Скриптер - Сергей Соболев

Доктор наконец оторвался от окуляров.

– Поразительно… – Он и сам, этот человек, казался в данную минуту ошарашенным. – Но приходится верить своим глазам!

К ним подошел Левашов.

– Что скажете, доктор? Сколько у него?

– Столько же, сколько у предыдущего пациента, – ответил Окулист. – Построение чистое, без видимых дефектов… Но я рекомендую все равно поставить линзы.

По гулкому пространству подземного помещения разнеслась телефонная трель. Левашов перешел в тыльную часть «погребов»; ответил на вызов.

– Какие новости, полковник? – донесся из трубки знакомый глуховатый голос. – Вы сейчас в клинике?

– Как раз собирался вам звонить, Михаил Андреевич!.. Только что доктор проверил у него зрение.

– Дайте-ка угадаю… Не менее двух тысяч?

– Так точно! Две сто… со знаком «минус»!

– Минутку…

В трубке повисла тишина. Авакумов обдумывал что-то довольно долго; пауза продлилась не менее трех минут. Наконец послышался его спокойный голос:

– Передайте доктору, пусть ставит ему линзы! Ну а мы уже позаботимся об остальном.

Левашов вернулся в «дальнюю» палату этой странной, оборудованной в старом подземелье, «глазной» клиники.

– Верните ему полноценное зрение, доктор, – пробасил полковник. – Коррекцию нужно сделать прямо сейчас, санкция на это действо только что получена.

Сотник по-прежнему толком не понимал, что именно происходит вокруг него, с какой целью его сюда привезли, и зачем нужно возвращать «полноценное зрение», если он и так все прекрасно видит.

Но он все же привык доверяться людям в белых халатах; да и приказ начальника для него, человека служивого, является законом.

Окулист вначале закапал в глаза привезенному Левашовым сотруднику некую жидкость при помощи обычной пипетки. Затем, доставая пинцетиком из маленькой коробки, вставил ему линзы…

– Что видите перед собой, голубчик? – спросил он, развернув кресло с пациентом на сто восемьдесят. – Ну-с, присмотритесь хорошенько!

– Вижу стену… Белоснежная стена… Чуточку блестит, – Сотник, помолчав, добавил. – И как будто она даже колеблется… дрожит вся… так, словно по ней волна гуляет!..

– Прекрасно, – сказал Окулист. – Можете встать и подойти к этой стене.

Сотник, подойдя ближе, увидел нечто необыкновенное. Фрагмент стены осветился золотистым сиянием, а в центре ее появился арочный проем.

Он выставил вперед руку – для того, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, что преграды нет, что она исчезла в том самом месте, где появилась эта странная арочная дверь.

Он ничего не ощутил. Ни холода, ни жара, только лишь – пустоту.

Но он видел свою руку; она окрасилась в тот же розовато-золотистый цвет, что и пространство в открывшемся перед ним тоннеле.

Сотник, не запрашивая дополнительных инструкций, решительно шагнул в эту открывшуюся в стене дверь. И уже вскоре золотистое сияние, окутывавшее его во время прохода, потускнело, исчезло; он оказался в некоем помещении, смутно что-то ему напоминавшем, либо же некогда виденном когда-то им в кино или по телевизору.

Это была сравнительно небольшая комната, обставленная функционально, но старомодно: паркетный пол в «елочку» с ковровой дорожкой, стены, обшитые деревянными панелями, стол, накрытый белоснежной скатертью… На столе стоит бутылка минеральной воды, здесь же пустой чистый стакан и «пробочник». На другом краю лежат пачка папирос, хрустальная пепельница, шведские спички и трубка.

В комнате есть книжный шкаф; в простенке и у стола стоят стулья.

А еще в этом помещении имеется диван; обыкновенный диван с валиками и подушками, на котором лежит то ли плед, то ли простое тонкое солдатское одеяло…

Напольные часы принялись мелодично отбивать очередной час. На третьем или четвертом ударе Сотник ощутил непреодолимую сонливость…

Он опустился на этот диван. Чувствуя, что теряет остатки сил, снял обувь. Затем лег на бок, положив голову на диванный валик…

И тот час же уснул; снились ему дальние края, необычные виды, дивная речная долина, люди в странных одеждах, оружие и те, кого ему еще только предстоит найти.

Глава 4

Зона «Ближняя дача»

Над Москвой-рекой догорает розовый закат, предвещающий, если верить народным приметам, улучшение погоды после серии ненастных дней.

В девять вечера через распахнутые ворота выкрашенной в исторический зеленый цвет пятиметровой ограды на территорию тщательно охраняемого объекта в Волынском въехал «лендровер» с тонированными стеклами.

Николай проехал к самому парадному входу. Площадка перед зданием свободна от транспорта. В небольшом фонтанчике, работающем лишь в теплое время года, журчат струйки воды. За зеленым забором стеной стоят разросшиеся ели и вековые сосны; вся округа в эту вечернюю закатную пору словно замерла, она полна загадочной тишины.

Приехавших из Москвы товарищей у главного входа встречал помощник Авакумова. Кстати, сам Щербаков, которому было поручено представлять наряду с Романдовским российскую сторону в сегодняшних переговорах с «аквалонцами» и прибывшим из Рима представителем «Апостолов», а также участвовать в неких «следственных мероприятиях» и наблюдать за миссией иезуита Кваттрочи, приехал на ближнюю дачу лишь недавно, каких два часа назад.

– Павел Алексеевич, следуйте за мной, – распорядился Щербаков. – Николай, оставьте ключи в замке; машину перегонят в другое место! Сами же проходите в вестибюль и ждите дальнейших распоряжений.

Павлу Алексеевичу – помимо вчерашнего случая – доводилось уже не раз бывать в этом двухэтажном, с двускатной крышей, довольно скромных размеров и довольно просто – особенно, как по нынешним временам – отделанном строении, выкрашенном снаружи в традиционный зеленоватый цвет. Он побывал во всех – или почти во всех – помещениях ближней дачи. Включая то, самое, пожалуй, известное, в котором прежний хозяин этого объекта провел последние часы своей небывалой, противоречивой, в чем-то жуткой, страшной, в чем-то славной и великой, но в любом случае – беспримерной жизни.

Так вот: он никак не мог отделаться от чувства, что здесь, на ближней даче, что-то «не так». Он не раз ловил себя на мысли, что то, что он видит здесь, когда его приглашают по какому-то делу в Волынское, является лишь чем-то вроде верхушки айсберга, что он видит часть, но не целое.

У Павла Алексеевича, как и у большинства современников, отношение к фигуре Вождя народов было сложным, неоднозначным. Вокруг Сталина сейчас много споров. Оценки самые разные: одни видят в нем гения и едва ли не святого, другие называют его кровавым диктатором и врагом рода человеческого. Всё это крайности; и лишь одно можно утверждать наверняка: то была небывалая, мощная, как сама стихия, великая эпоха, оставившая после себя немало тайн, неразгаданных и поныне…

Щербаков шел первым. Они проследовали через небольших размеров тамбур в вестибюль (его здесь чаще называют – прихожая). Стены вестибюля облицованы панелями из светлого дуба; слева от двери – вешалка Хозяина, справа – она более длинная – вешалка для посетителей (персон эдак на двадцать). Здесь также имеются большое, в человеческий рост, зеркало и набор щеток для обуви и одежды; это для того, чтобы вызванные на беседу к Хозяину товарищи могли привести себя в порядок, подготовиться к предстоящему разговору.

На паркетном полу большой ковер с разноцветным узором. На противоположной от входа стене вестибюля помещены две оригинальные карты той поры: одна с нанесенной на ней военной обстановкой, с очертаниями линии фронта, другая испещрена значками и символами – это карта действующих крупных промышленных объектов страны, карта великих строек социализма.

Решительно все на этом объекте дышит историей; интерьеры сохранены в первозданном виде. Новоделов здесь нет как таковых – вся мебель, все убранство вплоть до мелочей, являются подлинными, оригинальными вещами своего века.

Из вестибюля во внутренние помещения любимой дачи Вождя народов ведут три двери. Та, что посредине, открывает проход в столовую и далее в спальню Хозяина. Через правую дверь можно попасть в коридор, а уже через него в две жилые комнаты. В конце этого коридора имеется выход на открытую летнюю веранду.

Пройдя в третью дверь, можно попасть в большую светлую комнату с камином, отапливаемым в холодное время года дровами. Здесь, в этом помещении, больше всего времени проводил в своих служебных занятиях, в своих мыслях прежний хозяин этой госдачи, глава огромной страны, Красный Император, могущественный неоднозначный человек, вершивший в одно время делами доброй половины населения земного шара.