Ставка на Проходимца - Илья Бердников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что это был город, я понял сразу: несмотря на то что каменные, кое-где просто высеченные из цельного массива скалы здания густо заросли мхом и кое-где обвалились, следы архитектурного дизайна были налицо. Я с восхищением смотрел на дома в несколько этажей, плоские и покатые крыши, террасы, башни, тонкие, во многих местах обрушившиеся мосты переходов… Водопад шумным потоком вырывался из самой середины городских построек и обрушивался в пропасть, заставляя солнечные лучи вырисовывать радугу на водяной пыли, висящей над ущельем. Было полное впечатление, словно я смотрю приключенческий фильм, где какой-нибудь очередной Индиана Джонс или Лара Крофт натыкается на древнее шумерское или еще какое-то там поселение, полное загадок и скрытых сокровищ…
— Красиво! — выдохнула Ками. — Особенно водопад!
— Красиво, — согласился я. — Но главное, что дождь прошел и этой чудовищной луны на небе больше не видно. Надеюсь, что и всякие твари тоже исчезли.
— Ле-ша, слева! — воскликнула Ками, и тут же щелкнул затвор ее пистолета-пулемета.
Я оглянулся, уже готовый увидеть какого-нибудь плотоядного монстра, рука лихорадочно пыталась выудить из кармана комбинезона наган, но… это был всего лишь человек. Черноволосый, смуглый, одетый в типичные для местных жителей рубаху и штаны из выделанной кожи. Я заметил, что за спиной у него была винтовка, подозрительно смахивающая на русскую трехлинейку. Между человеком и нами стояла настороженная Маня, видимо готовая по первому подозрительному движению броситься вперед и перегрызть горло потенциальному врагу.
Человек пристально смотрел на нас, затем перевел взгляд на Маню и… губы его изогнулись в легкой улыбке.
Глава 4
Малиновый шар солнца коснулся пологих холмов и расплющился, растянулся вширь, словно бы устав от собственного веса. Закат был не так красив, как закаты над моим родным индустриальным городом. Там-то атмосфера была наполнена под завязку пылью от абразивного комбината, металлом от сталелитейных, мартеновских и прочих цехов, забита синтетической гарью от коксохима, завода резиновых изделий и прочих, прочих, прочих химических монстров, извергающих едкую вонючую дрянь, что отравляла дыхание и уродовала легкие людей. Вот и я жил ранее в этом странном областном центре, где прямо в городе, посреди жилых кварталов, расположился гигантский заводской район. Кроме этого главного отравителя, в городе хватало и других комбинатов, что, будучи разбросаны в различных местах, вносили свою лепту в сложный букет индустриальных ароматов.
Зато какие закаты и рассветы сияли фантастическими красками в полном химии и пыли воздухе! Куда там этому… Хотя дышалось в этом мире не в пример лучше: полной грудью, без желания выдохнуть и больше не вдыхать.
Когда верхний край диска скрылся из виду и на холмы опустились мягкие сумерки, я окликнул проводника, что ехал немного впереди меня, показывая дорогу. Проводника звали Питамакэн, и на межмировом он не говорил, поэтому я общался с ним через Гроссмана.
Гроссман был жилистым, среднего роста человеком лет около сорока — сорока пяти. Лицо узкое, умное, бородка и очки делали его похожим то ли на Свердлова, то ли на Клима Самгина. Вот только одежда его — грубые штаны из дубленой кожи и накидка из одеяла, по типу пончо, — делали из него обитателя здешних мест.
С Гроссманом мы познакомились, когда один из аборигенов привел всю нашу команду во временный лагерь, в котором бежавшие от наводнения и всяких чудовищ люди ожидали, когда же спадет вода. Сам лагерь разбили на небольшом высокогорном плато, и проникнуть на это плато можно было только через сеть пещер и искусственных ходов в скалах. Ходы эти заваливались камнями на все время наводнения, чтобы всякие твари не пробрались через них на плато. Нам повезло: один из местных, тот самый, на которого мы с Ками натолкнулись, когда вылезли из вентиляционного канала, заметил, что меня сопровождает гивера, и посчитал это хорошим знаком. Все бы славно, но мне пришлось возвращаться в пещеры, для того чтобы забрать оттуда остальных. К счастью, меня сопровождали несколько крепких мужчин с носилками, так что транспортировка Санька и совсем ослабевшего шофера не составила больших проблем.
В лагере на плато нашу команду встретили радушно: видимо, благодаря все той же Мане. Нам предоставили переносное жилище: нечто среднее между восточной палаткой и индейским вигвамом, поделились продуктами. Из зерна, каких-то овощей и вяленого мяса Люська умудрилась сварить что-то вроде кулеша, к которому здорово подошло горное дикорастущее растение, напоминающее чеснок по вкусу. Так что поели мы на славу: кулеш удался.
Во время еды в палатку ворвался растрепанный, яростно протирающий стекла небольших очков человек, который извинился и, пересыпая свою речь высокопарными обращениями и дореволюционными словечками, представился Гроссманом Яковом Фёдоровичем, членом научного общества Новосветского княжества. Оказалось, что Гроссман застрял на Дахафе после того, как шайка шныряющих поблизости бандитов перебила весь состав экспедиции, в которую он входил… и вот уже как половину местного года Яков Фёдорович живет среди туземцев, выжидая момент, когда ему посчастливится вернуться обратно в Новый Свет.
Узнав, что я — Проходимец, да к тому же и русскоязычный, Гроссман возликовал и пожелал присоединиться к нашей группе для возвращения в родные пенаты. Правда, он еще попытался подговорить меня, а когда я отказался — Имара проникнуть в старый город на другой стороне ущелья, тот самый, который я увидел, выбравшись из вентиляции. Город этот считался священным у туземцев, и ходить туда было запрещено. К тому же никаких мостов или других ходов к нему не существовало.
Имар, как и я, проявил благоразумность и отказался от этой авантюры. Гроссман повздыхал-повздыхал и… смирился. А смирившись — стал собираться с нами в дорогу. Теперь он ехал с Ками, Люськой и Саньком на телеге и рассуждал о загадках и чудесах этого мира, развлекая девушек и отвлекая их от грустных мыслей. Он же объяснил мне радушие туземцев, что странным образом были расположены к нам: оказывается, им известны гиверы, которых они называют «ходящими во тьме», очевидно подразумевая их умение проникать через Переходы в другие миры. По местным мифам, одна из древних гивер как раз и «привела» в этот мир народ, что бежал от каких-то своих врагов. Народ благодаря ей спасся и заселил окружающие Переход земли, разбросав свои деревеньки возле источников воды, на больших расстояниях друг от друга. А гиверы стали у них почитаться священными животными, приносящими жизнь. Вот так Маня оказала нам весомую услугу, и мне даже пришлось отбиваться от множества предложений оставить гиверу в одной из деревень. По-видимому, местные вожди таким образом хотели поднять свой авторитет и укрепить власть, так что разочарование моим отказом было немалым.
Впрочем, препятствий нашему отъезду тоже не чинили, наоборот: нам подсказали, как лучше продолжить путь. Оказалось, что мы можем подобраться поближе к Дороге, пройдя от плато через пещеры, но другим маршрутом, что хорошо сократит нам расстояние. Вот только время на отдых нам все равно пришлось потратить: как бы я ни торопил остальных, и я сам, и остальные нуждались в отдыхе, так что мы потратили более суток на сон, еду и сборы. За кое-какие пожитки я выменял телегу и четырех странных существ, служащих туземцам тягловыми животными и верховыми «лошадьми». С нами пошел местный житель, который обязался проводить нас до начала «Огненной Дороги».
Путь через «другие пещеры» оказался настолько просторен, что по нему спокойно прошли и «кони», и телега. Я боялся, что местность, по которой нам нужно будет ехать, окажется сплошным болотом после прошедшего потопа, но за пару суток вода осталась только в горных речках и небольших водоемах: жаркое солнце выпило всю влагу из почвы, и этот, надеюсь, последний день пути сидящие на телеге уже глотали пыль, поднимаемую «конями» едущих впереди всадников. Пришлось плестись чуть в стороне и следить за ветром, чтобы он не сносил пыльный шлейф в сторону колесного транспорта.
Быстро темнело. Я спрыгнул с «коня» и привязал повод к крепкому кусту. Мой пучеглазый скакун, что своими круглыми, лишенными шерсти боками, длинной и узкой мордой-клювом и трехпалыми лапами больше напоминал смесь ящерицы и четырехногой птицы, тут же принялся деловито объедать листву, компенсируя воздержание от пищи со времени полуденной стоянки.
Мы решили остановиться на ночлег возле небольшого ручья, что весело скакал по камням, не подозревая, что еще немного — и он пересохнет под влиянием немилосердного солнца. Низинка с ручьем была окружена буйной растительностью, и Имар с Гроссманом уже принялись таскать сушняк для костра. Я вытащил «кинжал» и, нарезав им тонких стружек, разжег огонь своей памятной зажигалкой — той самой, что спасла меня от холода еще на Пионе.