Записки о капитане Виноградове (сборник) - Никита Филатов

– Как прикажете, – дисциплинированно кивнул костоправ-психотерапевт, по совместительству выполнявший обязанности держателя комитетской явки. – Я у себя. – И скрылся за обитой войлоком дверью.

– Ну?

– Поехали.

– Куда? Прямо сейчас?

– Вы отказываетесь?

– Нет, но…

– Николай Николаевич. Может быть, вам нужно успеть предупредить коллег? Наружное наблюдение организовать? Засаду, не дай Бог?

– Поехали! Только вот что, Виноградов…

– Я что, похож на человека, склонного делать глупости? Идите первым. Я – сзади, метрах в двадцати. В какую угодно сторону идите, гуляйте. Если не лукавите и все чисто – к вам подойдут.

– Кто это будет? В смысле полномочий? – Николай Николаевич уже стоял у выхода.

Капитан с сожалением вздохнул:

– Не представляю. У нас с этим строго: каждый знает только старшего своей пятерки. Но, судя по всему, вами заинтересовался сам Командор! Я-то лично его ни разу не видел.

Владимир Александрович замялся, подбирая слова:

– У меня просьба… Если возможно, конечно! Потом, когда мы победим… Не забудьте, это я вас вывел на Организацию, хорошо?

– Посмотрим.

– И насчет подполковника Теплухина.

– Пограничника? Это вас беспокоит или…

– Он может быть опасен.

– Не волнуйтесь. Наш псих под контролем. Он еще может пригодиться. Все! Я иду.

– Я за вами!

…На этот раз встретились в какой-то котельной: Виноградов с полчаса проплутал по грязным, забытым Богом и городской администрацией подворотням, вывозился до неприличия и к тому же навеки пропитался едким запахом кошачьей мочи.

– Ну ты забрался!

– Зато надежно. Незамеченным не пробраться, а чужой так и вообще не пройдет.

– Я что, теперь свой? – хмыкнул Владимир Александрович.

– Временно.

Утренний собеседник Виноградова был одет так же, как в ресторане, но почему-то органически сочетался с окружающей убогой обстановкой. Очевидно, сменится еще не одно поколение, пока эти «новые русские» превратятся в настоящую элиту не только аксессуарами, но и на генном уровне.

– Излагай! – Последнее, что видел капитан, прежде чем потерял Николая Николаевича из виду, была поравнявшаяся с ним очкастая студентка в пончо и с раскрытым путеводителем. Потом обзор загородил троллейбус – и парочка исчезла в одном из многочисленных дворов Петроградской стороны.

– А что тут скажешь? Как писал мудрец: «Непосредственность – это посредственность, живущая не по средствам».

– К чему бы это?

– К тому, что, может, твой приятель и профессионал экстра-класса, но он настолько зациклился на собственной идее! Устроили старичку театр юного зрителя. Ты все правильно сказал: уязвленное самолюбие, начальство не ценит, власть ушла… очень хочет участвовать в большой политике.

– Вилял?

– Нет, почти сразу же признался, что действует по собственной инициативе. Они, дескать, с Пограничником всю жизнь мечтали, сил нет больше терпеть развал… ну и так далее.

Вспомнив что-то, виноградовский собеседник вдруг рассмеялся:

– Ну, класс! Тот парень, который представителя Центра изображал, умудрился сразу и подписку с него взять, и задание дал: собирать информацию о чекистах, склонных к демократии, и ментах, замешанных в коррупции.

– А насчет…

– Как договаривались. Твоему приятелю строго-настрого указано: самому на связь не выходить, сидеть в глубокой конспирации. О существовании капитана Виноградова забыть напрочь. Понадобится – в час «Икс» найдем! Все материалы по магазинной истории уничтожить.

– Не перестарались?

– Фотографии сделали, запись есть. Можешь послушать.

– Нет. Спасибо. Давай расстанемся «при своих»: вы меня от домогательств этого придурка избавили, я в ваши с Барковым дела не лезу… И все! Закончили знакомство, при встречах ограничиваемся легкими рукопожатиями.

– Зря. Но дело твое, Виноградов! Сейчас не то время: ну сколько ты еще проболтаешься сам по себе, одинокий и гордый? Месяц? Год? Потом все равно придется прибиваться – туда, сюда. Или тонуть…

– Всего доброго. Не кашляй.

– Пока! Надеюсь, сам выберешься?

– Я всегда сам.

– Ну и живот у тебя!

– Это не живот. Это желудок! Комок нервов, – обиделся Виноградов.

Майор Сычев со вкусом выпустил папиросный дым и отложил газету.

– А чего это ты сегодня такой красивый?

– В гости иду! – Рабочий день закончился, форма уже висела на спинке стула, и Владимир Александрович аккуратно подгонял узел галстука под крахмальный ворот рубашки. Оставалось надеть пиджак.

– К даме? – поинтересовался из соседнего кабинета инспектор Шахтин.

– К другу!

– А вот я тебя как сейчас оставлю на вечер дежурить…

– Добрый вы человек, товарищ майор! Просто беспощадно добрый.

– Да, я такой, – с достоинством подтвердил Сычев, сделав глупую мину, – мне плохо, когда другому хорошо!

С чувством юмора в отделении все было в порядке.

Без своей машины, брошенной в преддверии предстоящей выпивки, добираться до холостяцкого лежбища Андрея Петровича Валентинова пришлось часа два. Да еще в самый пик. Как пошутил однажды начальник виноградовского отделения, в стране с таким общественным транспортом никогда уже не будет революционных катаклизмов: добравшись в урочный час из дому на работу и обратно, граждане настолько исчерпают свою социальную и физическую энергию, что на классовую борьбу сил у них просто не останется.

Оказавшись, наконец, на тихой и чистой остановке где-то между проспектами имени расстрелянных красных маршалов, Владимир Александрович с прискорбием оглядел свой туалет: галстук съехал набок, бежевый ботинок почернел от досады после соприкосновения с огромного размера резиновым сапогом. Пропотевшая рубашка вызывала стойкое отвращение к самому себе.

По счастью, бутылка осталась цела. Подарок не раздавили…

– Извини, припозднился! Поздравляю.

– Володя! Братан! 3-зах-ходи. – Прежде чем принять из рук Виноградова пакет и унести его в комнату, хозяин обернулся через плечо и подтвердил: – Свои! Нор-рмально…

Затем проверил запор:

– Чужие здесь не ходят.

Андрей Валентинов считался достаточно заметной фигурой даже для нашего, богатого целыми каскадами разновеликих звезд времени. Это был не челочек, скорее – явление, политический фактор данной в ощущении реальности. Во-первых, он был никакой не Андрей, во-вторых, тем более не Валентинов. И имя, и фамилия были вымышленными и воспринимались чем-то вроде спецодежды: именно под псевдонимом «Андрей Валентинов» на первых полосах самых тиражных газет России выходили все блестящие и сенсационные криминальные репортажи этого питерского журналиста. Имея доступ в святая святых отечественной организованной преступности и слывя почти своим в кабинетах Большого дома, он постоянно балансировал между тюремной камерой и пулей в затылок где-нибудь на солнечной полянке за городом. И от печального конца его берег пока только сверхъестественный талант при всей скандальности газетных и телематериалов ни разу не использовать их в ущерб реальным интересам воюющих сторон: леденящие кровь подробности и одновременно достаточно академичные очерки о буднях мафии позволяли ей расти в собственных глазах, тешили самолюбие рядовых бойцов и бригадиров, повергая в панику широкие массы еще не охваченных рэкетом предпринимателей и нервных старушек. А сотрудники правоохранительных органов, сдерживая даже локальные победы, чувствовали себя истребителями драконов и вышибали из казны деньги, технику, штаты. Что, впрочем, было заслуженным и не лишним.

Безусловно подлинными у короля репортажа были: личная храбрость, владение пером и отчество Петрович, которым его обычно и называли друзья.

– Я вижу, ты уже… того?

– Нор-рмалъно! Проходи в комнату.

– Народу много?

– Чужие здесь – не ходят! – подняв вверх палец, многозначительно повторил хозяин. – Пр-рошу!

Миновав приоткрытую дверь кухни, Виноградов прошел крохотный коридор и очутился в помещении, служившем хозяину в зависимости от настроения и времени суток гостиной, кабинетом, спальней.

– Здравствуйте!

– Привет, Саныч…

– Здорово!

– Опять опоздал! За рулем?

– А мне это когда-нибудь мешало? – Владимир Александрович, не торопясь, развернул газету и водрузил в центр стола золотисто-соломенную емкость. – Чем богаты…

– Любишь ты, Виноградов, чужеземное пойло!

Бывший командир милицейского спецназа, легендарный Саша Следков, с годами не менялся: та же внешность Винни-Пуха, ленивый взгляд. После ухода из органов он возглавлял охрану мэра, а сейчас фактически контролировал всю охранную и частно-сыскную деятельность в городе. В разговорах соратников и оперативных сводках соответствующих служб он проходил под титулом Папа.