Разлейте время по бокалам - Наталья Аврора

Поражённая девушка несколько секунд смотрела ему спину, потом спросила:

— А если бы я не согласилась, что было бы?

— Я тебя… убил бы, — оглянулся Сеян. — Или отпустил. Не знаю.

Он опять отвернулся и очень быстрым шагом пошёл прочь.

В ту же ночь Тана лежала без сна в своей комнате и ждала неотвратимого. Она уверена была, что Сеян придёт к ней и воспользуется своим правом жениха или хозяина. Она покорно, со смирением ждала, а под утро уснула. Но ни в ту ночь, ни в следующую, Сеян так и не пришёл. Он не появился у неё даже после скромной, незаметной для посторонних свадьбы. Женское чутьё Таны подсказывало, что Сеян страстно желает её, и такое его поведение оставалось для неё загадкой до сего дня.

В этот день Тана впервые пришла на гладиаторские бои. Она сидела в собственной ложе, лениво развалившись на подушках. Рядом с ней никого не было, кроме молчаливой и глуповатой рабыни, видящей в молодой хозяйке идеал красоты и удачливости. Тана с нетерпением ждала прихода мужа. С ним можно было интересно поговорить, а так как они не виделись со вчерашнего дня — узнать, что нового произошло в городе. Но он всё не приходил и Тана начала раздражаться. Жара донимала её, а начало представления задерживали, и она отправила рабыню привести торговца соками. Тут как раз шум с трибун переместился на арену — появилось первое шествие, и Тана напрягла внимание. Когда ровным строем проходили гладиаторы, которым предстояло биться в ближайшие несколько часов, у Таны защемило сердце. Она вспомнила Вэла Сатиса, выжившего в этом аду, и вернувшегося в него волей судьбы. Вспомнила Аскания. Жив ли он теперь? Или его тело погребено в братской могиле вместе с такими же несчастными? Сердце вздрогнуло и успокоилось. Они больше не часть её жизни. Тане казалось, что вспоминая о них, она ставит под удар своё спокойствие и уверенность. Она боялась прошлой боли, страданий и лишений. Пусть они живут где-то там. И да помогут им боги сохранить жизни.

Сцены с дикими зверями не поразили Тану, но показались интересными. Она ждала выхода гладиаторов, желая узнать, сможет ли сочувствовать незнакомым людям. Если сможет, значит её душа ещё не совсем очерствела из-за собственных несчастий. Она не отрывала глаз от арены и отвлеклась лишь для того, чтобы купить сок. Оставив немного рабыне, Тана вернулась к зрелищу. Прошло около часа с начала представления. Наконец из противоположных ворот вышли две группы гладиаторов. Одни были вооружены сетями и трезубцами, другие мечами и щитами разной формы и размеров. Ретиарии встали против самнитов и фракийцев. Они на время замерли в плотных шеренгах, присматриваясь друг к другу. Потом начали сближение, одновременно рассредоточиваясь по сторонам. Противники сближались медленно, но вдруг один фракиец отбросил осторожность и побежал. Его нетерпение передалось другим гладиаторам, вскоре каждый встретил своего противника, и завязался бой. Все хотел выжить, потому сначала осторожничали, но битва, есть битва, находясь в обороне, её не выиграть. Удары становились всё точнее, а защитой пренебрегали всё чаще. Многие уже были ранены, но никто пока не покинул арены. Тут Тана обратила внимание, что один из фракийцев стоит в стороне и внимательно следит за боем. Значит, противников было не равное количество? И этот гладиатор проявил ненужное благородство и не захотел напасть вдвоём на одного врага? Тана удивилась и стала следить за боем ещё внимательнее. Вот несколько человек упали замертво на песок. Их тела исчезли в пыли, поднятой десятками ног. Возможно, кто-то из них был только ранен, но, не имея возможности отползти, был затоптан.

Тана растворилась в кровавом зрелище, оно захватила её, девушка не замечала, что не сочувствует и не сопереживает умирающим людям. Она, как истинная римлянка, восторгалась их искусством и ждала конца боя, чтобы увидеть лицо победителя. Теперь дрались все, Тана пожалела, что упустила того странного гладиатора из виду, она уже не могла различить его среди дерущихся, которых становилось всё меньше и меньше. Она отметила, что выбывают не только убитые, но и раненые. Возможно, кого-то из них вылечат подневольные доктора и они смогут пожить ещё какое-то время. На этой мысли Тана отвлеклась от зрелища и вернулась в себя. Ей понравилось собственное состояние. Она не была равнодушной, но и не убивалась из-за чужой боли.

Кто-то коснулся её руки, Тана повернулась и увидела мужа. Он улыбнулся ей и спросил:

— Ну, и как?

— Интересно! — ответила Тана, возвращая взгляд на арену. — Знаешь, здесь был один благородный гладиатор. Возможно, его уже убили.

— Благородный? С чего ты взяла, что он благородный? — удивился Сеян.

— В одной группе их было больше, и он не стал нападать вдвоем на одного!

— Я смотрю, ты вся в восхищении. Ты впервые в амфитеатре?

— Да, меня ещё Вэл обещал сводить… — проговорила Тана и замолчала. Сеян поморщился от упоминания ненавистного имени. Он бросил быстрый взгляд на женщину и, увидев, что та напряжённо следит за битвой, ещё больше успокоился.

Тана же, наоборот, была взволнована до дрожи. Она вся похолодела внутри, былое спокойствие кануло в Лету. Среди оставшихся на арене она нашла того странного гладиатора, потому что вспомнила, что он держал меч в левой руке. Вэл Сатис? Да, Тана ещё больше уверилась в этом, рассмотрев, что щит он держит не так, как все. Он явно был прикреплён к запястью. Возможно ли, что существует другой гладиатор с такой же травмой? Маловероятно! Хоть бы он выжил! Тана молила всех богов, каких только помнила. Она сжала руки в кулаки и нервно постукивала ими по коленям.

Семь человек оставались живыми и способными сражаться, среди них тот, кого Тана принимала за Вэла Сатиса. Она посчитала — ретиариев было четверо. Тут один из них ловко выбросил сеть в сторону и поймав самнита, на секунды обездвижил его. Последний, имея короткий меч, не смог достать им незащищенного врага, он попытался закрыться большим щитом и разрубить сеть. Но, не успел, длинный трезубец ретиария воткнулся ему в бедро, дробя кости. Самнит упал на собственный щит, и враг добил его жестоким ударом в спину. Но тут же сам ретиарий упал на труп убитого им самнита, сражённый мечом того фракийца-левши. Если в начале боя гладиаторы пытались думать не только о своей жизни, но и о жизнях тех, кто был с ними в одной группе, то теперь каждый был только за себя. Их оставалось всего пятеро — три ретиария и два фракийца. В любую