Ключ - Наталья Болдырева

Но еще долго монах с порога качал головой на вопросительный взгляд черного. И Сет давно уже без труда по сотне раз отжимался от пола, не зная чем еще занять себя в тесной комнатке, ход откуда ему был заказан. Он как раз с остервенением отсчитывал десятки, краем глаза наблюдая за дремлющим в кресле хозяином, когда над головой - по винтовой лестнице - прогрохотали шаги, дверь распахнулась без стука и толпа монахов внесла, бросила на стол деревянно стукнувшее, окоченевшее уже тело.

Сэт отпрыгнул, забился в угол, с ужасом глядя на полностью обнаженного, бледно-синего и почему-то мокрого мужчину лет двадцати. Родимым пятном на груди чернела аккуратная колотая рана. Мертвец не просто окоченел - он явственно источал холод.

Монахи захлестывали конечности ремнями, а черный уже сбросил плед и дрему - стоял, перебирая инструменты на столике, тускло посверкивали лезвия.

- Вон! - рявкнул черный на замешкавшихся монахов, и те ринулись к выходу.

Забытый всеми Сет тихо стоял в своем углу, глядя, как черный протирает синюшную кожу мертвеца резко пахнущим янтарным раствором, как пальцами меряет впалую грудь, как коротко и точно чиркает лезвием, и расходятся шире края колотой раны. Молчал даже, когда черный вдруг запустил руку в отверстую грудь.

Но тот спиной почуял ужас, охвативший Сета.

- Все! Все вон!!! - заорал он, и Сет стрелой вылетел в дверь, прямо в руки к спохватившимся монахам.

Его снова оставили в комнате с цветным витражом, и чтец пришел шелестеть переворачиваемыми страницами старых книг. Часто запинался на полуслове, замолкал надолго, прислушиваясь к неясному шуму за дверьми, да Сет уже не слышал его, он метался по комнате из угла в угол, вспрыгивал на низкий подоконник, глядел сквозь цветные стекла на темнеющую бровку леса, и почти не спал, хотя солнце вставало и садилось дважды.

На рассвете третьего дня щелкнул замок двери - чтец давно заложил страницу пальцем и привстал, опираясь о ручки кресла. Сет отступил на шаг. В приоткрытую створку спиной вошли двое черных, и потянулись мягкие носилки.

Слегка продавливая стеганую ткань, укутанный с головы до ног, всё такой же мокрый - на этот раз холодным потом - его бил озноб - человек на носилках тяжело, с присвистом дышал. Трепетали веки, худая рука, выпроставшись из-под одеяла, слабо царапала грудь.

Чтец кинулся к заправленной постели, откинул покрывало, и уже через минуту, так же мягко ступая, приходили, щупали пульс, трогали лоб, подтыкали одеяло, сбитое крупной дрожью гнилой горячки, а чтец тихо сел на место и раскрыл книгу на заложенной странице, продолжил, как ни в чем не бывало: "... так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога...".

Сет не стал ждать, когда же о нем вспомнят. Он развернулся и бросился прямо в горящий куст.

Серые предрассветные сумерки тихонько заползали в настежь распахнутую дверь комнатки. Стало холодно, и человек, сидящий на кровати, невольно поежился, провел ладонями по плечам.

- Я не верил, никогда не верил... Как жить с этим? - шепот потонул в шелесте листьев., но Топь все равно услышала бы.

- Жить. Непременно жить, - был ответ.

Она рассеянно накинула одеяло на судорожно вздрагивавшие плечи, потянулась к корзине с остатками припасов. Подумалось отстраненно, невнятно, ни ею ни Сетом, но кем-то третьим - нельзя есть так много сразу, уж лучше жевать что-нибудь постоянно, и высыпаться... Каждый был занят своим. Руки же надломили чуть заветрившийся хлеб, поднесли ко рту.

"...посеять смуту в городе... жить с этой памятью... а пока достать провианта и лошадей... никто не избежит, никогда... всегда есть недовольные... так страшно... поднять бунт... так страшно... настоящая кровавая резня... так страшно...".

- Заткнись!

Топь рявкнула это вслух. Сет вздрогнул, ушел в себя, насколько было можно. Топь с трудом подавила раздражение.

- Пойми, я не враг тебе. У нас теперь одна цель. Если ты поможешь мне, я никогда не позволю нам умереть снова.

Топь прислушалась. Сет настороженно молчал.

Тогда та обхватила длинными пальцами плечи, сжала и, покачиваясь чуть, монотонно и нараспев, принялась вслух излагать собственные планы.

Сет слушал внимательно.

Когда в комнату заглянуло солнце, а на перилах встрепанным вороненком примостился Крысёныш, они вновь обрели, если не покой, то хотя бы подобие целостности. Ученик почуял присутствие Сета, Топь услышала тревожное недоумение, вновь проснувшееся недоверие и природную осторожность. Круглые синие глаза щурились подозрительно. Его разум спрятался, отступил на всю длину созданной Топью неразрывной цепочки. Сет тоже учуял мальчишку. Смотрел удивленно, непонимающе: внешним и внутренним зрением, сравнивая увиденное.

- Есть другие, такие как ты?

Топь пропустила вопрос мимо ушей, гадая, как вновь завоевать доверие Крысёныша.

- Расскажи ему о себе, - вдруг нашлась она.

- Рассказать? - переспросил Сет.

- Да, раскройся, - подтвердила Топь и подсказала, как.

Пока эти двое, ощетинившись, через силу, против воли шли на ощупь друг к другу, Топь снова набила рот, забрала прислоненный к перилам посох, принялась осматривать его, проверяя скрытые механизмы. Кружным путём, боясь нарушить рождающееся откровение, скользнула в память мальчишки.

"Топор и удавка". В трактире ждала засада. Ветер хлопал ставнями пустынных улиц. Ночные тени скорым шагом бегущие по своим, ночным, делам, не сворачивали к южной окраине трущоб. Даже жизнь в домишках на пару кварталов вокруг трактира поутихла. Дети необычайно тихо спали, хозяева непривычно тихо бодрствовали. Крысёныш долго смотрел на тускло освещенный проём двери трактира, но так и не решился подойти с парадного крыльца. С черного хода слышался шорох запахиваемого плаща и сдерживаемое дыхание внимательно прислушивающегося человека. Внутрь Крысёныш проник через давно не латаную крышу.

Там, повесив острый нос, за длинной стойкой сидел трактирщик. Из кухни тянуло горчицей и жженой известью, сам хозяин скоблил мясницким ножом деревянную разделочную доску. За щироким столом сидели двое непривычно хмурых посетителей. Было заметно, что с большим удовольствием они бы посидели сейчас дома, перед тарелкой с горячим ужином, а не над кружкой с прокисшим вином.

"Кого мы ждем здесь?" - крутилось в голове у одного, и, движимый любопытством, желанием испробовать свои новые силы, Крысёныш подтолкнул эту мысль.

- О-о-о, дьявол! - кислое вино полилось на пол, - какого чёрта мы здесь торчим?!

Скрип ножа по разделочной доске прекратился. Второй не стал отвечать, только кивнул головой на внимательно слушающего трактирщика.

- Да знаю-знаю, - махнул рукой первый. Но вырвавшуюся из замкнутого круга цепочку мыслей остановить было уже не так просто. Крысёныш замер под стрехой, вслушиваясь.