На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

— Вряд ли Менгарт пойдет на строгое взыскание. Думаю, будет хуже. Так сказать, в назидание другим, — проговорил Душан, хорошо знающий бескомпромиссный характер командира.

Гннек встал со стула и зашагал по комнате.

— Ну что ж, я снова складываю с себя полномочия, — предупредил его Главка, уже стоя в дверях.

— Спасибо, я твой должник, — кивнул ему на прощание Гинек.

Рабочее время пробежало для Главки как захватывающий кинофильм. Он пребывал в таком хорошем настроении, что некоторые подчиненные не верили глазам и ушам своим. Домой Душан ушел уже в начале шестого, что совершенно было непохоже на него.

Элишку он застал с пани Матейковой на кухне. Вдова учила молодую хозяйку готовить настоящие шумавские картофельные кнедлики с капустой и копченым мясом. Пока женщины накрывали на стол, он принял душ. После ужина Главка предложил жене:

— Пойдем на минутку в сад, у меня сегодня был отличный день… Мне сдается, что Менгарт начинает осматриваться вокруг себя, — добавил он таинственно.

Элишка пожалела, что как раз сегодня ей идти в ночную смену. Давно она не видела мужа в таком добром настроении.

11

Обход объекта был для подполковника Менгарта чем-то вроде чтения собственной биографии. Почти каждую неделю таким способом он как бы давал себе возможность повторить пройденное. Он лично провел контроль режима и организованности, прошел по рабочим местам постоянных служб, мысленно сравнил, с чего в Бореке начинали и чего достигли. В памяти всплывали имена, события, происшествия. Он был в курсе всего, что происходило в дивизионе в течение многих лет.

В последнее время подполковник все чаще поддавался ностальгии. Нет, он не сопротивлялся ей, он стыдился ее.

Менгарт направился к цели сегодняшней проверки. Он знал, что там настроение себе не испортит, там капитан Ридл с кем-нибудь из техников. Менгарту пришло в голову, что их жизнь — одно целое. Либуша тоже об этом говорила и еще добавляла с горькой усмешкой, что ей иногда кажется, будто подготовка армии зависит от того, служит или не служит в ней Менгарт. Подобные сетования произносились в основном в шутку, но бывало, что жена обижалась всерьез. Когда они, например, планировали пойти в гости или кино, поехать к внучатам… и все это отвергалось госпожой «службой». Менгарту временами казалось, что жена ненавидит это слово, которым он вечно оправдывался. Оно слишком часто звучало в их семье…

О том, что командир дивизиона идет на позиции, они, конечно, узнали раньше, чем он туда пришел. Ротмистр Малек получил своевременную информацию от дежурного, передал ее капитану Ридлу и, взяв какую-то схему, быстренько ушел из помещения.

Гинек понял невесть откуда взявшееся рвение техника к самостоятельной учебе — лучше подальше от командира, в присутствии которого теряешь уверенность.

— Не хотите чаю, товарищ подполковник? Можем подать с гренками, — предложил Ридл командиру.

Подполковник не отказался от чая, он хорошо знал нехитрое меню людей на службе. Что еще могли они сотворить в таких условиях из принесенных запасов? Ему Либуша каждый раз дает кастрюльку с чем-нибудь, он подогревает здесь еду на плите. Беспокоится, как бы он не испортил желудок, а сама теперь лежит в больнице. Менгарт грустно улыбнулся над иронией судьбы. Самое худшее то, что оптимизм главного врача в последнее время заметно поубавился.

— Вам — настоящий грузинский чай, а я выпью кофе. — Гинек по примеру профессионала Калиша начал сервировать столик.

Менгарт поблагодарил, взял два кусочка сахару. Гинек сел по другую сторону стола и несколько раз провел ложечкой по стенке чашки.

— Вы пьете без сахара? — удивился подполковник.

— Жизнь и без того чересчур сладкая, — двусмысленно усмехнулся капитан.

Командир посмотрел на своего заместителя так же внимательно, как перед этим на данные, нанесенные на планшет, занимавший часть стены помещения. Он был готов увидеть на его лице укор за инцидент, происшедший в минувшую пятницу. Подполковник терпеть не мог подчиненных, которые не умеют по-мужски подходить к своим ошибкам. В конце концов он сделал капитану всего лишь внушение. Может, напрасно частенько он поддается просьбам Сойки?..

— То, что жизнь прекрасна, я утверждаю из принципа, — стал объяснять Ридл. — Потому что огромное количество людей постоянно жалуются, стонут, что жизнь трудна, несправедлива к ним. Конечно, время от времени нас что-то злит, что-то нам не удается, но ведь все это жизнь. Без трудностей она просто невозможна. Нет, жизнь прекрасна, надо только это признать.

— И что-нибудь для этого сделать, — добавил командир, которого заинтересовала мысль капитана. — Недавно в телевизионной передаче рассказывали о результатах одного опроса. Тележурналисты ходили по Праге и расспрашивали молодых людей, как те проводят свободное время. Я очень удивился, что многие из них скучают. Им восемнадцать лет, а они скучают! В Праге! Сколько раз мы с женой мечтали: служил бы я в Праге, смотрели бы мы новые спектакли, ходили бы на выставки, в кафе в Старом Месте…

— Вы давно заслужили себе право находиться где-нибудь в цивилизованном месте, — заметил Гинек. — По крайней мере, в высших штабах было бы больше людей из войск, — добавил он.

Подполковник не считал своего заместителя льстецом. Тем, у кого достаточно своих положительных качеств, незачем подлизываться. Слова капитана смутили его по другой причине.

— Вы убеждены, что там, наверху, правят одни теоретики?

— Разве я выразился столь однозначно?

— Полагаю, что вы ошибаетесь, капитан. Там достаточно и таких офицеров, которые провели сотни часов в помещениях, подобных вот этому. Они наверняка могут поучить кое-кого даже в войсках, как не потерять цель и как наводить ракету по азимуту и по положению с таким расчетом, чтобы она поразила носитель раньше, чем он сбросит заряд или долетит туда, куда его нацелили. Проблема в другом. В нашем роде войск люди невероятно быстро изнашиваются. Физически, а главное — душевно. Есть и такие, которые вообще не годятся для нашей работы, хотя и имеют основательную специальную подготовку. Через два-три года у них наступает нервное истощение. Живых памятников, как я, например, немного. И не только потому, что некоторым хочется осесть в цивилизованных местах. Я знаю ребят, боявшихся пенсии как черт ладана, но и они в конце концов вынуждены были уйти.

Менгарт встал, выпрямился, будто хотел продемонстрировать, что у него в этом отношении еще все в порядке.

— И от меня хотели, чтобы я занял должность наверху. Несколько раз я отказывался. Пока хватит сил, останусь здесь, тут центр жизни. Да и внучатам есть куда ездить на каникулы, подышать чистым воздухом. А если время придет, потянет куда-нибудь, тогда посмотрим.

Подполковник направился к карте объектов, прикрываемых дивизионом. В который уже раз прочитал названия городов и сел и с гордостью подумал, что он и его люди обеспечивают покой всем, кто там живет. Например, сегодня. Капитан Ридл проводит на объекте двадцать четыре часа. Внешне здесь ничего не делается, даже вот устроили чаепитие, но Ридл сегодня обеспечивает только нижнюю ступень боеготовности. Другие службы готовы действовать немедленно, каждую секунду. Так и идет по кругу, сегодня на нижней ступени, потом на высшей, непрерывное напряжение нервов, то меньше, то больше, ради спокойствия других.

— У вас, должно быть, хорошая жена, — сказал Ридл, когда командир отвернулся от карты. Эти слова были произнесены искренне, от чистого сердца.

Это помещение слышало историю не одной жизни, здесь много их рассказывалось, в том числе и личного характера. Если позволяла ситуация, люди говорили обо всем, жаловались друг другу, делились радостями и заботами. Но откуда Ридл узнал о Либуше, для Менгарта было загадкой. А может, сочувствие, промелькнувшее в его словах, искусственное?

— У каждого такая жена, какую он себе выбрал, — ответил Менгарт.

— В нашей профессии выбирать жену надо особенно осторожно, — тряхнул головой Гинек.

Командир оставил его замечание без ответа, хотя инженер дивизиона затронул извечную тему, обсуждаемую военнослужащими-профессионалами. Суровые жизненные условия обычно быстро проверяют людей. Некрепкие супружеские союзы не выдерживали их давления, и время от времени ему как командиру приходилось брать на себя неприятные функции судьи.

Когда можно было, а главное, когда люди соглашались выслушать его, он давал советы. В памяти его всплыл один из таких примеров. Из месяца в месяц к нему ходил молодой ротмистр и просил серьезно поговорить с его женой. Менгарт попытался сделать это, конечно, против своей воли. И все напрасно, менее чем через год они разошлись. Нет, он не любил заниматься личными проблемами своих подчиненных. Они всплывали на поверхность довольно часто, так что специально их придумывать не было никакой нужды. Либо о них сигнализировал коллектив, либо они проявлялись в нелишней сосредоточенности подчиненного на служебных вопросах. В таком случае подполковник долго не ждал. Майор Сойка поначалу упрекал его в том, что он недостаточно занимается личной жизнью подчиненных, но потом перестал. Менгарт не знал почему. Может быть, его заместитель по политической части решил положиться на коллектив, а может, обиделся, когда он сказал ему: «А что тогда делать тебе, Франтишек? Я не оставляю без внимания ни один случай, имеющий отношение к боеготовности дивизиона, разве этого недостаточно? А если ты полагаешь, что я мало делаю для подчиненных, тогда посоветуй мне, например, как заставить строительную организацию вовремя нам сдать новые квартиры».