Оттенки страсти - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мону усадили в первом ряду среди самых почетных гостей, рядом с отцом невесты. Мистер Катс был важен и горд. Еще бы! Ведь отныне его дочь станет «миледи». Его жена, от избытка чувств то и дело прикладывавшая к глазам носовой платок, не забывала хладнокровно комментировать Моне некоторые подробности, касающиеся непосредственно свадьбы.
– Все кружева на платье невесты ручной работы! – с нескрываемым чувством глубокого удовлетворения сообщила она Моне, когда Сэлли появилась в центральном проходе, ведущем к алтарю, достаточно громким шепотом, чтобы ее реплику смогли расслышать и другие дамы. И Мона невольно опустила голову, чтобы спрятать улыбку.
Венчание прошло без сучка и задоринки. Все было очень торжественно и величаво, хор пел слаженно, а главный шафер не забыл дома венчальные кольца.
Наконец прозвучали знакомые слова венчального обряда: «Что Бог сочетал да не разлучит человек», – и отныне двое легкомысленных взрослых детей стали навечно связаны узами клятвы.
А когда хор мальчиков ангельскими голосами запел псалом о силе совершенной любви, под сводами храма стало необычайно тихо. Умолкли даже веселые смешки в самых дальних рядах, и все, присутствующие на церемонии, преисполнились сознанием торжественности и важности происходящего. Мона, преклонив колени, тоже вознесла горячую молитву за подругу. Да минуют ее печали, молилась она, прося Господа только об одном: оградить новобрачную от соблазнов и искушений, которые в будущем могли бы разрушить счастье Сэлли.
Она вдруг вспомнила собственное венчание, особую торжественность пустого храма, благоуханную свежесть раннего летнего утра, обещавшего столько счастья. Мона почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Всегда, когда мы вспоминаем прошлое, это неразрывно связано с нашим обонянием, осязанием, слухом. Вот и сейчас запах лилий, величественные звуки церковных гимнов подняли в душе Моны волну воспоминаний о былом. Ей даже показалось, что это она стоит сейчас перед алтарем, а рядом с ней Питер, лицо его светится от счастья, но рука уверенно и крепко сжимает ее холодные, дрожащие от волнения пальцы.
В тот момент она тоже молилась, обещала быть хорошей женой и верной спутницей мужу, но не стала ни тем, ни другим. Если правда, что дорога в ад вымощена благими намерениями, то следует признать вот что. Большинство таких обещаний даются новобрачными в час венчания, и молодые в тот момент искренне верят, что их счастье будет длиться вечно, и они проживут в любви и согласии до самой смерти. Ведь простому смертному трудно понять, что есть вечное, а что – преходящее.
Под торжественно-ликующие звуки Свадебного марша Мендельсона, знаменующего окончание церемонии, молодые рука об руку ступили в главный проход, украшенный гирляндами роз, и направились к выходу.
Там они уселись в поджидавший их автомобиль и отбыли к месту проведения свадебного банкета. Остальные гости проследовали за ними. Церковь моментально опустела, и только Мона замешкалась, разглядывая освещенный алтарь. Каким мелким и ничтожным кажется все в сравнении с этим величием, подумалось ей. Рождение, вступление в брак, смерть – вот основные вехи, которыми отмечена человеческая жизнь, а неумолимое колесо времени все вращается и вращается, и вот уже столетия – всего лишь миг перед лицом вечности.
Один из шаферов, симпатичный молодой человек с кудрявой головой, осторожно тронул Мону за руку.
– Прошу прощения, герцогиня! Но Сэлли велела мне сопровождать вас. Меня зовут Сидней Дересфилд.
– О, я много слышала о вас! – приветливо улыбнулась ему Мона, бросив последний прощальный взгляд на алтарь. После чего оба тоже пошли к выходу. Ступая по красной ковровой дорожке, Мона методично вспоминала все, что слышала от Сэлли о своем спутнике. Канадец, получил специальную стипендию на обучение в Оксфорде, где его незаурядные способности уже получили должную оценку. Дересфилд признан лучшим студентом года. Он с блеском сдал все экзамены, и никто не сомневается, что он окончит университет с самой высокой степенью. Он показался Моне еще совсем не испорченным мальчишкой, с тем легким налетом юношеского цинизма, который любят демонстрировать молодые люди в возрасте от восемнадцати до двадцати трех лет. Опыт взрослых в эти годы отвергается начисто, а собственного еще ни у кого из них нет. Образование учит мыслить логически и рационально, а жизнь диктует свое. Зачем размышлять, сушить мозги, пытаясь понять, как и что? Живи, как есть! Принимай все на веру, и довольно!
«Но все-таки почему?» – не успокаивается иной молодой человек и постепенно преисполняется скепсисом по отношению ко всем идеалам на свете. Именно такой этап и переживал сейчас Сидней Дересфилд, готовый подвергнуть сомнению и веру в Бога, и само его существование.
– Мы рождаемся, живем и умираем.
– А что было до нас, и что будет после…
Тут следовал небрежный жест рукой, разом отметавший в сторону все аргументы собеседников и начисто лишающий их дара речи.
Мона с Дересфилдом уже садились в машину, когда к ним подбежал еще один молодой человек, приятель Сэлли и земляк Сиднея по имени Питер Брайтон.
– Ах, герцогиня! – взмолился он, обращаясь к Моне. – Позвольте пригласить вас к себе в машину!
– Опоздал! Другой ученик пришел к финишу первым! – лукаво улыбнулся ему Сидней и, захлопнув дверцу, тронул машину.
– Надеюсь, вы не станете разыгрывать меня, как переходящий приз? – улыбнулась Мона.
– О, это лишь слова! А большинство из них ничего не значит. Они такие же раскрашенные и пустые, как гости, присутствовавшие на нынешней церемонии. Слава богу, вы не из числа!
– Благодарю за комплимент! – рассмеялась Мона, невольно представив себе лица дам с обильным слоем косметики и самодовольные физиономии их спутников.
Свадебный прием сочетал в себе торжественность брачных пиров древних бриттов, утонченность церемониала на подобных трапезах при дворце китайских императоров и восточную роскошь и великолепие, царившие на свадебных пирах древних ассирийских правителей. Но вся эта помпезность, весь этот шик и блеск смотрелись немного нелепо: ведь на дворе уже двадцатый век. Да и искренности чувств гостям мистера Катса явно недоставало. Они целовали Сэлли и желали ей счастья с тем же безразличием, с которым приветствовали друг друга, произнося: «Доброе утро!» или «Добрый вечер!» Впрочем, и без их пожеланий невеста буквально светилась от счастья. Она была прекрасна в своем белоснежном платье и кружевной фате, обрамляющей ее розовое личико и золотистые локоны. В эту минуту она была похожа на одну из прекрасных богинь, которых так любил изображать Гюстав Моро. Похоже, Алек был в восторге от своей молодой жены. И все время что-то доверительно шептал ей на ухо, вызывая ее жизнерадостный смех. В один из таких моментов Сэлли не удержалась и, повернувшись к Моне, воскликнула: