Святая - святым - Санин Евгений

      - Я бы тоже крестился, – вздохнул глядевший на все это пассажир болезненного вида, - но не знаю, выдержу ли те мучения, которые предстоят вам…

     - Истинно хочешь? - внимательно посмотрев на него, уточнил отец Нектарий.

      - Да. Очень…

      - И - веруешь?

      - Да, да! Но… боюсь! И не хочу отступиться от Господа Бога и предать Его.

      Отец Нектарий велел принести еще одно ведро и, снова освятив воду, сказал:

      - Господь никому не дает испытаний выше его сил. Если хочешь, я крещу тебя, а дальше предайся воле Господа Бога, и Он не оставит тебя. Он спасет твою душу и устроит все так, как может сделать только самый любящий и заботливый отец.

      Бледный пассажир снял с себя хитон и склонился перед отцом Нектарием, который, подняв над собой крест, снова начал читать молитвы.

      Девушка подалась к Криспу и шепнула ему на ухо:

      - А что написано у него на кресте? Я не понимаю по-гречески.

      - «Святая – святым!» - перевел Крисп.

      - И что это значит?

      - То, что царство небесное - для святых.

      - Но люди так грешны! Разве это возможно?

      - Конечно! Да! Вот посмотри на него, – показывая на трижды облитого с головы до ног святой водой пассажира, сказал Крисп. – Он крестился, и Господь отпустил ему все грехи. Он теперь свят и, если сейчас вдруг умрёт, сразу пойдет к Богу, в рай.

      - А если останется жить и опять нагрешит?

      - Тогда покается, и Бог снова очистит его. Ведь Иисус Христос, когда его распинали, взял на крест все наши грехи и омыл их Своею кровью! Нам остается только припасть к этому кресту, получить прощение и – спастись!

      - Какой удивительный Бог! И как Он любит людей! Еще немного и я, пожалуй… – девушка взглянула на куклу, нахмурилась и снова с надеждой взглянула на Криспа. – Пойдем туда, где мы были раньше – попросила она. – И ты расскажешь мне все-все о Христе. Нет, – кивнула она на отца Нектария, – мне нравится, как он говорит, но я не всё понимаю. Ведь он говорит для взрослых и, почему-то, я хочу узнать о Нём именно от тебя.

      Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, медленно пошли по палубе.

      - Даже не верится, что скоро нам расставаться! – вздохнул с сожалением Крисп.

      - Да, - эхом отозвалась Злата. - И если честно, то я уже начинаю жалеть, что ты освободил меня!

      - Почему?

      - Разве не понимаешь?

      И тогда Крисп понял всё. Он робко взял девушку за руку, и они еще медленней направились к носу корабля.

      Марцелл с грустной улыбкой смотрел им вслед, не замечая, что на него, в свою очередь, с капитанского помоста прищуренными глазами смотрит Гилар, и в его завистливом, злобном взгляде не было ничего хорошего.

2

Стас, как держал Ванину ногу, так и продолжал держать её…

      После двух дней обильных дождей снова наступил тяжелый изнуряющий зной. Медленно потянулось время. Нина выписалась из медпункта и уехала в райцентр. Стас, узнав её адрес, написал стих:

«Прости. Прощай. Имею честь,

Веду себя порядочно,

Я знаю, ты на свете есть –

И этого достаточ…но!

      - И никаких «но»… - со вздохом докончил он и, не жалея денег, послал его заказным письмом.

      Ночью дядю Андрея увезли в больницу. Как сказала Лена, после того, как отец Тихон прочитал ему книгу «Апокалипсис или Откровение Иоанна Богослова», у него случился не апоплексический, а - апокалипсический удар.

      Ник, снова изменившись, стал водителем и неофициально – вождем молодёжи по-прежнему назывался Стас – настоящим помощником Григория Ивановича. Макс молча и тихо работал на храме, вычищая от грязи ту часть с окнами, которую отец Тихон называл алтарём. После того, как он убрал там всё до последней соринки, отец Тихон велел занавесить это место полотняными простынями, повесил на них две иконы и запретил без его разрешения кому бы то ни было заходить туда.

      - Да мы, когда в храме играли, знаете, сколько там бегали! – удивился кто-то из ребят.

      - Ну, и плохо делали. Это - самое святое место храма, где может находиться лишь священник и те, кто помогают ему. Это же – алтарь! – многозначительно добавил Григорий Иванович, который уже свободно орудовал такими словами как «солея», «клирос», «паникадило», «амвон».

      Он нанял новую бригаду, и работа не прекращалась ни днем ни, как тихонько поговаривали в Покровке, ночью. Только однажды отец Тихон объявил перерыв, сказав пришедшим, что сегодня праздник – день Петра и Павла, и никаких работ не будет.

      Стас и слышать не слышал о таких святых, но отец Тихон рассказал о них так много удивительного, что Лена с того часа стала называть нового бригадира Петра Павловича - Петром и Павловичем.

      Затем отец Тихон поздравил всех с окончанием Петровского Поста (Стас вместе со всеми тоже поблагодарил его, хотя даже не знал, что он вообще начинался). А потом стал объяснять, что значит - амвон, клирос, солея и вообще говорить о храме, сравнивая его с кораблем в штормящем море.

      - Как-как? В штормящем мире?! – переспросила Лена.

      Ваня было зашикал на сестру, но отец  Тихон неожиданно вступился за неё.

      - Конечно же, в мире. Леночка как всегда права!

      Стас, начитавшись про Марцелла и Криспа, тоже хотел сказать Ване, что Ленка права, но промолчал. Его отношения с другом если не совсем испортились после того, что произошло в Выселках, то значительно охладели. Они больше не заходили друг другу в гости, ни о чем не спорили и даже, работая в паре, не разговаривали. При первой же возможности менялись своими местами с кем-нибудь другим. Поселившиеся в их сердцах два чувства - обида и смешанная со стыдом вина - никак не могли подать друг другу руки.

      Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не случай.

      Однажды, когда отца Тихона не было, они на свой страх и риск забрались по деревянным лесам наверх, под самый купол церкви. Взрослые как раз меняли там старые, прогнившие стропила. Кто-то из них столкнул вниз большое бревно, и оно, зацепившись гвоздём за Ванину куртку, потащило того за собой с головокружительной высоты.

      Стас едва успел ухватить Ваню за ногу.

      - А-а-а!! – заорали в один голос оба.

      Стас боялся, что сам сейчас упадет, но, тем не менее, изо всех сил держался одной рукой за скрипящее стропило, а другой - за Ванину ногу. И стоял так, пока не подоспели бросившиеся им на помощь взрослые…

      Стас, как держал Ванину ногу, так и продолжал держать её.

      - Ну, чего ты! – буркнул тот, глядя на него. – Пусти.

      Но Стас всё никак не мог разжать пальцы, и только взрослые сами, не без труда, освободили Ваню.

      - Ты чего это так кричал? – выдохнув с облегчением, спросил Стас.

      - А ты? – покосился на него Ваня.

      И тут они посмотрели друг на друга так, словно между ними не было ни вины, ни обид.

      Когда же друзья спустились вниз, то увидели сидевшую на полу плачущую Лену.

      - Что толку теперь реветь? – упрекнул её Ваня. – Вот, если б Стас меня не удержал, и я бы в лепешку превратился, тогда надо было бы плакать.

      - А если б и он упал, тогда две лепешки бы было? – всхлипывая, уточнила Лена и заревела еще громче.

      Успокоилась она только после того, как узнала, что в Покровку приехал приглашенный Григорием Ивановичем иконописец.

      Это был невысокий, ни чем с виду не примечательный мужчина средних лет, с большой окладистой бородой. Но Лена с друзьями во все глаза смотрела на человека, который умеет писать иконы. Разговаривая с отцом Тихоном и Григорием Ивановичем, иконописец прошелся по храму и, когда задал вопрос, где здесь можно найти хорошее дерево, Григорий Иванович сказал:

      - По этой части - все вопросы к деду Капитону. Он у нас плотник и, так сказать, специалист по иконам.

      - А, так он мой коллега? – протягивая руку, радостно поздоровался иконописец.

      Дед Капитон озадаченно крякнул и подал ему свою левую ладонь. Они отошли в сторону и, судя по жестам, поговорили со знанием дела.

      - Ну, как? – когда они закончили, спросил Григорий Иванович.

      - Всё в порядке. Вот только он, – показывая на деда Капитона, замялся иконописец, - просит сделать пока только временный иконостас. А он потом изготовит какой-то особенный.

      - Да! – подступил дед Капитон. - Дайте всего лишь мне полгода. Сделаю – на века!

      - В принципе, можно! – согласился иконописец. - И у меня тогда будет больше времени. Зачем наспех писать?

      - А деньги на временный? Их у нас и так не хватает! – возмутился Григорий Иванович. – Да и откуда нам взять – эти полгода? Нет! - решительно отказал он.

      Но подошедший отец Тихон, узнав, в чем дело, внимательно посмотрел на деда Капитона и сказал Григорию Ивановичу:

      - Пусть делает.

      - Но мы же и так не успеваем!..

      Отец Тихон вздохнул и развел руками. Ну, что он мог возразить?