фигурой даже для нашего, богатого целыми каскадами разновеликих звезд времени. Это был не челочек, скорее – явление, политический фактор данной в ощущении реальности. Во-первых, он был никакой не Андрей, во-вторых, тем более не Валентинов. И имя, и фамилия были вымышленными и воспринимались чем-то вроде спецодежды: именно под псевдонимом «Андрей Валентинов» на первых полосах самых тиражных газет России выходили все блестящие и сенсационные криминальные репортажи этого питерского журналиста. Имея доступ в святая святых отечественной организованной преступности и слывя почти своим в кабинетах Большого дома, он постоянно балансировал между тюремной камерой и пулей в затылок где-нибудь на солнечной полянке за городом. И от печального конца его берег пока только сверхъестественный талант при всей скандальности газетных и телематериалов ни разу не использовать их в ущерб реальным интересам воюющих сторон: леденящие кровь подробности и одновременно достаточно академичные очерки о буднях мафии позволяли ей расти в собственных глазах, тешили самолюбие рядовых бойцов и бригадиров, повергая в панику широкие массы еще не охваченных рэкетом предпринимателей и нервных старушек. А сотрудники правоохранительных органов, сдерживая даже локальные победы, чувствовали себя истребителями драконов и вышибали из казны деньги, технику, штаты. Что, впрочем, было заслуженным и не лишним.
Безусловно подлинными у короля репортажа были: личная храбрость, владение пером и отчество Петрович, которым его обычно и называли друзья.
– Я вижу, ты уже… того?
– Нор-рмалъно! Проходи в комнату.
– Народу много?
– Чужие здесь – не ходят! – подняв вверх палец, многозначительно повторил хозяин. – Пр-рошу!
Миновав приоткрытую дверь кухни, Виноградов прошел крохотный коридор и очутился в помещении, служившем хозяину в зависимости от настроения и времени суток гостиной, кабинетом, спальней.
– Здравствуйте!
– Привет, Саныч…
– Здорово!
– Опять опоздал! За рулем?
– А мне это когда-нибудь мешало? – Владимир Александрович, не торопясь, развернул газету и водрузил в центр стола золотисто-соломенную емкость. – Чем богаты…
– Любишь ты, Виноградов, чужеземное пойло!
Бывший командир милицейского спецназа, легендарный Саша Следков, с годами не менялся: та же внешность Винни-Пуха, ленивый взгляд. После ухода из органов он возглавлял охрану мэра, а сейчас фактически контролировал всю охранную и частно-сыскную деятельность в городе. В разговорах соратников и оперативных сводках соответствующих служб он проходил под титулом Папа.
