Елизавета Тюдор - Ольга Дмитриева

Творческий расцвет Хиллиарда совпал с пиком популярности Елизаветы и ростом куртуазного, рыцарского поклонения ей. Его мастерская бесперебойно производила реплики с любимых королевой образцов: и большие портреты, которые она дарила придворным в знак расположения, и чрезвычайно модные миниатюры в медальонах (Хиллиард выполнил такой портрет Елизаветы для графа Лейстера и портрет Лейстера для нее). Однако помимо этого уникального, «штучного» товара, имевшего конкретного адресата и, как правило, исполнявшегося в очень дорогом ювелирном оформлении, мастерская производила и массовую продукцию. Модные медальоны с изображением государыни за сравнительно небольшую плату охотно покупали чиновники, горожане, магистраты — все, кто хотел таким образом выказать свою преданность ей. Продававшиеся в лавках гравюры на меди или на дереве делались только с прошедших личную цензуру королевы образцов. Сравнительно дешевые, они пользовались большой популярностью.

Елизавету, как никого из прежних монархов, хорошо знали «в лицо». Ее портрет с хиллиардовского прототипа украшал и новое издание Библии, и «Книгу общих молитв». Это был новый устоявшийся образ. На иллюминированных грамотах она уже не выглядела робкой девочкой, придавленной мантией, — на троне восседала уверенная в себе женщина в роскошном одеянии, чуть манерно расставив локти и изящно придерживая скипетр и державу.

На десятках портретов, написанных Хиллиардом в 80-х годах, лицо Елизаветы почти не менялось, это была раз и навсегда выработанная им «маска». В костюмах доминировали черно-белые цвета, означавшие верность и чистоту, и несметное количество драгоценных украшений — жемчугов, рубинов, бриллиантов. Она была по-королевски величественна в своих тяжелых нарядах и в то же время стройна и грациозна. И всякий раз взгляд завороженного этим великолепием зрителя притягивала какая-то одна деталь — будь то заколка с пеликаном у нее в прическе (намек на самоотречение во имя нации) или медальон на груди с изображением другого излюбленного ее символа — птицы Феникс, вечно возрождающейся из пепла и неподвластной времени. Выработанный Хиллиардом язык использовали и другие художники: Уильям Сегар, например, автор знаменитого портрета Елизаветы с горностаем, символом царственного достоинства и чистоты. Если перевести эти аллегории с живописного языка на политический язык эпохи, то аллюзии, которые намеревались вызвать елизаветинские живописцы у зрителя, — это величие, могущество, достоинство, самопожертвование, добродетель.

В 80-х годах и в живописи Елизавету все чаще стали наделять атрибутами божества. Поначалу это был лишь придворный маскарад, в котором она примеряла на себя одежды римских небожительниц. На портрете, написанном Хиллиардом в 1586–1587 годах, королева впервые предстала в облике Дианы или ее ипостаси — Цинтии, богини луны: с луком через плечо, небольшим полумесяцем в волосах и расходящимися от него стрелами-лучами. Этот мифологизированный образ так полюбился ей, что Хиллиард будет воспроизводить его снова и снова. Пройдет целое десятилетие, изменятся моды, стрелочки-лучи переместятся с прически на кружевной воротник, кокетливо указывая на ее лицо и декольте, а лунный серп в волосах по-прежнему останется одним из самых любимых ее атрибутов.

Однако если примерка античных одежд относилась, скорее, к сфере придворных развлечений и куртуазного культа, то дальнейшие поиски Хиллиарда преследовали более серьезные политические цели и служили формированию культа, имевшего более глубокую религиозную, протестантскую окраску. В 1586 году он закончил работу над новой государственной печатью. Королева Елизавета по-прежнему изображена на ней восседающей на троне с неизменными регалиями, гербами, розами и лилиями. Но что это? С небес, раздвигая облака, к ней спускаются руки Господа, поддерживающие ее горностаевую мантию. Мотив божественного покровительства ей стал особенно популярен после победы над Армадой. В мастерской Хиллиарда по этому случаю изготовили формы для отливки памятных медальонов, которые королева жаловала отличившимся в кампании 1588 года. В одном случае ее золотой лик изображен анфас, в другом — в профиль. Профильный портрет исполнен особого величия, и гордо вскинутая голова Елизаветы на нем озарена сиянием неземных лучей. На оборотной стороне медальона отчеканен Ноев ковчег, символизирующий протестантскую церковь Англии, устоявшую против потопа (сиречь вражеского нашествия), и надпись «Невредимая и спокойная среди волн».

В год Армады елизаветинским живописцам пришлось с головой окунуться в политическую борьбу. Джордж Гауэр после официально признанного успеха портрета Елизаветы на фоне гибнущей Армады передал его безымянным мастерам для воспроизведения, и вскоре сразу несколько копий его работы украсили придворные резиденции. По горячим следам он и сам исполнил несколько портретов-близнецов королевы в костюме с «Портрета Армады», попросту разворачивая заготовку-образец для лица то левым, то правым профилем.

На фоне этой официозной индустрии неожиданно свежо и по-любительски наивно выглядит анонимная роспись на деревянной панели в одном из аббатств, посвященная приезду Елизаветы в Тилбери. Однако если художнику-дилетанту не хватало мастерства его собратьев придворных живописцев, то «идейного заряда» ему было не занимать. Елизавета на его картине едет вдоль излучины Темзы на белом коне в окружении джентльменов, на втором плане изображен форт, а на заднем — горящие испанские корабли, которых, разумеется, не могло быть видно из Тилбери. Над головой королевы парит ангел, венчающий ее лавровым венком. Другая часть росписи в той же примитивистской манере изображает коленопреклоненную Елизавету, молящуюся после победы. Ее поза неловка, молитвенно сложенные руки непропорционально велики, но эти недостатки вполне искупает добрая улыбка, которой наделил королеву живописец-протестант. «Благословен будь Господь», — говорит она.

С тех пор как на портрете Гауэра Елизавета впервые возложила руку на глобус, живописцы без устали разрабатывали тему ее триумфа и имперского могущества. Один из лучших образчиков этого рода — так называемый портрет «Дитчли», написанный, очевидно, Маркусом Гирердсом-младшим в начале 1590-х годов. Постаревшая, но величественная королева, одетая в элегантное белое платье, отделанное красными рубинами, с тюдоровской розой, приколотой к воротнику, стоит на карте Британии. Каблуки ее туфель вонзились в Оксфордшир (по странному совпадению именно там несколько лет спустя будет назревать крестьянский мятеж). Небосклон за ее спиной причудливым образом поделен: одна половина его затянута грозовыми тучами, но другая, куда королева простерла правую руку, уже прояснилась. Однако не только Англия ковром расстилается у ног великой королевы. Линия горизонта за ней резко искривлена, что создает живое впечатление, будто Елизавета стоит непосредственно на земной сфере. Размеры ее фигуры в сравнении с этим символическим глобусом колоссальны, и если королева сделает шаг, то она с легкостью перешагнет через Атлантику и окажется в Виргинии. Ощущение вселенских масштабов придает картине и небольшая деталь наряда Елизаветы: украшенная рубинами подвеска на левом ухе, выполненная в виде астрономической модели земной сферы. Королева Англии предстает настоящей императрицей, повелительницей земель и вод. Как писал Джон Пил, возможно, имевший перед глазами этот портрет: «Елизавета, великая императрица мира, I / Владеющая всем атласом Британии, / Звезда английского глобуса, простирающая / Руку с могущественным скипетром / И царящая над Альбионом».