Бреслау Forever - Анджей Земяньский

— Блин! — снова раздалось в его голове. — У нее месячные!

Теперь Славек глянул на проходящего мимо ксендза.

— Холера! А у этой — пенис!

— Ничего, зато платьице классное, — буркнул Сташевский.

В машине, по-видимому, прошел обмен мнениями, потому что Гофман отозвался только через минуту.

— ОК. Лазер и GPS?

— Первый шаг, второй, третий, четвертый….

— ОК. Теперь второе.

— Так вы же видите мою позицию.

— Ой-ой-ой, какие мы раздражительные. Пистолетик заряжен? Жилетик не давит?

— Все в норме.

— Гляди, какой официальный, — Гофман обратился к технику. Потом снова подсунул себе микрофон. — Иди прямо, укротитель духов. Специально для тебя работает радиостанция «Полис секс энд рок-н-ролл стейшн». — Он запустил в наушник грохочущих «Секс Пистолз». — И еще, для нашего неустрашимого победителя лесбиянок, цитата из Писания: «И даже если бы шагал я тенистой долиной…» — не усрусь. Ибо братья надели на меня памперс!

Сташевский расхохотался прямо в лицо идущей старушке. Та испуганно отшатнулась.

Славек пошел прямо — по улице Лацярской, по которой уже много раз шли офицеры, ведущие это следствие. И не было Мариолы, которая всегда могла его поддержать. И это в тот самый момент, когда он так в ней нуждался. Что ж поделаешь. Он оглянулся назад, на специальный автомобиль. Помощь уже была вызвана. А дальше он остался сам. Ну и ладно. Он привык. Закон Мерфи. Все подводит именно тогда, когда более всего нужно. Сам он ничего конкретного не чувствовал. Несмотря на грохот панк-рока в ушах, Славеку казалось, что его окружает странная пустота. Он шел среди немногочисленных в это время прохожих. Те казались отсутствующими, зелеными, если можно так выразиться. Он уже видел подобных людей, когда отрабатывал практику в каком-то учреждении сразу же после учебы. Люди зеленого цвета в лифте. До него не доходило. Какого ляда они переживали это все, если не хотели. А потом чаек, кофеек, уже в конторе. Завтрак. И уже даже не симуляция работы. Одуряющее, серое существование. Из скольких мгновений состоит жизнь человека? Сколько чайков мы выпьем? Сколько засчитаем себе дурацких скандалов? Он пожал плечами. Но зачем все это? У него был рецепт жизни, как у всякого холостяка. Связь длительностью в пару лет — так говорила статистика. А с другой стороны, ему было жалко. Потому что обычно он включался в эту связь без остатка. Не считая дебильных съемов в каждой командировке. И у него имелась целая коллекция «военных трофеев»: трусики, лифчики, имелась даже одна мини юбка, поскольку женщина ушла в его брюках. К счастью, у него была вторая пара. Как-то раз он признался Мариоле, что трахнул известную телевизионную редакторшу. На это она лишь спросила, что он чувствует, видя ее на экране. «А ничего», — ответил Славек, в соответствии с истиной. Он тогда нажрался по самые зеленые помидоры. И вот сейчас, что было глупым по его собственному разумению, он бросил пить. Даже Мариола, видя его совершенно трезвым, сказала:

— Вот теперь, видимо, начну стыдиться, когда ты станешь заниматься со мной сексом. Впервые в трезвом виде.

Он не заметил, как добрался до внутреннего дворика монастыря; уселся на маленькой лавочке у стенки, окружающей клумбу. На все это дело ему было насрать. Славек даже зевнул от скуки. Он помнил, как Мариола завела в его ноутбуке папку с названием «Отпуск мечты», поместив туда фотографии с их совместной поездки на море. Сташевский любил их пересматривать. Интересно, а для кого такую же папку Мариола создаст в будущем году? Интересно, а какая женщина создаст подобную папку для него?

— Что ты испытывал, когда ты снял женщину своего коллеги, спал с ней, а потом они приехали к тебе? — спрашивала Мариола. Они спали на твоей кровати, а ты — в комнате рядом. Что ты тогда чувствовал?

— Ничего, — всегда отвечал он в соответствии с правдой, если такое ничего ему не стоило. Сейчас он усмехнулся собственным мыслям. А что он чувствовал в данный момент? Ничего.

Сбоку к нему подсел Мищук.

В первый момент Сташевский его и не заметил, поскольку был погружен в свои мрачные размышления, коварно спутанные с восприятием окружающей красоты. Только он один мог соединить в себе эти два аспекта действительности одновременно. Боль и красота, полнейшая усталость и разрывающая энергия; какое-то страшное знании, которым обладал наряду с детской наивностью. Да, именно! Сташевский поймал себя на том, что все его мысли делаются все более наивными.

— Почему вы такой печальный? — спросил Мищук.

Славек глянул на типа в распахнутой американской куртке. Брать себя в руки он умел, хотя впечатление было ошеломляющее.

— А вы не были бы печальным? — ответил он. — Вот, веду следствие по какому-то идиотскому делу, которое тянется еще с тридцатых голов прошлого века, офицеры гибнут один за другим, у меня нет ни единого подозреваемого и… И тут вдруг ко мне подсаживается тип, который мертв несколько добрых десятков лет. Вы не назовете это причиной моего состояния?

— Жизнь всегда несет с собой разные неожиданности.

Сташевский слегка усмехнулся.

— В вашем случае, это даже трудно назвать жизнью.

Мищук расхохотался.

— Ты гляди… А вот тут пан меня и подрезал…

— Вы…

Он не смог докончить, потому что в наушнике раздался голос Гофмана:

— Славечек, а не мог бы ты нам открыть, с кем ты там разговариваешь?

— С паном Мищуком.

Тихое чмокание в микрофон.

— Я серьезно спрашиваю.

— Господи Иисусе, ну, с Мищуком, потому что он подсел ко мне на лавочку! Мне что, сунуть его удостоверение личности тебе в камеру?

Долгий перерыв.

— ОК, врубился. Применяю процедуру: «Полицейский в операции — не может говорить — опасность». Наши подойдут через десять секунд. Восемь, семь, сразу же займем и коридоры, пять, четыре…

— Нет! Нет, нет, нет! Ты неправильно меня понял!

— Операция — стоп! — Гофман рявкнул так, что у Сташевского чуть не лопнули барабанные перепонки. — Что ты, курва, имеешь в виду? — Это он уже добавил, по крайней мере, тише.

— Ничего не происходит. Никакой опасности нет.

— Так с кем ты тогда разговариваешь?

— Говорил. С Мищуком.

— Покажи его.

— Так я же гляжу на него.

До Славека донеслись тихие голоса на фоне.

— Камера номер один, на виске — ничего.

Сташевский узнал голос техника.

— Камера номер два, в сумке — ничего. Камера номер три, на крыше — ничего.

— Сканирование в инфракрасном излучении?

— Ничего нет.

— Славек, — это опять Гофман в ухе, — прицелься в него лазером.

Сташевский поднял сумку и направил в соответствующую точку.