Тайная каста Ассенизаторов - Андрей Стригин

— Ты, может, протиснешься, но не мы, — грустно улыбаюсь я. — Но, попробовать стоит. Осман, лаз видишь?

— Очень хорошо. Судя по всему, они здесь часто ходят.

Взбираюсь на ящик, свечу фонарём. Мрачное зрелище, крысиный ход идёт между путаницы из кабелей, всюду битые бутылки, сломанные доски, консервные банки, осколки керамики и нестерпимо воняет крысами, их помёт повсюду.

— Я полез, — Осман снимает вещмешок с плеча, автомат и, толкая впереди себя, пытается влезть в узкий лаз. Долгое время у него ничего не получается, затем, зашатался в груде мусора тяжёлый шкаф и Осман потихоньку протискивается вовнутрь.

Как бы его ни засыпало. Это верная смерть, причём ужасная, крысы не преминут воспользоваться таким подарком судьбы. Но, вроде пролез.

— Катя, теперь ты.

— Эх, причёску испорчу, — хорохорится она.

— Шапку на уши сильнее натяни, — советую я.

— Спасибо, напарник, за заботу, у тебя всегда, получается, утешить девушку. Слушай, Кирилл! — она едва не подскакивает на месте.

— Ты чего? — удивляюсь я.

— А как здесь Рита прошла? Она же такая здоровая в образе питбуля.

— Вряд ли она выбрал этот путь, думаю, есть другие, обходные пути, — мне становится очень грустно, едва сдержал слёзы.

— И всё же, она здесь прошла.

— С чего ты взяла?

— Посмотри, это не её вещмешок?

Действительно, в путанице из проволоки завяз знакомый предмет. Кидаюсь к нему, развязываю узел, в нём Ритины вещи.

— Значит, чтоб пролезть сквозь лаз, она приняла обличие человека, — делает вывод Эдик.

— Представляю, как ей сейчас непросто, — мне настолько становится за неё страшно, что для себя принимаю решение, если она выживет в страшных лабиринтах заброшенного метро, её не брошу. Образ Стелы, болезненно сжав сердце, отступает на второй план, перед глазами возникает трогательное лицо Риты, её неизменный румянец на щеках и пылающая любовь в глазах.

— Не раскисай, напарник, Рита в состоянии за себя постоять, — Катя жёстко смотрит, слегка прищурив, горящие изумрудным огнём, глаза. Она лезет крысиный ход и вскоре, дрыгнув ногами, исчезает.

— Теперь ты, Эдик.

— Вроде как идёт кто-то. Слышите, шаги? — встрепенулся друг.

— Быстрее лезь! — толкаю его.

— Нет, я остаюсь, вы не успеете, — останавливается как вкопанный Эдик.

— У тебя нет автомата, лезь быстрее, — меня окатывает волной ужаса, все мы слышим тяжёлую шаркающую походку. В глубине туннеля вырисовывается силуэт огромной женщины.

— Проснулась, всё же, — застонал Герман Ли, бросается на землю, прячется за ржавой арматурой и готовится к стрельбе.

— Эдик, ты нам мешаешь! — зло ору я, сильно толкаю в спину. Он падает, рассекает лицо об осколок бутылки, обтирает кровь, на лице возникает гримаса сожаления и нехотя протискивается в узкий лаз.

Падаю рядом с Ли. Он отодвигается от меня:- Кирилл, я прикрою, уходи.

— Ты чего, считаешь, я тебя брошу?! — возмущаюсь я.

— Товарищ старший лейтенант, иди на хрен, говорю же, прикрою, зачем нам двоим погибать! — зло выкрикивает Герман Ли.

— Ну, уж нет, дорогой, ты мне не указывай, — щёлкаю затвором, целюсь в жуткую фигуру.

Она идёт медленно, знает нам деваться некуда. Под её весом прогибаются рельсы, ломаются шпалы, её единственный глаз горит мрачным огнём и она улыбается. О, какая страшная у неё улыбка! Душа вымерзает, кровь стынет в венах…

Нервы у Ли не выдерживают, он начинает беспорядочно стрелять, но пули веером расходятся вокруг её тела, как дождь от автомобильных дворников.

— Сука!!! — кричит кореец, выскакивает из завала, бежит к ней, в упор стреляет, пули не причиняют ей ни малейшего вреда, всё так же разлетаются в разные стороны.

— Назад, Ли! — ору я, приподнимаюсь, чтоб бежать к нему. Но тут у неё вытягиваются руки, хватает несчастного человека, и, не раздумывая, бьёт о стенку. Череп лопается, мозги разлетаются по сторонам, Ли изгибается в агонии и свешивается в её руке как плеть.

Меня парализовало от ужаса, не могу сделать ни шага, застыл как столб, не в силах отвести взгляд.

Она присаживается, держит окровавленное тело, жутко улыбается:- Стой человек, стой, а я пока подкреплюсь, — звучит раскатистый голос, даже пространство вокруг содрогнулось. Легко разрывает тело, с наслаждением вонзает зубы в ещё тёплую плоть. Брызжет кровь, трещат кости, мне становится дурно, тихо съезжаю на землю.

Великанша ест долго, обгладывает кости, высасывает мозг и не сводит с меня своего единственного взгляда. Так и сидим друг против друга. Неожиданно я очнулся от нестерпимой боли, мой камень горит как термит, вспыхивает надежда, осторожно тянусь за ним.

Тем временем Лихо, доедает последние куски, швыряет остатки в меня, озирается, видит разлетевшиеся мозги, начинает соскрёбывать со стен и с шумом обсасывать пальцы. Видя, что она отвлеклась, тихонько отползаю к крысиному ходу. На моё счастье она не замечает моих движений, считает, деться мне некуда.

Драконий камень горит, причиняя нешуточную боль, но я не стал его вытаскивать, стиснув зубы, лезу в узкий лаз. Моментально распарываю руки об осколки стекла, но не замечаю боли, упорно вползаю всё дальше и дальше, каждое мгновенье, ожидая, что меня схватят за ноги и вот тут, я уже не успею воспользоваться своим камнем. Но бог милует, меня выдёргивают, но, с другой стороны.

— Что у вас произошло? — выкрикивает Катя.

— Ли погиб, — опускаю взгляд.

Внезапно завал содрогнулся от мощного удара, вниз полетели ящики, камни, зашатались брёвна.

— Уходим! — кричу я.

Вновь удар, многотонная куча сдвигается с места, мусор сыпется под ноги. Не сговариваемся, бежим. Лихо Одноглазое бушует долго, но даже ей не под силу сдвинуть десятки тонн преграды. Грохот стихает, но мы ещё долго несёмся по шпалам как трусливые зайцы.

Неожиданно звучат пистолетные выстрелы, пули жужжа, проносятся над головами, рикошетят о стены, высекая искры, шлёпаются где-то вдали.

— Что за чёрт! — падаем между рельсами, пытаемся разглядеть, кто стреляет.

Выключаем фонари, перекатываемся другую сторону, держим наизготовку автоматы, пытаемся рассмотреть, кто стрелял. С противоположной стороны так же благоразумно гасят фонари, но, невдомёк им, что Катя и я видим темноте, конечно не так как при освещении, но, довольно сносно, словно окружающий мир в чёрно-белом свете.

Прижавшись к стене туннеля, замерли три человека. Они напряжены и готовы моментально открыть стрельбу на любой отблеск света и возникший шум. Мне не составит труда размазать их по стенам, держу под прицелом, палец дрожит на курке, но, выстрелить не могу. Ощущаю чужой, дикий страх, они на гране помешательства, а я словно тире, перевожу прицел то от одного человека, то к другому. Боюсь, Катя не выдержит и начнёт поливать чужаков очередями.

Неожиданно она грозно пищит:- Эй, вы, трое, я вас вижу, бросайте стволы! — её девчачий голосок, звонко пронёсся под сводами туннеля.

Они вздрагивают, один из них лихорадочно стреляет на голос, пули щёлкают в опасной близости, но два других отступают в сторону торчащих из стены скоб, вероятно, это лестница, ведущая на верхний уровень.

— Стоять! — грозно командую я и полоснул очередью над их головами.

Двое мужчин, как подкошенные падают на землю, прижимаются к рельсам и, укрываясь за ними, ползут прочь. Я не даю им скрыться, вновь стреляю. Люди замирают и не пытаются отвечать на мою стрельбу, очевидно оружие имеет лишь один из них. Он единственный не упал на землю, распластался по стене, в руке дрожит пистолет.

Вновь грозно пищит Катя:- Ты не понял, оружие на землю!

На этот раз человек отбрасывает пистолет в сторону:- Вы кто такие? — наконец решил спросить он.

— Очнулся! Вы всегда первым делом стреляете, затем спрашиваете? — поднимаюсь я.

— Вы люди? — звучит хриплый голос.

— А ты кого хотел лицезреть?

— Значит, люди, — он сглатывает, словно пытается сдержать рыдание.

Включаем фонари, не спеша идём к ним. Как по команде, Катя и я, прищуриваем глаза, хотя мы в контактных линзах, в темноте сквозь них прорывается зелёный огонь. Нам незачем лишний раз пугать людей.

— Подъём! — командую я.

Двое мужчин нехотя встают, они напряжены до предела, ощущаю безумный страх, в любой момент готовы сорваться с места и нестись, куда глаза глядят.

— Вы, что, мужики или нет?! — Катя тоже чувствует их эмоции, и её это нервирует.

— Женщина? — очнулся один из мужчин.

— Козлы вы! — ругается Катя.

Мужчины с облегчением вздыхают:- Славу богу, люди, — неуверенно улыбаются они.

— Что вы тут делаете? — спрашиваю я.

— Мы диггеры.

— Нашли место для развлечений, — фыркает Катя.

Я разглядываю их. Тот, что стрелял, значительно старше двух других. На вид лет тридцать пять, лицо в щетине, в грязных разводах, скуластый, длинные волосы убраны под потерявший цвет платок, повязанный на пиратский манер. Одет в штормовку, сшитую из брезента, за плечами плотно подогнанный рюкзак, на поясе громоздкая аккумуляторная батарея.