Генерал Карбышев - Евгений Решин

С октября 1941 по март 1942 года из десяти тысяч наших офицеров осталось в живых едва ли пятая часть.

В Замостье уборщиком в 11-й барак назначили Т. Н. Шумилина. Он знал Карбышева по Острув-Мазовецка и обрадовался новой встрече.

«В генеральском бараке, — вспоминает Шумилин, — как и в других, были двухъярусные нары. Только генералу Карбышеву дали односпальную деревянную кровать, которая стояла за фанерной перегородкой. Я и друг Карбышева полковник Петр Филиппович Сухаревич помещались рядом с ним за перегородкой.

Каждое утро Дмитрий Михайлович вставал раньше всех, тихо будил меня, напоминая:

— Пошли на зарядку!

Внешний вид его пугал — маленький рост, худоба, кожа да кости, запавший рот… Но стоило ему заговорить, и он становился прекрасным: лицо вдохновенное, глаза с искоркой. Мы готовы были слушать его без конца.

Каждое утро мы умывались снегом, прогуливались, потом шли в барак завтракать. Завтрак наш состоял из миски брюквенного супа и ста граммов хлеба. После завтрака я уходил на промысел: раздобыть где-нибудь морковку. У меня был знакомый повар Чернецкий, с которым я когда-то вместе служил в армии, и он время от времени выручал меня, давая морковь и другие овощи. Когда я приносил их в барак, Дмитрий Михайлович говорил: „Вот это витамины!“ Но беда заключалась в том, что у Карбышева действительно не хватало зубов, он потерял их уже в плену. Я тер морковку самодельным ножом, и мы оба наслаждались этим лакомством».

Старший лейтенант Петр Павлович Кошкаров, один из героических защитников Брестской крепости, попал вместе с Карбышевым в Замостье. Приводим отрывок из его воспоминаний, хранящихся в Музее артиллерии, инженерных войск и связи в Ленинграде:

«Дни шли за днями. Все чаще к Карбышеву приходили военнопленные, обращались к нему за помощью и добрым советом, которые они всегда получали от него.

Чтобы поднять дух военнопленных и их волю к борьбе, Карбышев часто рассказывал военнопленным о славе русского солдата.

На одной из таких бесед в бараке присутствовали начальник полиции лагеря предатель Скипенко и комендант Козлов. Последний ехидно спросил Дмитрия Михайловича:

— Что это вы все о славе русского оружия толкуете? С каких это пор пришла к нему слава?

— С каких? — переспросил Карбышев и продолжил: — Да с первых лет образования русского государства, если знать вам угодно. Еще со времен князей Олега и Святослава и вплоть до наших дней слава русских воинов всегда стояла на очень большой высоте. Француз Ланжерон, служивший в России при Екатерине Второй, констатировал, что русская армия, несмотря на серьезные недостатки ее организации, очень сильна. Он весьма убедительно объяснил это великолепными качествами русского солдата… Великий полководец Суворов считал, что для русского солдата нет ничего невозможного, что он чудо-богатырь… — и генерал, словно обозревая всю историю нашего Отечества, стал раскрывать перед нами ее героические страницы…

Карбышев привел еще много других примеров героизма русских солдат в борьбе с врагами. Он говорил о решающей Бородинской битве в Отечественной войне 1812 года, выигранной нами благодаря мужеству воинов и всего народа. Об осаде Севастополя в Крымской войне, которая вошла в историю как образец героизма русских солдат и моряков. Не упустил и первой мировой войны, подробно рассказывал о Брусиловском прорыве…

По-видимому, Дмитрий Михайлович умышленно умолчал о многих войнах России с Германией. Это заметил комендант Козлов.

— Генерал, — произнес он с несвойственной ему учтивостью, — вы прекрасно знаете историю, но, насколько мне помнится, Россия вела войны не только с Польшей и Францией, но и с великой Германией. Не хранятся ли в вашей памяти какие-либо сведения на этот счет?

— Почему же, господин лейтенант, сохранились, приходите как-нибудь на досуге, я продолжу…

Козлов не угомонился:

— А почему бы не теперь, генерал?

— Что ж, — Дмитрий Михайлович посмотрел на сидящих возле него советских офицеров. Ближние к нему нары были заполнены до отказа. Никто не шевелился — сосредоточенное молчание. И все смотрели на него, ждали… — Господин лейтенант, я могу кратко напомнить вам, что на протяжении всей истории нашей Отчизны русский народ вынужден был не раз браться за оружие и давать отпор немецким захватчикам…

Генерал опять начал с далекого прошлого. С возникновения на границе Руси Тевтонского ордена псов-рыцарей. Тевтон-рыцари совершали частые набеги, нападали на русские земли — опустошали, грабили, убивали людей. Чаша терпения переполнилась. Русские на льду Чудского озера разбили псов-рыцарей 5 апреля 1242 года.

— Надо ли подробнее рисовать картину Ледового побоища? Всем оно знакомо со школьной скамьи…

Карбышев замолчал. Все боялись, что Дмитрий Михайлович поплатится за дерзость. Но Козлов слукавил:

— Кто старое вспомянет, тому глаз вон. Кажется, так гласит русская пословица. Но мне бы хотелось дослушать ваш исторический экскурс.

— Правду истории скрыть невозможно, — ответил Дмитрий Михайлович. — Я ее только напоминаю вам…

И генерал напомнил 1410 год, битву под Тененбергом и Грюнвальдом, которая ускорила закат некогда могущественного Тевтонского ордена. Ратники князя Ивана III помогли Новгороду и Пскову отбиться от разбойничьих нападений ливонских рыцарей. В 1501 году в сражении близ крепости Гельмед русское войско разбило ливонцев, а еще примерно через полстолетия пали такие крепости, как Дерпт, Мариенбург и Феллин.

Приведя высказывания самих немцев о том, что они сами по легкомыслию вызвали и начали войну, Карбышев снова сделал паузу и раздумчиво заключил:

— Мне кажется, что история повторяется. Уроки ее не учтены…

— Не делайте преждевременных выводов, генерал, — строго сказал Козлов, — продолжайте экскурс.

— Экскурс так экскурс — хоть и словечко-то не русское да и по смыслу неточное, — ответил Карбышев и, как ни в чем не бывало, перешел к изложению дальнейшего. Он вспомнил любимую поговорку прусского короля Фридриха II: „Если вам, то есть немцам, нравится чужая провинция и вы имеете достаточно силы, занимайте ее немедленно“. Затем отдал должное Фридриху II.

Он и впрямь вышколил мощную армию для насильственного захвата чужих земель, ввергнул Европу в кровопролитную бойню на целых семь лет — с 1756 по 1763. Фридрих II рассчитывал не только на мощь своей армии, но, главным образом, на слабость России и ее противоречия с союзниками — Францией, Австрией и Саксонией. „Москвитяне суть дикие орды, — говорил Фридрих II, — они никак не могут сопротивляться моим благоустроенным войскам. Надеюсь, мы скоро отделаемся от русских и притом дешевой ценой“.