Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - Вернер Мазер

Взгляды Гитлера на германо-английский альянс, который должен был «прикрыть» немецкую экспансию на востоке, были в основном обусловлены его политическими мечтами. Они имели в лучшем случае лишь косвенную связь с историческим опытом. Германо-английские договоры, существовавшие, например, во время войны за испанское наследство (1701–1714) между английским королем Вильгельмом Оранским, римско-германским императором, Пруссией, рейхом, а позднее Португалией и Савойей, и во время семилетней войны (1756–1763) между Англией и Пруссией, были заключены с целью разгрома Франции, проводившей экспансионистскую политику. Гитлер, считавший Францию заклятым врагом рейха, преследовал совсем другие цели, чем Пруссия и Англия. Он полагал, что благодаря союзу с Англией у Германии появится возможность для агрессии, в то время как Англия и Пруссия в свое время пытались именно предотвратить агрессию своими договорами. Он придерживался мнения, будто исторические факты доказывают, что Англия во времена монархии вследствие соответствующих немецких ответных действий могла быть привлечена к союзу с Германией на экономической основе. Из этого он делал вывод, что рейх может проводить свой «германский поход» в европейских рамках, то есть против России. В прошлом, по мнению Гитлера, для Германии с точки зрения Англии имелось только две возможности: «…или территориальные претензии к России в союзе с Англией, или… наоборот, колониальная и торговая политика… против Англии вместе с Россией», что неизбежно привело бы к тому, что рейх должен был «как можно скорее отмежеваться от Австрии». «С какой стороны ни посмотри, — заявлял он в 1924 г. в соответствии со своими взглядами, сформировавшимися уже более 10 лет назад, — этот союз с Австрией уже на рубеже веков был сплошной бессмыслицей». С каких пор он начал рассматривать Англию в качестве партнера Германии на будущее, точно установить не удается. Известно, однако, что 1 августа 1920 г., когда он впервые выступил за союз Германии с Италией, он еще не говорил об Англии как о возможном немецком союзнике. Возможно, он принял решение в пользу Англии лишь весной 1923 г., когда в связи с оккупацией Рурской области французскими и бельгийскими войсками с удовлетворением мог констатировать, что Англия отказалась поддержать вотум комиссии по репарациям, в котором Германия обвинялась в невыполнении своих обязательств по поставке угля. В дальнейшем Англия демонстративно отмежевывалась от всех репрессий по отношению к рейху. Кроме того, Гитлер на основании изучения истории XVIII века предполагал, что Англия и Франция, несмотря на заключенные между ними соглашения 1907 г. и Договор о братстве по оружию от 1914 г., по сути дела были врагами, что давало возможность привлечь Англию к альянсу с Германией, демонстрируя открытую вражду по отношению к Франции. От Англии он ожидал, что она попытается помешать «приобретению любой континентальной страной статуса мировой державы», что, по его мнению, должно было прежде всего относиться к Франции, которой Англия при любых обстоятельствах не могла дать возможность овладеть западноевропейскими месторождениями железной руды и угля. Таким образом, он сделал следующий вывод о программных направлениях разумной и перспективной внешней политики Германии: «Англия не хочет, чтобы Германия стала мировой державой, а Франция не хочет, чтобы мировая держава называлась Германией… Это очень существенное различие! Но сегодня мы боремся не за статус мировой державы, а за сохранение нашей родины, за единство нашей нации и за хлеб насущный… Если мы с этой точки зрения займемся поиском союзников в Европе, то остаются только две страны: Англия и Италия». Он не смог реализовать подобного союза. Решающим препятствием на этом пути оказались не в последнюю очередь его рассуждения на внешнеполитические темы в «Майн кампф», о чем он в конечном итоге сам сожалел. Реакция английской прессы на вышедший в 1939 г. перевод этой книги была достаточно красноречивой. «Дейли телеграф» от 23 марта и «Тайме» от 25 марта 1939 г. продемонстрировали, насколько хорошо политическое руководство и английская общественность поняли, какая роль отводится им в концепции Гитлера. Доклады немецкого посла в Лондоне Иоахима фон Риббентропа министру иностранных дел рейха Константину фон Нейрату уже в декабре 1936 г. предостерегали Гитлера от излишних иллюзий относительно боеготовности Англии в случае развязывания Германией войны. Объявление Англией войны, которую Иоахим фон Риббентроп предрекал еще 2 января 1938 г. как неизбежную реакцию на военные действия Германии, продемонстрировало Гитлеру 3 сентября 1939 г., насколько он ошибался в оценке Великобритании. Он понял, что идея захватнической войны на востоке при поддержке Англии (за счет официального отказа Германии от колоний и сильного военно-морского флота) не может быть реализована. Уже 23 мая 1939 г., после подписания «стального пакта» между Германией и Италией, он отказался от своей первоначальной концепции и заявил: «Мы должны сжечь за собой все мосты» и готовиться к войне против Англии. Мы не будем здесь оценивать, в какой мере сыграли в этом роль выводы Риббентропа, о том, что Англия вступит в войну, как только станет сильнее Германии, так как не потерпит, чтобы Третий рейх стал сильным центром власти посреди Европы. После завоевания Польши он, правда, попытался вернуться к своему прежнему тезису, сделав мирное предложение западным странам, и постарался заручиться гарантией Англии, что она предоставит ему свободу действий на востоке взамен за обещание отказаться от всех политических целей на западе. Но и в этом случае он вынужден был признать, что ошибся. Его надежды на сближение с Англией после захвата Франции не оправдались, так же как и ожидание, что русские откажутся воевать под большевистским руководством.

Франция с самого начала политической деятельности Гитлера относилась к нему с недоверием и враждой. В его высказываниях по вопросам внешней политики еще до написания «Майн кампф» отчетливо прослеживались антифранцузские мотивы. И его аргументы против условий мира после первой мировой войны, и высказывания по поводу возвращения отторгнутых немецких территорий, и рассуждения о возможных союзниках Германии проникнуты стойкими антифранцузскими настроениями. Уже 6 июня 1920 г. он говорил: «Наш враг находится по ту сторону Рейна, а не в Италии или где-либо еще». С тех пор он неоднократно обвинял Францию в том, что она пытается разделить Германию на мелкие государства и уничтожить ее, чтобы добиться гегемонии в Европе. В «Майн кампф» он, кроме того, высказывал упрек французам, что они «угрожают сохранению белой европейской расы путем заражения ее негритянской кровью». «То, что Франция, подталкиваемая жаждой мести, планомерно проводит сегодня в жизнь в Европе под руководством евреев, — заявляет он, — это тяжкое преступление по отношению к белому человечеству, которое когда-нибудь навлечет на этот народ гнев людей, понявших, что оскорбление расы является смертным грехом перед людьми. Для Германии… французская опасность означает необходимость, отбросив все чувства, подать руку тому… кто не потерпит жажды Франции к власти. В Европе в для Германии в обозримом будущем будет только два союзника — Англия и Италия». Он был убежден, что Франция ввиду своей антигерманской позиции и гегемонистс-ких устремлений должна быть уничтожена немцами, если они хотят сохранить единство немецкого народа и обеспечить рейху надежный тыл для «необходимого» завоевания территорий на востоке. То же самое он писал и в своей второй книге: «…Если у Германии вообще будет выбор между Францией и Италией… то речь может идти только об Италии, так как победа Франции над Италией даст нам Южный Тироль и сильную Францию, которая впоследствии станет нашим врагом. Победа же Германии над Францией с помощью Италии даст нам как минимум Эльзас и Лотарингию, а как максимум — свободу для проведения поистине широкомасштабной территориальной политики». Гитлер ни разу не подверг изменениям сложившийся у него уже вскоре после первой мировой войны образ Франции.