Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Есть, — отвечает мэтр Эсташ, — отчего не быть? Все остальные, кроме этих — хорошие.

Ровные линии предметов, ровное сухое тепло, не зависящее от капризов погоды, свет, который падает как удобно, а не как заблагорассудится светилу или слугам. Удобство — не каприз и не привилегия, удобство — это сбереженное время, нерассеявшееся внимание, неулетевшая мысль.

Только вот сейчас оно очень мешает. Потому что каждым предметом на своем месте, каждой сначала рассчитанной, а потом обкатанной подробностью напоминает тебе: ты мог сделать все иначе. Ты умеешь. И у тебя было время. А ты пустил дело на самотек, хуже, ты приставил к нему первого подвернувшегося прохвоста, решив, что вреда не будет. И вот теперь изволь принимать последствия. Из которых труп прохвоста — самое невинное. Покойному дали исключительно простое распоряжение: завести дружбу с кем-нибудь из ромского посольства. Ничего более. Выделили на это средства. В веселом городе Орлеане легко и просто угодить чужакам, показав им, где можно повеселиться. Этого хватило бы. Вино развязывает языки, доверие позволяет направить болтливый язык в нужную сторону. Так не добудешь особых секретов, но это и не нужно. Пока, по крайней мере. Для начала — знакомство, остальное потом, если понадобится.

Все так просто; все казалось таким простым.

Де Митери, мелкий жулик сомнительного происхождения, умел напускать на себя солидный вид. Для чужаков вполне достаточно. То, что де Митери не слишком часто посещает приемную герцога Ангулемского, Клод считал очень удобным. Разумеется, прохвост представляется доверенным лицом — но лишнего себе не позволяет, в ближайшие помощники не набивается. Ему можно давать мелкие поручения, и этого довольно. В начале мая он сообщил, что дело сдвинулось, знакомства заведены. Неделю назад от него передали, что все складывается весьма удачно…

Теперь прохвост мертв. Убит. Одним ударом.

Когда в снятой им гостиничной комнате нашли труп, де Митери уже успел слегка подтухнуть, а с кем встречался жилец, прислуга не помнила. «Кто-то из ромеев, красавчик», вот и все, что удалось узнать. И то неизвестно, в общем, ромей ли то был, или после него де Митери встречался с кем-то еще. Городской страже неизвестно, конечно, пусть сомневаются. Но Клоду вполне очевидно, чьих рук дело. И не так уж трудно представить, в чем причина.

Прохвост увидел повод отличиться, и полез глубже, чем ему велели. Выдал себя, показал, к чему именно питает интерес и какова подоплека дружбы с кем-то из свиты герцога Беневентского. Возможно, даже успел что-то узнать. Может быть, стоящее. Или то, что герцог Беневентский счел стоящим и ответил, однозначно и очень жестко: лицемерного дружка велел убрать. Обозначил границу: не суйся к моим людям ни с чем.

Могло бы быть и хуже, могли бы перекупить… в Орлеане поступили бы именно так, но папский посланник действует, словно он у себя дома.

Скорее всего — так.

И никто не виноват, кроме тебя самого. Даже де Митери не виноват, он всего лишь действовал как глупая мелкая рыба. Но ты знал, что он — глупая мелкая рыба. И решил, что обойдется. Что пить с ромскими мальчишками можно послать и такого. Наглядный урок оказался хорош. Главное, случился очень вовремя. Если посол не ограничится уже сказанным, если он пожалуется королю — Людовик сочтет происшедшее нарушением их негласного договора. И будет, со своей стороны, прав. В кои-то веки, прав.

А вот ты опять неправ. Увлекся. Рыдать смысла нет, если посол решит доложить об инциденте, он о нем доложит. А вот выяснить точно, что там произошло, необходимо. Де Митери — прилипала, но нет той мелочи, вокруг которой не кормилась бы своя мелочь. А, значит, с ним кто-то был. Кто-то мог что-то видеть и запомнить. Нужно это запомненное собрать и посмотреть, что получится. Послать надежных людей… на этот раз. И не строить догадок там, где можно опереться на факты.

Хозяин кабинета гладит ручку кресла, не замечая этого.

У де Митери, разумеется, были приятели и в городе, и в свите Клода. Если вычесть собутыльников, которых у покойника хватало, то останется пара человек, с которыми он сошелся поближе. Но один отправлен в Лютецию с поручением, а другой в Орлеане. Прохвосту нередко составлял компанию Шарль Мюлер, выходец из Дании, такой же скользкий тип, якобы жертва преследований за веру, а на самом деле — беглый двоеженец. Весельчак, гуляка и дуэлянт, это если с виду. Еще и мастер вскрывать чужие письма, чем, собственно, и ценен. У де Митери с ним были какие-то свои дела, слишком мелкие, чтобы это интересовало герцога Ангулемского, но о том, что дела есть, Клод знал.

Знать все обо всех свитских и их окружении — не привычка, не необходимость даже: единственно возможный образ действия. Лучше трижды выслушать, кто с кем пьет, спит, что при этом говорит, чем упустить хоть одну мелочь. Люди должны ложиться в руку как рукоять меча, удобно и привычно, без раздумий.

Но даже и тогда можно промахнуться. Особенно, если проявить небрежность.

Вот с Мюлером следует побеседовать лично, хотя не исключено, что на этот раз с ним куском не поделились.

Но в этом случае, он, скорее всего, во-первых, будет обижен на приятеля, а, во-вторых, сделает все, чтобы отвести от себя подозрения. Значит, будет говорить, и много. Лгать же, вопреки распространенному убеждению, такие люди не умеют. Любят, но совсем не умеют. В отличие от того же Людовика — или от Джеймса Хейлза. Не следи мои люди за его домом, я и знать бы не знал о том, что милейший дальний родственник связан с кем-то в Равенне. Нет. Это на другую полку и позже. Сейчас — Мюлер и де Митери.

Мюлер нашелся к полудню. Приказ явиться прямиком к герцогу, кажется, счел добрым знаком. Правда, глаза бегают, едва заметно так, вроде бы обстановку разглядывает… но разглядеть ее у него возможность уже была, а за три года в кабинете ничего не изменилось. Наряжен, надушен, бодрится. Может быть, уже знает о смерти приятеля и надеется занять его место? Или попросту ждет поручения и возможности заработать?

Все-таки дворянину, даже такому сомнительному, как Мюлер, бедность не пристала. От нее в голове заводится слишком много лишних мыслей. Как обзавестись состоянием, например. Или как выплатить долги всем, начиная со шляпника и заканчивая борделем. С другой стороны, личные затруднения очень удачно отвлекают многих от затруднений государственного свойства. Представим себе тысячи таких Мюлеров в политике… и получим даже не Альбу, а Арелат.

— Расскажите мне все, что было у де Митери с людьми из посольства. — Своим не нужно объяснять, что все — это значит все, до капли. — Не упускайте ничего. Меня интересуют и случайные встречи, и слова, сказанные потом. Каждый шаг. Вы меня не утомите.