Пересмешник, или Славенские сказки - Михаил Чулков

Она послала одного из своих воинов привести на корабль оставленных у Кидала телохранителей, которые, пришед, объявили ей, что Кидал не столько уже чувствует отчаяния и приходит помалу в прежние свои чувства. Плакета, укрепив свое сердце и собрав почти уже все потерянные силы, приказала поднять парусы и поехала от острова, оставила Кидала; но любови к нему оставить ей было невозможно, которая поминутно возрастала в ее сердце.

По малом забвении, когда отворил плачевные глаза свои Кидал, то первое предприял возблагодарить незнакомую героиню за оказанное ею об нем сожаление. Пошел он на тот берег, подле которого стояли корабли, и как увидел, что оных уже нет, то вздрогнул необычайно и пришел в великое удивление; сердце его в то время тронулось и облилося кровию, как сам он сие чувствовал. Первое, вообразились ему весьма живо все прелести ушедшей Плакеты, начал он воображать ее поминутно, и чем больше думал, тем становилась она приятнее и вкоренялась больше час от часу в его прельщенные мысли. Время удаляло Плакету от острова и умножало в сердцах сих двух любовников начавшуюся внезапно страсть.

Кидал вдруг поражен был двумя нечаянностями, то есть великим сожалением и еще больше того любовию: чего ради находился уже совсем неспособным сносить уединения. Он возвратился домой совсем не с теми мыслями, которые имел, вышед из оного. Печаль его о Ранлии начала уступать место любви, сетование его исчезло, и родилась на место оного великая задумчивость.

Три дни не говорил он со своими служителями и находился в таком глубоком смущении, что они отчаявалися видеть его живого. В четвертый день, когда находился он в таком месте, на котором имел первое свидание с Плакетою, и простирая плачевный свой взор в пространное море, увидел нечаянно сражение между собою двух морских чудовищ, которые, поражая друг друга, приближались к острову; и когда приближились весьма близко к оному, то дельфин победил своего неприятеля, который очень скоро скрылся во глубину и больше уже не показывался.

Кидал уверен был действительно, что дельфины не допускают утонуть человеку и выносят из моря на твердую землю. Не отпуская его далеко от берега, бросился с горы в воду. Дельфин, озрясь тотчас назад, увидел, что человек бьется между волнами, возвратился и, посадя к себе на спину, поплыл к той стороне острова, где находилась мель и можно без всякого препятствия взойти на берег, и тут хотел оставить Кидала; но он не сходил со спины его и держался за оную весьма крепко, по чему узнал дельфин, что человек сей не хочет быть на этом острове, и так пустился с ним в пространное и неизмеримое море.

Аскалон по ушествии от него Кидала пошел к тому камню, под который сходил с Гомалисом, и там ожидал к себе князя духов, держа в руке голову невинного человека, которую принес он жертвою демону. Гомалис немедленно вышел к нему из водяного ада и, приписав ему достойную похвалу за весьма важную услугу, говорил:

— За сие дам я тебе Асклиаду, и ты что хочешь, то можешь над нею сделать. Вот тебе перстень, — продолжал он, подавая оный Аскалону, — в нем обитает дух, который будет тебе послушен только в том, что принадлежит до Асклиады, а в прочем власти твоей более повиноваться не будет; меня же больше ты не увидишь до тех пор, покамест судьба не лишит тебя жизни; с Кидалом что воспоследует и что учинит Артаира- я это знаю, и открыть тебе мне оного невозможно; голову сию похорони ты вместе с телом и после предпринимай все, что тебе угодно, только опасайся каяться в том, что ты дал мне рукописание: ибо прежде еще определенного окончания твоей жизни заключу тебя во ад на все неизъясненные мучения. Прощай!

Выговорив сие, Гомалис исчез, а Аскалон пошел положить голову к телу, и когда сие исполнил, то, пришед в Кидалово обитание, нашел слуг его в жестокой печали и погруженных в слезах. Они объявили ему, что государь их пропал, и думали, что какой-нибудь зверь поглотил его живого. Аскалон, памятуя слова Гомалисовы, обнадеживал их, что он жив, и прилагал старание целую неделю для сыскания его; ибо он не ведал, куда скрылся Кидал, а как в сие долгое время не мог найти его, то и подумал, что Плакета каким-нибудь тихим образом увезла его с собою.

Оставив попечение о сыскании Кидала, предприял стараться, каким бы образом приехать ему на остров Млакон: чего ради пришед в уединенное место и отвязав от талисмана данный ему Гомалисом перстень, надел его на руку и увидел пред собою человека, который готов уже был исполнять его повеления.

— Слушай, мой друг, — говорил ему Аскалон, — мне надобен корабль для отправления в Алимово владение.

— Завтра оный будет к сему острову, — отвечал ему дух, — ибо по повелению Гомалисову некоторые мореходцы потеряли на море путь; они заедут завтра сюда, и я должен быть проводником их. Ты, Аскалон, делая меня человеком, должен перстень этот иметь на руке; а если где не должно мне быть, то снимай его и привязывай к талисману, тогда я видим не буду.

Аскалон благодарил его за сие уведомление и, возвратясь к Кидаловым служителям, приказал им готовиться к отъезду.

Поутру проснувшись, увидели они пришедший корабль, и начальник оного, пришед к ним в обитание, просил от них помощи и показания дороги. Аскалон обещал ему сделать сию услугу, а в воздаяние за оную просил, чтобы он отвез его на остров Млакон. Мореходец с радостию к тому обязался, и начали потом приготовляться в путь. Корабельщики починивали на судне снаряды, запасались свежею водою и радовались, что имеют нужду сыскать потерянный путь.

Служители носили их имение на корабль, готовили место Аскалону, так, как своему повелителю, и ожидали нетерпеливо пришествие его на оный; а он в уединенном месте располагал вредное свое предприятие и усердно старался о произведении своего злого намерения в действо, и как начал думать, что весьма хорошо расположил свои мысли, то пришел на корабль и приказал оный отвалить от берега.

В четвертый день их путешествия, в которые во все дул им благополучный ветер, увидели они корабль, брошенный на мель и почти совсем поврежденный. Аскалон посылал туда на малом судне, и приехавшие объявили, что корабль тот стоит пятый месяц на сем месте и люди на оном съели все свои припасы, а теперь бросают жеребьи и едят того, на которого падет сие несчастие.

Аскалон поехал сам на тот корабль, и когда вступил на оный, то люди, которых уже весьма мало осталось, бросились к нему и, упавши пред его ногами, просили избавления, которых приказал он перевести на свой корабль; потом, ходя по каютам, нашел в одной сидящего мужчину и держащего на коленах своих прекрасную женщину, которая казалась при последнем уже издыхании. Мужчина назывался Менай, а женщина Ливона, как после уже о том узнали. Менай сидел бесчувственный и смотрел на Аскалона недвижимыми глазами; у Ливоны во рту был его рукав, который столь крепко сжала она своими зубами, что насилу вынять у ней оный могли.