Скриптер - Сергей Соболев

Именно эту дверь и открыл Щербаков.

– Проходите, Павел Алексеевич, вас ожидают.

Редактор вошел в уже знакомое ему по прежним визитам помещение.

Авакумов поднялся из-за стола; подошел к нему, протянул свою сухую костистую руку.

– Здравствуйте, Павел Алексеевич. Спасибо, что приехали, что нашли время, чтобы переговорить со стариком.

– Добрый вечер, Хранитель. – Редактор чуть усмехнулся. – Ваше поколение обладает неким тайным знанием. Во всяком случае, вашей энергии, вашей бодрости и ясности мышления можно лишь позавидовать.

Они обменялись рукопожатиями.

– А вот я ощущаю себя сейчас развалиной… – тихо сказал Редактор. – Древним немочным стариком.

Михаил Андреевич, поглядев на осунувшееся и еще более бледное, чем обычно, лицо редактора Третьего, покачал головой.

– Не бережете вы себя, Павел Алексеевич! А ведь вы нужны нам; и вы сами, как незаурядная личность, и ваши знания, и ваши способности… Когда закончим разбираться в этой истории с Логиновым и «черным ящиком», дадим вам возможность как следует отдохнуть.

– Вы слишком добры ко мне, Михаил Андреевич.

– Это пока вы справляетесь со своими обязанностями, Павел Алексеевич, – теперь уже усмешка появилась на лице Хранителя. – Надеюсь, так будет и впредь.

– Не уверен… меня ведь отстранили от работы в Редакции.

– Я уже в курсе.

– Лицензия моя тоже заблокирована – как минимум, до конца текущего расследования.

– Об этом мне тоже доложили. Вы не против того, чтобы прогуляться немного? Заодно поговорим о наших делах.

Михаил Андреевич взял визитера под локоть. В этом кабинете, сохранившем оригинальный интерьер, как и в прихожей, имеются три двери: та, через которую помощник Авакумова провел сюда редактора Третьего канала, вторая, ведущая в одну из двух комнат отдыха Хозяина, и третья – потайная дверь.

Именно к этой потайной двери и подвел Авакумов привезенного на Ближнюю дачу опального сотрудника Московской редакции.

Хранитель нажал на незаметный выступ, расположенный рядом с книжным шкафом. Одна из дубовых панелей тут же сместилась вправо, открыв проход. Оттуда повеяло прохладцей; пахнуло знакомым Редактору по работе на различных каналах запахами луговых цветов и трав, среди которых особенно выделяется аромат мяты.

Павел Алексеевич остановился на короткое мгновение; втянул ноздрями такие знакомые – свежие, озонирующие – запахи.

– Вижу, удивлены… – сказал Хранитель. – С настоящей минуты, Павел Алексеевич, вы включены в узкий круг посвященных.

– И что это означает?

– Ровно то, что я сказал…Проходите же! – Михаил Андреевич слегка подтолкнул в спину застывшего перед коротким тоннельным переходом мужчину. – Добро пожаловать в закрытую зону! Она, кстати, называется так же, как и этот объект – Ближняя дача.

Миновав короткий тоннель, они оказались в зеленовато-сером пространстве. Каковое, как смог уже вскоре убедиться Павел Алексеевич, в точности, до мельчайших деталей повторяло – являясь неким отражением или отображением – обстановку реально существующего объекта в Волынском. А также, судя по ландшафту, и его ближних окрестностей, включало в себя и небольшой лесной массив возле дачи.

Они вдвоем прошли через открытую веранду на тыльную сторону дачи; здесь к ним присоединился немногословный помощник Хранителя. Щербаков открыл калитку в ограде; мимо него, выйдя на лесную тропинку, прошли двое мужчин. Словом, все было в точности так же, как и в тот день, когда редактор Третьего – попросивший через Петра Иммануиловича срочной встречи с кем либо из Гильдии Хранителей – был приглашен – или вызван, что точнее – на этот объект в Волынском.

С одной лишь, но существеннейшей разницей: Авакумов и прибывший на объект редактор находятся сейчас в месте, которое лишь внешне напоминает знаменитую кунцевскую «ближнюю дачу», в месте, куда не способен проникнуть никто из простых смертных.

Они некоторое время прогуливались молча. Хранитель не торопил своего гостя; он не спешил начинать важный разговор, давая время тому адаптироваться к новой обстановке, а также обдумать то, что только что произошло. Лесок, по которому они сейчас прогуливаются, как смог уже вскоре убедиться Редактор, мало чем отличается от ландшафта тех закрытых для простых смертных зон, где ему уже доводилось бывать прежде. В этом зеленовато-сером пространстве лес выглядит во многом так же, как и в реальном мире; но здесь нет света и тьмы, или их комбинации, их сочетания, нет теней, нет смены дня и ночи.

Здесь несколько иные запахи. В этом мире не слышны птичьи голоса; свежий майский ветер не шелестит в верхушках елей и сосен; тишина тут такая, что к ней еще нужно привыкнуть.

– Я уже как-то спрашивал вас, Павел Алексеевич, о некоторых особенностях вашего зрения, – первым нарушил тишину Авакумов. – Не скрою, общался на эту тему также и с Окулистом… Вас ведь нельзя отнести к разряду полностью незрячих людей?

– Вы говорите сейчас о нашем обычном физическом мире, мире людей, а не каналов?

– Да, именно об этом речь.

– Я вижу реальность примерно в таких цветах и оттенках, и в таких очертаниях, как словно я смотрю через прибор ночного видения. Не очень четко, не все мелкие детали могу рассмотреть… но в целом картинку я вижу.

– А здесь, в этой новой для вас зоне?

– Очертания предметов несколько контрастней, если сравнивать, к примеру, с «монастырской» зоной… Но цветовая гамма, в сущности, та же.

– Чем дольше живу на свете, – задумчиво произнес Авакумов, – тем больше удивляюсь тем скрытым возможностям, что заложены в человеке.

– Я вас понимаю.

– Вы один из немногих, у кого открыт так называемый «третий глаз». Или «аджна-чакра», как говорят на мистическом Востоке…

– Полагаю, к числу этих «немногих» относитесь и вы сами, Михаил Андреевич, – усмехнувшись, сказал Редактор. – А после того, как мне открылась еще одна грань этого объекта, есть основания предположить, что и у бывшего хозяина Ближней дачи помимо обычного человеческого зрения имелось и некое мистическое зрение; или то, что вы назвали «третьим глазом»…

– Между нами, он был в высшей степени необычным человеком, – сказал Авакумов после небольшой паузы.

– Человеком ли?..

– Даже те, кто были рядом… в том числе и здесь, когда он совершал прогулки в этой закрытой для его партийных соратников зоне, не смогли бы точно ответить на этот ваш вопрос.

– У вас и сейчас на него нет ответа?

– А почему это так вас интересует?

– Потому что мне интересны вы сами, Михаил Андреевич. – Редактор остановился, но Хранитель вновь увлек его по дорожке за собой. – Я нигде ничего о вас не читал… Хотя литературы о том времени, в том числе, основанной на документальных свидетельствах…

– Якобы «документальных»…

– …равно как фильмов о сталинской эпохе – всего этого сейчас в избытке. Но ваши имя и фамилия в этих книгах или телепередачах даже ни разу не были упомянуты, как мне кажется!

– Будь иначе, вы бы сейчас говорили с кем-то другим.

– Как вы оказались вообще в ближнем окружении Сталина? И почему он выделил в свое время именно вас? Ведь вы в то время были совсем еще молодым человеком…

– Поговорим об этом в другой раз, – спокойным тоном произнес Хранитель. – Давайте-ка лучше перейдем к нашим насущным делам.

– Как скажете… Я и не рассчитывал, по правде говоря, на вашу откровенность.

– Жду вашего подробного рассказа о ночном сеансе редактуры и утреннем визите в зону к Логинову. Также меня интересуют ваши соображения о текущей миссии «Апостолов» и ваше личное впечатление после сегодняшнего контакта с иезуитом Кваттрочи.

Они продолжили свою прогулку по этому странному, наполненному тишиной, погруженному в зеленовато-серый полусумрак пространству, по дорожкам пустынного леса, где их не могла подслушать ни одна живая душа. Рассказ Павла Алексеевича занял около получаса времени. Авакумов слушал очень внимательно; он лишь изредка прерывал доклад Редактора, задавая уточняющие вопросы.

– Это, конечно, не моя компетенция, – заканчивая, сказал Редактор, – но аквалонцы ведут себя крайне нагло. Я также не совсем понял суть идеи с обращением… с нашей стороны… к процедуре Третейского суда. И, соответственно, с приглашением на нашу территорию иезуита Кваттрочи, наделенного столь обширными полномочиями.

– Вас это тревожит?

Редактор мрачно усмехнулся.

– Знаете, Михаил Андреевич… Иногда я ощущаю себя так, как будто мы проиграли войну и теперь живем под пятой оккупантов.

– Мы проиграли важное сражение, – подал реплику Хранитель, – мы потеряли территории и людей, но мы не проиграли войну.