На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918 - Андрей Черныш

На пути видел, как батальон полковника Ильина, возвращенный командиром полка, спешно вдоль фронта двигался к левому флангу, где положение, кажется, уже было очень шатким.

Только около четырех часов я, голодный, усталый, прибыл в штаб дивизии, который нашел на шоссе верстах в трех от Татарки. Я собирался докладывать о моих похождениях и впечатлениях, но все это уже устарело и не интересовало мое начальство, ибо только что было получено приказание генерала Боровского об общем отходе и оставлении Ставрополя, так как большевики овладели уже Туапсинским вокзалом на восточной окраине города. Начальник штаба писал уже распоряжения об отходе частям дивизии, и я стал ему помогать. На фронте дивизии было сравнительно тихо.

Постепенно свертываясь, дивизия стала вытягиваться по шоссе на Ставрополь, имея затем целью отойти дальше, к ст. Пелагиада. Что большевики были уже в восточной части города, этим как-то не особенно стеснялись и спокойно шли мимо них в каких-нибудь 5–7 верстах: война ведь гражданская, не настоящая.

Прикрывал отход Самурский полк. Против него большевики из района раз. Базового и частью от Татарки перешли в наступление. Но пока самурцы были на месте, наступление это сдерживалось. Когда же стали постепенно сниматься, противник обнаглел и двинулся вслед. Тут у самурцев произошел печальный случай сдачи части одной роты, или вернее, не сдачи, а перехода на сторону большевиков. Перебежчики, ранив своих офицеров, двинулись к большевикам. Но оставшиеся верными солдаты этой и соседних частей стали расстреливать передавшихся. Впрочем, этот печальный инцидент, повторявшийся и впоследствии не раз почти во всех частях, пополнявшихся пленными красноармейцами, – на то Гражданская война, не внес никакого, даже временного замешательства в ряды самурцев. Они медленно, сначала перекатами, отходили в блестящем порядке. Мы невольно остановились и залюбовались самурцами. Противник долго шел за ними, но на очень почтительной дистанции.

В город колонна не заходила и лишь скользнула по его западной окраине, мимо архиерейской дачи, где с шоссе перешли на большак, идущий от Ставрополя на ст. Пелагиада. Поравнявшись с монастырем Св. Иоанна Предтечи на северо-западной окраине города, – с ним нам еще придется впоследствии встречаться – мы сделали привал на большом кургане у дороги. Вечерело, наступали сумерки.

Все страшно утомились и проголодались. Дроздовский был мрачен и почти не разговаривал. Впрочем, настроение у всех было весьма неважное: неприятно было сознавать, что отходим, потому что большевики нас побили и заставили отходить. Начальник штаба, кроме того, жаловался на большое недомогание (приступ испанки), и тем как бы еще более увеличивал общее тоскливое состояние чинов штаба. Перекусив немного, мы в сумерках двинулись далее. До места ночлега было еще верст 10.

Часов около 10 вечера мы прибыли на ст. Пелагиаду, где и расположились кое-как. На станции царил хаос. Автомобили, экипажи, повозки, груженные всяким имуществом, – это все относилось к эвакуировавшемуся из Ставрополя губернатору, полковнику Глазенапу[247] с его губернским правлением. Суета здесь была необычайная и, как всегда у тыловых людей, паническое настроение. Спешно грузилось все в поездные составы и отправлялось на Екатеринодар. К рассвету тут уже ничего не было, станция опустела. Отправили мы и своего начальника штаба, полковника Чайковского, так как его положение сильно ухудшилось, и температура была близка к 40°. Я, как старший, вступил в исполнение обязанностей начальника штаба в этой тяжелой обстановке. Измученный физически до крайности, я почти лично принялся устанавливать связь с полками и выяснять их положение, так как все почти живое в штабе почти мгновенно полегло в мертвецком сне.

Части дивизии остановились поблизости станции Пелагиада: 2-й офицерский полк – впереди нее и правее железной дороги, Самурский – левее между железной дорогой и с. Михайловское и частью в этом последнем. 4-й пластунский батальон – где-то правее 2-го офицерского полка. От противника оторвались и ничего о нем не знали. По-видимому, «товарищи» дальше Ставрополя не пошли, занявшись в нем обычными грабежом и кровавой расправой.

День 15-го прошел спокойно, без событий. Противник не появлялся. Все, пожалуй, этому были рады, – так хотелось отдохнуть.

16-го большевики с утра повели наступление вдоль большой дороги на Михайловскую[248] и скоро ею овладели. Корниловцы отошли к Пелагиаде (селение). Было неприятное осеннее утро, моросил такой дождь, когда отчаиваются, что он может когда-либо окончиться. Заняв Михайловское, большевики стали давить на наш фланг. Севернее Михайловского мы наблюдали бой нашей конницы, Кубанской казачьей бригады генерала Чайковского[249], там же были и наши сотни полковника Шинкаренко, которого, между прочим, Дроздовский резко «разнес» за действия под Татаркой, отставил от командования и грозил предать суду.

Массы конницы в разреженных строях маневрировали в течение не менее часа. Конные лавины то быстро подавались вперед, то снова отходили назад. Так этими танцами, шассе-круазе[250], дело и ограничилось. Не нашлось там настоящего кавалерийского начальника. Генерал Чайковский, старый черниговский гусар[251], не обладал, выражаясь мягко, этими качествами.

К полудню нас стали сильно беспокоить артиллерийским обстрелом. Наша батарея, став совершенно открыто у первой железнодорожной будки, стала отвечать на огонь неприятеля. Большевики обратили на нее свое внимание, и снаряды посыпались, хотя и разбрасывались осень беспорядочно. Тем не менее одна граната взорвалась у самого правофлангового орудия. Мы в этот момент были очень близко к батарее, у железнодорожной будки. Произошло замешательство на батарее, особенно среди передковых запряжек. Но, по счастливой случайности, упавшая граната не причинила никаких потерь, никто не был даже оцарапан, так что все очень быстро успокоилось. Все же шальная граната послужила сигналом к отъезду штаба. В самом деле, мы зря, без всякой пользы торчали чуть не на боевой линии, даже, пожалуй, мешали, так как группа штаба с конвоем начальника дивизии представляла большую цель и навлекала тем огонь противника. Отошли версты три, к следующей, 2-й железнодорожной будке, откуда связались телефоном с полками.

После полудня противник из Михайловского пытался наступать на ст. Пелагиада, оттеснили охранение Самурского полка, при этом опять был случай перехода на сторону большевиков группы самурцев, но ближайшие соседи ее расстреляли почти всех передавшихся и отбросили большевиков к Михайловскому.