Закон королевского бутерброда - Александр Вин

– Ты очень много ездишь…. Ты не любишь жить дома?

– Дома? Я уже успел отвыкнуть от этого общего слова. Понимаешь, случалось в моей жизни и так, что в одном городе меня встречали радушно, в другом сажали в тюрьму, я же ко всему всегда относился спокойно. Одни меня хвалили, другие порицали, я радовался хорошей погоде, не сетовал на дурную, издевался над глупцами, не клонил головы перед злыми, смеялся над своей бедностью…

– И всегда тебе было так легко?

– Иногда приходилось грызть чужие глотки, чтобы самому быть свободным.

– Кто тебя научил такой весёлой философии?

– Привычка к несчастью. Я тороплюсь смеяться, потому что боюсь, как бы мне не пришлось заплакать.

– Понимаешь, маленькая, я как акула – если надолго остановлюсь на одном месте, то мне не будет хватать кислорода в крови, станет грустно, и я умру….

Джой растерялась, но ровно на то мгновенье, которое ей потребовалось, чтобы заглянуть в смеющиеся глаза Глеба.

– Я буду без тебя скучать.

– Чаще смотри почту, Джой! И обязательно – на горизонт!

Капитан Глеб поднял её на руки.

– …Следующей весной я покажу тебе, какую вкусную еду готовят моряки из больших тунцов альбакоро; мы обязательно отправимся с тобой ловить лангустов на рифах.… Ну, не плачь, прошу тебя – только не плачь!

Слабо склонив голову и обняв его, Джой вытирала слёзы о плечо Глеба.

– Я свободен! Понимаешь, свободен.… В этом вся моя жизнь!

– Но ты же так одинок!

– Моё одиночество класса «люкс». Я сам себе его выбрал. Просторное сердце делает многих людей несчастными. Не очень большое преимущество – иметь большое сердце.

Потихоньку напевая, Глеб с улыбкой баюкал притихшую на его руках Джой.

– …Вот, посмотри на это вечернее небо. Видишь, там, высоко-высоко, плывут тонкие, просвечивающие дымчатые полоски? Это перламутровые облака, их можно увидеть на очень тёмном небе, после захода или перед самым восходом. Если эти облака появляются, то, значит, завтра всё сложится хорошо, с утра обязательно выглянет солнце, и у всех будет хорошее настроение…

– Жизнь должна быть лёгкой, как пёрышко, милая Джой…

Он целовал её, успокаивая, а она рыдала, совсем уже не отрывая мокрое лицо от плеча Глеба.

И звенели в тишине мгновения их короткой, счастливой жизни….

– Эй! Э-эй?!

Из темноты у ворот донеслись тихие вежливые возгласы.

– Джако, это ты? Заходи.

На тропинке, ведущей от ворот к веранде, зашевелилась в пространстве белая рубаха. Ни лица́, ни ног, ни рук темнокожего Джако в сумраке, добавленном тенями высоких кактусов, не было видно.

– Привет!

– Здравствуй, Джако! Что-то нужно?

– Смотри! Это тебе!

Джако вплотную подошёл к Глебу, чтобы тот смог внимательней рассмотреть подарок.

В его руках шевелились и попискивали два крохотных щенка.

– Ой! Откуда они у тебя?!

Джой вскочила с кресла, босыми ногами пробежала к ступенькам.

– Английская яхта в гавань пришла. У них много. Я попросил – они дали мне их. Хочешь, тебе подарю?

Глеб захохотал, обнял негра вместе со щенками.

– Они же не черепашки, дружище Джако, их незаметно с собой в самолёт не возьмёшь! Хотя красавцы, особенно вот этот, коричневый, с белыми пятнами! Похож на лэндзира.

– И глазки у него голубые!

– Неужели тебе такие нравятся!?

Глеб искоса взглянул на Джой.

– Возьмёшь?

– Да, вот этого, коричневого…

– Назови его Пэл.

– Хорошо.

Джой прижала пушистого щенка к груди.

Потом, когда Глеб включил большую красную лампу в углу комнаты, и встал перед ней, жадно вглядываясь напоследок в милое лицо, Джой приподнялась на кончиках пальцев и ещё раз сильно обняла его. Увидела то, что хотела запомнить надолго. Синие, печальные глаза.

А она в жизни капитана Глеба Никитина осталась именно такой – робкой, тревожной, бледной от невысохших слёз….

Маленький джип медленно выкатился за ворота. Последний раз, под светом фонаря, мелькнуло: «Land of Sea and Sun».

Глеб вышел из душа, сильно вытираясь мягким оранжевым полотенцем. За открытым окном, внизу, в бухте, уже начинали грохотать первые далёкие залпы салюта. Ежегодная яхтенная регата на острове Антигуа стартовала.

Походная сумка была уже заблаговременно и точно упакована, оставалось только правильно распорядиться подарками и окончательно застегнуть остальные ремни. Капитан Глеб подкинул, поймал на ладонь знакомый блестящий браслет из рыбок.

«Двадцать четыре…».

С вещами всё было решено.

Он встал у окна, с улыбкой, по-мальчишески считая секунды промежутков между появлением очередной вспышкой салюта и оглушающим раскатом. Привычно набрал номер на своём телефоне.

– Здравствуйте, уважаемая Наталья Павловна! Разбудил? Не гневайся, пожалуйста, прошу тебя, за моё молчание! Поверь, не до милых разговоров все эти дни было…. Снег там с вас идёт? Здорово! Я скоро буду. Да, сейчас уже еду в аэропорт…. Пока. Целую.

Торжественные раскаты помешали капитану Глебу Никитину оставаться до конца бдительным. Шорох шагов и голос за спиной он услыхал одновременно.

– Не будешь. Погорячился ты, приятель, малешко…

Конечно, резко обернуться и приготовиться к неприятностям было бы пустяшным делом, но абсолютно бесполезным в данных, тревожных обстоятельствах.

На пороге комнаты стоял Немой. Блестящий полицейский револьвер в его руке подтверждал, что действительно, в словах и поступках Глеба Никитина была допущена некоторая не очень оптимистическая спешка.

– Ну, привет, россиянин…. Только не трепыхайся. Вот так, стой правильно.

Глеб аккуратно положил телефон на столик, движением ладони задумчиво пригладил короткие седоватые волосы.

– А смысл? Всё закончено. Я улетаю. Тебя с помощью американцев найдут в какой-нибудь местной норе через пару дней…

Немой-Роман захохотал с искренним весельем, переложил револьвер из руки в руку.

– Опять ошибка. Улетаешь не ты, а я – мне же гораздо нужней! И это тебя очень скоро найдут здесь, распухшего от жары и с простреленной башкой.

Большой человек продолжал хохотать, морщась от боли.

– …Твои документы, твой билет, твои вещи – и при них я, настоящий русский парень, при этом очень разговорчивый. Классно придумано?! Какой шанс! Никто не ждёт от убогого немого придурка такой фишки! Завтра я уже буду гулять по Лондону…

Такая точность в расчётах противника была излишней и даже обидной. Глеб прыгнул в сторону, пытаясь разбить единственный на всю комнату светильник. Грохот выстрела и очередной залп торжественной яхтенной иллюминации совпали.