Мечом раздвину рубежи - Андрей Серба

Но стрелять первыми стали ширванцы. С их ближайшего корабля в сторону ладей понеслись стрелы с огненными хвостами, однако ни одна из них не была направлена в ладьи, все летели намного выше их. Вот огненные стрелы пронеслись над головной ладьей, над плывущей за ней, достигли третьей. И здесь случилось неожиданное – море среди скал запылало! Да-да, запылало! Среди скал и на свободном от них водном пространстве, по которому неслись к проливчику ладьи, в один миг выросла стена огня, до нас докатился напоминающий раскаты грома гул, и на волнах между островками вместо сплошной огненной стены высоко к небу взметнулись несколько столбов пламени. Это горели наши ладьи! Горели все до единой! Начиная от головной и кончая последней! Мы рассчитывали, что засада среди скал принесет нам победу, а она едва не стала причиной нашего поражения!

– Значит, вам удалось отбиться от мазендаранцев?

– Не отбиться, а победить их! – гордо заявил Сарыч.– Я уже говорил, что большинство из нас составляли вольные русы, бывшие дружинники князей Аскольда и Дира. А русы не отбиваются, они побеждают или погибают! Когда пламя в один миг поглотило восемь ладей с русами – а в засаде были они, лучшие из нас! – уцелевшие русы не растерялись и не ужаснулись. Наоборот, они возопили от ярости, а их жрец, дряхлый старик с бородой по пояс, схватил боевую секиру и обратился к богам, чтобы они дали своим внукам силы отомстить за сгоревших братьев. Русы бросились в бой как одержимые, и ни один мазендаранец не получил от них пощады. Они захватили и пустили ко дну все мазендаранские корабли, осмелившиеся вступить с ними в бой или которые им удалось настигнуть при преследовании. Спаслись лишь те корабли, что, находясь в проливчике во время гибели засады, не поплыли к месту начавшегося боя, а повернули назад.

Мы победили, великий князь, но какой ценой! Помимо восьми сгоревших ладей мы потеряли еще десять и почти пять сотен воинов!

– Я слышал о «греческом огне», который ромеи мечут в неприятеля. Однако он направляется либо из труб-сифонов, либо разбрызгивается из разбившихся метательных глиняных сосудов,– проговорил Игорь, глядя на Бразда.– Неужто у мазендаранцев есть подобное оружие? А вдруг оно имеется и у властителя Ширвана? Но тогда дело вовсе не в расположении засады, а в этом неведомом смертоносном оружии. Воевода, тебе ничего не приходилось слышать о нем от пленников или здешних жителей?

– Нет, великий князь. Но ты еще не дослушал Сарыча до конца.

– Ты знаешь что-то об этом оружии? – с надеждой спросил Игорь у казака.– Или как спастись от него?

– Я тоже многое слышал о «греческом огне» и твердо знаю, что его нет ни у мазендаранцев, ни у ширванцев. Наши засадные ладьи сгорели вовсе не от неведомого оружия, а от поднимающегося из моря ядовитого дыхания дракона, которое мазендаранцы воспламенили своими огненными стрелами.

– Что-что? – оторопел Игорь.– О чем ты говоришь? Ничего не понимаю!

– Сейчас поймешь, великий князь. Среди нас было несколько местных горцев, бывших прежде пиратами, а затем приставших к вольным русам. После боя один из них, язычник, стал взывать к своим богам, чтобы они смилостивились над ним и не позволили заточенному под землей огнедышащему дракону испепелить его своим ядовитым дыханием. Я всегда чтил и сейчас чту не только собственных, но и чужих богов, к тому же мне тоже не хотелось стать жертвой страшного дракона, и я разговорился с горцем-язычником. Вот что он рассказал. Давным-давно на месте Кавказских гор простиралась равнина, в которую однажды явился громадный злой и завистливый дракон. При виде прекрасной раскинувшейся между Хвалынским и Русским морями равнины, любимой и почитаемой богами, его охватили зависть и ярость, и он принялся разрушать эту красоту, бороздя хвостом глубокие ущелья и сгребая лапами высокие горы из вывороченных из-под земли каменьев. За такое злодеяние боги заточили дракона под землю хвостом к Русскому, а головой к Хвалынскому морю. С тех пор при попытке дракона выбраться на волю горы содрогаются, трескаются земля и скалы, а кое-где из них вырывается наружу его ядовитое, смертоносное дыхание. Поскольку дракон огнедышащий, его дыхание способно полыхать огнем. Видимо, ядовитое дыхание дракона поднимается и среди скал у наших островов, и знающие об этом мазендаранцы подожгли его своими огненными стрелами. Точно так могут поступить ширванцы теперь уже с твоей засадой, великий князь.

– Мне тоже приходилось немало слышать об огнедышащих змеях-драконах,– хмуро сказал Игорь.– Знаю, что они – сыновья и дочери небесных гор-туч, а главный среди них – трехглавый Змей Горыныч. Но эти змеи живут с Перуном на Небе, а змеи, подручные богов подземного царства Чернобога, Мары, Кащея, обитают под землей и способны натворить много бед. Предводительствует ими злобный змей Ящер. Возможно, он и есть заточенный богами под землю разбушевавшийся огнедышащий дракон? Как мыслишь, воевода?

– Не знаю, великий князь. Во время нашего набега на Нефат я слышал подобный рассказ от добытчиков нафты. С той лишь разницей, что из земли поднимается не только ядовитое дыхание заточенного дракона, но и его почерневшая от злобы кровь-нафта. Часто ядовитое дыхание и кровь-нафта сливаются воедино, а потому добытчики близ колодцев с нафтой никогда не разводят огня, страшась воспламенить драконий дух. Не ведаю, как обстоит дело с драконьей кровью-нафтой, а вот его ядовитое дыхание наверняка поднимается из моря среди облюбованных нами для засады скал.

– Откуда знаешь это? – поразился Игорь.– Только вчера мы вместе осматривали скалы и море промеж них, и ты ни единым словом не обмолвился ни о заточенном под землей драконе, ни о его ядовитом дыхании?

– Вчера я не слышал рассказа Сарыча и не придавал значения тому, чему следовало. Помнишь несколько мест среди скал, где из моря рвутся кверху множество пузырьков воздуха?

– Помню. Но вода пузырится везде, где она бьется о берег или скалы. Что здесь удивительного?

– То, что она пузырится и там, где нет ни берега, ни скал и волнам не с чем сталкиваться. После сообщения Сарыча я снова побывал среди скал и насчитал три места, где море словно кипит на подводном огне. Я опустил голову к лопающимся на поверхности моря пузырькам и ощутил запах, памятный мне по колодцам с нафтой на нефатском берегу. Только после этого я окончательно поверил рассказу Сарыча и решил, что о том давнишнем бое обязательно должен знать и ты, великий князь.

– Выходит, наш план сражения ничего не стоит,– с сожалением сказал Игорь.– Придется искать другой способ, как разбить Дивдада.

– Великий князь, мне сдается, что ты торопишься отказываться от прежнего плана,– возразил Бразд.– Неужто мы, зная об уготованной нашей засаде среди скал огненной ловушке, не сможем избежать ее и нанести по ширванцам неожиданный удар оттуда, откуда и замыслили? Я недаром снова ходил к скалам. Мне кажется, это возможно, и Дивда-ду даже с помощью дракона не избежать разгрома.

– Ты знаешь, как не позволить ширванцам воспламенить дыхание дракона? – оживился Игорь.– Или как укротить огненную стену, чтобы засадные ладьи смогли ворваться в проливчик? Говори!

– У меня покуда есть лишь ряд задумок,– ответил Бразд.– Но пригодны они или нет, можно судить лишь на месте, где ширванцы намерены сжечь наши ладьи.

– Тогда быстрей к скалам! Чего мы ждем? В ладью и к скалам! Всем за мной! – скомандовал Игорь, направляясь к выходу из шатра.

– Великий князь, дозволь нам с Микулой заняться своими делами,– сказал Сфенкел.– Оставите вы старый план или примете новый, а корабли от Вороньего мыса не должны принять участия в сражении.

– Занимайтесь,– разрешил Игорь.– Но после нашего с Браздом возвращения наведайтесь в мой шатер. Может, кое-что придется изменить и в вашем плане.

Направившись со Сфенкелом к его ладье, Микула удивился, когда к нему подошел человек в цветном халате, заглянул ему в лицо и, низко поклонившись, произнес:

– Желаю тебе крепкого здоровья и новых удач, богатур Микула.

– Кто это? – спросил Микула у Сфенкела.– Почему я не знаю его? И что делает он в воинском стане?

– Это богатый хазарский купец Хозрой. Откуда тебе знать его?

– Купец? Разве здесь караван-сарай?

– Хозрой приставлен каганом к нашему войску, чтобы считать захваченную добычу. Ее половину мы обещали отдать кагану, вот он и страшится оказаться обделенным.

– Тогда пусть считает,– усмехнулся Микула и тут же забыл о хазарском купце.

Но об этой встрече не забыл Хозрой. Придя в свою палатку невдалеке от шатра великого князя, он опустился на раскладной стульчик, задумался.

Хозрой хорошо понимал, что отправлен с великим князем Руси вовсе не для подсчета захваченной его войском добычи, а с более важной целью. Какой – ему не было сообщено, однако не из-за недоверия, а потому, что она точно еще не была известна никому. Да, русы – одни из самых опасных врагов Хазарии, но сейчас ей не по силам вступить с ними в открытую борьбу. Но, возможно, ко времени их возвращения домой обстоятельства изменятся к лучшему и Хазария сможет не только рассчитаться с русами за испытанное от них унижение, но и поставить великого князя в положение, в котором пребывал недавно каган Хазарии, наблюдая из своего дворца за проплывавшими мимо него пятьюстами вражескими ладьями, полными алчущих добычи русов и викингов. Каган никогда не забудет этих часов страха и ощущения собственного бессилия и постарается сполна рассчитаться с киевским князем при первой возможности. Но для этого он должен знать об Игоре и его войске как можно больше, в первую очередь численность и боеготовность его разноплеменных дружин и взаимоотношения великого князя со своими полководцами. Именно для этого и был направлен к русам Хозрой.