Бриллиантовый дождь - Юлий Буркин

Альбом “Abbey Road. XXI век” не является коммерческим проектом, от его успеха или провала не зависит ничего. Но, несмотря на эту его “никчемность”, я еще никогда не чувствовал такой ответственности. Да, альбом сведен, но, как всегда это бывает, в последний момент обнаружился “ряд мелочей”, и я собирался посвятить им те двенадцать часов, что остались до начала. При чем, я вовсе не был уверен, что этого времени мне хватит.

Понимаете, ведь задача моя, которую подсказал мне однажды мой безвременно усопший ДУРдом, состоит вовсе не в том, чтобы переиграть «Битлз» звуками современных инструментов, это было бы скучно. И не в том, чтобы сделать их песни как-то по-своему – хоть как, лишь бы по-своему – терпеть не могу такие «обработки»… Нет, моя задача – перевести «Битлз» на современный музыкальный язык. Чтобы мой современник, слушая эту запись, получал бы в результате то, что сто лет назад получал, слушая «Битлз», их современник.

Как этого добиться? Точно также, как, например, перевести текст со старославянского на современный русский. Прежде всего, нужно знать в совершенстве оба языка. Вникнуть в оригинал, понять, изучить, прочувствовать, убедиться, что ты овладел материалом полностью, не пропустил ни единого нюанса, а затем изложить все это без остатка сегодняшним языком в сегодняшнем культурном контексте.

Но слова это слова, а музыка есть музыка, тут все спорно. Как делать «Come Together» я понял сразу. Как делать «Oh! Darling» мне подсказал Дом, и я, кстати, поменял последовательность номеров в альбоме, у меня он начинается именно с этой песни. «Here Comes The Sun» мне открыл Чуч, который буквально влюбился в эту песню… За эти и некоторые другие треки я был более или менее спокоен. Но были еще «Something»[30], «Because»[31], «You Never Give Me Your Money»[32] и, наконец, «Golden Slumbers»[33], вся беда которых (или, точнее, моя беда) заключалась в том, что они настолько мне нравились в их первозданном звучании, что я не мог отделаться от мысли, что кощунствую, что-то в них меняя.

Нет, и остальные мне нравились не меньше, но их перевоплощение состоялось как-то само собой, я записал и свел их так, как, мне кажется, сделали бы это сами «Битлз», окажись они в нашем времени, имея наши возможности. А вот с назваными четырьмя вещами я застрял. Они тоже были готовы, но меня не оставляло ощущение, что я что-то испортил, чего-то не донес, где-то сработал на одной технике, спекулируя другими удачами…

Студийный нейрокомпьютер был уже перенесен в демонстрационный зал. Весь день напролет я вновь и вновь слушал альбом, что-то поправлял, что-то менял – баланс, тембры – вводил и убирал инструменты, бэки… И мне все время кто-нибудь мешал. Отключиться я, хоть и порывался, но не мог, ведь все звонили именно по поводу презентации, что-то уточняли, что-то спрашивали, что-то советовали. Ворона, Чуч, кто-то еще… Вдруг нарисовалась конопатая Скюле из Осло, но эту я сразу отправил к свиньям, ее только мне тут не хватало… Хорошо хоть позвонила, а не приперлась без предупреждения. Кристина меня съела бы, она бы ведь сразу обо всем догадалась. Я нашел в баре бутылочку джина и хряпнул сразу граммов двести. С недосыпа они очень плотно прилегли у меня в желудке.

Особенно достали Козлыблины – как реальный, так и виртуальный. То они уточняли порядок песен и их длительность, то им обоим зачем-то понадобился Боб, а потом и его племянничек Какукавка, то Вадик-реальный привязался с тем, чтобы я объяснил, с чего я вообще взялся за эту работу, то он-виртуальный настойчиво выяснял у меня какую-то ерунду, связанную с «Битлз», типа, где жил Ринго в шестьдесят девятом…

– На фиг вам все это надо?! – разозлился я.

– Надо, надо, – заверил Козлыблин. – Не один ты готовишься.

Придурки. Один реальный, другой виртуальный. Два веселых гуся. Впрочем, я еще должен быть им очень и очень благодарен, ведь они взяли на себя организацию видеоряда. Я-то предлагал только аудио-продукт, но людям будет скучновато сидеть в зале и слушать музыку без всякого шоу, какой бы гениальной эта музыка не была.

Сперва я предполагал цветомузыкальное решение – всяческие мигающие лазеры и голографические фигуры, но потом решил, что это ерунда, «Битлз» никогда бы не решили вопрос так банально. Тогда появилась идея прослушивания альбома в полной темноте, вот это было бы в их духе… Но слишком рискованно, не всем это понравится. Но тут, буквально пару дней назад, откуда ни возьмись, появились Козлыблины и давай обхаживать меня, мол, они подготовят весь видеоряд – пустят в дело отрывки из хроник, из фильмов и анимации, дополнят нейрографикой и прочим. Я, конечно, побаивался их самодеятельности, но согласился. Хуже не будет, мне-то самому все равно предложить нечего.

Я устал слушать эти песни, все более убеждаясь, что работа до ума не доведена. А вокруг меня уже вертелся подготовительно-административный смерч, закручивал который Ворона. Какие-то люди носили куда-то столы и стулья, наверное, туда, где после прослушивания намечался фуршет, менялись светильники, запускались игрушки-антигравы: по студии уже плавали разноцветно-серебристые рыбины и одна маленькая желтая подводная лодка… Я старался во всё это не вникать, но и полностью отрешиться от стихии тоже не мог. Для усиления индифферентности накатил еще граммов полтораста…

В какой-то момент меня вдруг охватила просто дикая паника, я понял, что поторопился, что исход этой акции для моего профессионального честолюбия будет летальным. Всяческие представления нужно затевать только тогда, когда выполнено и многократно выверено АБСОЛЮТНО ВСЁ. Поняв всю тщету происходящего, я вынул из ушей мягкие шарики широкополосных наушников, и когда в очередной раз мимо меня, тряся животиком, пробегал Ворона, я поймал его за локоть и жалобно сказал:

– Аркаша, прости. Всё отменяется. Я не готов.

Он повертел пальцем у виска и прокомментировал свой жест:

– Пи-пить надо меньше. И нервы лечить, – сказав это, он вырвался из моей хватки и, продолжая, как ни в чем не бывало, свою бурную деятельность, исчез из виду.

Да он что, баран, не понимает всей серьезности происходящего?! Всей глубины бездны, в которую мы катимся?!! Я тяпнул еще соточку и отправился на поиски. И нашел его руководящим процессом извлечения из подвала каких-то заплесневелых деревянных скамей на ржавой железной арматуре. Плесень и ржавчина будет сняты, скамейки покрыты суперлаком, и через полчаса они будут как новенькие стоять в демонстрационном зале… Но с моего альбома не снять ни ржавчину, ни плесень.

Я поймал Аркашу и сказал:

– Я поехал домой. Я в этом дерьме участвовать отказываюсь.