Последняя черта (СИ) - Савченко Лена

Прокурор побагровел.

— Вы скрываете от следствия улики, майор Миронов! — недовольно выпалил он. — Если вам стало известно о стороннем шантаже, вы были обязаны тут же сообщить об этом. Это должностное преступление, которое будет вынесено на внутренний суд. Передайте нам файл с уликой. Мы рассмотрим её в ближайшее время. Больше вопросов к вам у суда нет.

Ворон чувствовал, как внутри него поднимается буря. Самая что ни на есть настоящая буря, и солнце за окном сдалось окончательно. Неумолимая серость, бешеный ветер. Сорвётся и снесёт всё к херам. Под ударом все, уже все — Алиса, Таша, Лёха, Анатолий, Актёр... там, за окном, он тоже под ударом. Такой войны Ворон хотел? Такого он добивался? Или это прогнившее государство толкает его в спину?

— Разумеется. Вот здесь, — он вытащил из нагрудного кармана флешку, — копия. Ознакомьтесь.

Тем временем двери уже не выдержали. В зал просочилось... да что уж мелочиться, ворвалось с десяток журналистов. Анатолий точно не знал, стоял ко входу спиной, но предполагал примерно такое количество. Думал, что судья сейчас растеряется, но тот всё же совладал с остатками нервов. Даже на вид мужчина был бледен и казался ходячим трупом учитывая худое, морщинистое лицо.

— Вы свободны. Займите своё место. Для дачи показаний вызывается Песков Константин Сергеевич.

Ворон поднялся рывком, вышел и встал, напряжённый, натянутый, как струна.

— Клянусь говорить правду и только правду, — формальным тоном произнёс он в ожидании следующих вопросов.

— Кем вы приходитесь подсудимой? — так же формально спросил судья.

— Парнем.

Почему-то упорно хотелось обернуться на гандона и проговорить тогда так и не прощённое, шипя сквозь зубы: «Алиса. Не. Шлюха. Усёк?» — но вместо этого своё послание он вложил во взгляд прокурору. Наркоманкой называли, сумасшедшей называли, а шлюхой не посмеют. Никто не посмеет.

— Анатолий Миронов утверждает, что мы отправили ему видео, записанное под давлением. Правда ли это и если да — почему вы не обратились с ним в полицию?

— Анатолий это утверждает? — поднял одну бровь Ворон, оставаясь удивительно спокойным. — Шантаж был. Это правда. От кого — ещё предстоит выяснить. И я уверен, вы в ближайшее время этим займётесь.

«Как быстро я нарушил свою клятву,» — удивился Ворон про себя.

— Почему я не обращаюсь в полицию? Потому что полиция больше не охраняет порядок. Полиция больше не выступает в интересах граждан, и я отлично это знаю. — Странно, но буря внутри кипела где-то на фоне, не врывалась в сознание, не выбивала из здравого рассудка. Будто он сейчас с судьёй один на один, а щелчки камер и треск микрофонов, перешёптывания в зале, даже Призрак — остались где-то там. Пожалеет ещё... — Я знаю, как полиция превышает свои полномочия — посмотрите последнее дело с моей фамилией. Я знаю, как убивают невиновных людей, как вчера на проспекте Космонавтов в десять часов утра. Тринадцатилетний пацан умер, потому что сопротивлялся аресту? Даже я смог бы его уломать без применения оружия! Или для вас жизнь ни черта не значит? Вы, сейчас, — буря всё же прорвалась, — пытаетесь вести процесс, пока моя девушка сидит с разбитым носом, который с утра был в порядке — а ещё спрашиваете, почему я не обращаюсь в полицию? Да такая полиция не стоит того, чтобы в неё обращаться!

Он коротко взглянул в сторону Призрака, чтобы найти укрытие от бури. И продолжил с плохо сдерживаемой ледяной яростью:

— Я требую пересмотра дела, — Ворон посмотрел на судью пристально, прищурившись. — Есть все основания полагать, что вы пристрастны, проданы, вас самих склоняют на это решение шантажом, да что угодно... только не буква закона. Нету здесь больше никакого закона. Не в этой стране.

Ворон был готов сейчас на всё. На то, что его свяжут, изобьют и посадят рядом с Алисой даже надеялся.

По мере речи Ворона лицо у судьи вытягивалось всё сильнее, а под конец даже затряслись губы. Едва парень закончил, он не выдержал — спешным шагом покинул помещение, выходя через тайную дверцу и направился широкими шагами прочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эта ядовитая интонация, вся эта ситуация — она ужасно на него давила. Ему обещали, что процесс не продлиться дольше пяти минут и нужно будет только зачитать обвинение, услышать "Признаю" и вынести приговор. Но началось всё с этой адвокатши, потом ещё следак подоспел, а теперь этот... Судья сдержался, чтобы раздосадовано не застонать. Давно у него не было таких сложных дел, обычно заседания протекали спокойно, стремительно и исход был понятен с самого начала. А тут всё менялось с каждой секундой и он даже не успевал отслеживать все моменты, откровенно терялся и просто автоматически продолжал делать свою работу.

Мужчину крупно трясло, взгляд не мог ни за что зацепиться, пока не наткнулся на молодого человека, стоящего прямо посреди общего коридора. Парень опирался на трость и смотрел так, что судья попятился. Никогда не применял этого слова, но теперь думал — аура у этого... человека не внушала ничего, кроме ужаса.

— За тобой придут, — высказался Доктор, криво, зло ухмыльнувшись, — Всё равно кто. Придут.

Мужик затрясся, развернулся и направился прочь все таким же судорожным шагом. Нет-нет, к Дьяволу эти деньги! Как бы много их не было, у него и так уже достаточно на счёту. Да и эти орущие идиоты за окном — они ведь не прекращали, только изредка сменялись лозунги. Всё это давило на судью. Да и невесть что с ним сделает Рогозин, если посадит близкого друга его сына. Прокурор ведь мог и не знать о связи Алексей и этой трижды проклятой Кузнецовы. Мало ли, может чувства у Семёна ещё остались?

Беспокойным чёрным пятном судья вернулся в зал. Проход был забит камерами, микрофонами, даже свет кто-то притащил — самих людей судья как будто и не видел. Вспомнил молодого человека из коридора. Вздрогнул, взял себя в руки.

— Суд вынес решение! — фраза была призвана угомонить что-то спрашивающих, требующих, голосящих... — Судебное заседание переноситься, в связи с новыми обстоятельствами в деле! Кузнецова Алиса Васильевна отпущена под подписку о невыезде до конца рассмотрения процесса.

Зал зашумел, но всё это слилось — судья понимал, что у него неимоверно кружится голова и единственное его желание —  сбежать от всей этой кутерьмы подальше. Что он и сделал, собственно — шмыгнул обратно в тайный проход, захлопнул двери и осел в проходной комнатушке на диван, схватившись за голову.

Рыжий парень из головы не шёл и судья никак не мог понять чего больше он боится —  Рогозина, тех, кто дал ему внушительную взятку или все таки этого молодого человека в пальто?

Доктор остался доволен. Не нужно было быть гуру в психологии, чтобы понять — мужчина был на грани и до срыва не хватало ма-а-аленького толчка. И Доктор ему этот толчок предоставил.

Ворон не знал, куда ему спрятаться от людей вокруг, как скрыться от вызванного самим собой урагана. Выкрики мешались, сливались в один сплошной гул, а он этого никогда не выносил, никогда не желал.

— На чём основана ваша радикальная позиция?

— Вы выступаете против полиции или государственного строя?

— А вас не волнует разгул преступности?

Журналисты пытались добраться до него и Лёхи, пока они пробирались сквозь толпу к клетке с Алисой. Теперь уже Ворон коротко, но сильно сжал её в объятиях, до фантомной и физической боли уже где-то внутри своего тела. «Половину проблемы решили... временно,» — успокаивал он сам себя. Желание вырваться из этого душного, теперь тесного здания глушила необходимость Алисы поставить подписи на документах. А потом... потом...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«А если я ошибся, и её решат убить? — Льдом сковало сердце, пришло платой за восторг. — Если я не смог спасти Ташу?»

— Я найду Дока, — Лёха хлопнул Ворона по плечу, усмехнулся и, не желая чужих камер, пробился к выходу.

Долго искать Доктора не пришлось — он сидел в соседнем коридоре, прислонившись лбом к рукоять трости и нахмурившись.

—  Он умрёт, — едва Алексей подошёл к нему, парень отмер. — Через недели две.