Большой террор. Книга II. - Роберт Конквест

Гиршфельд, Аросев, Членов стали жертвами клеветы и беззакония (я назвал только некоторых)».[839]

Однако никакого «процесса дипломатов» так и не было. В частности, Антонов-Овсеенко, как мы видели, прошел обычную негласную процедуру уничтожения. До 1917 года он был меньшевиком. В 1905–1906 годах дважды руководил восстаниями и в 1906 году был приговорен к смертной казни. Уже после этого его несколько раз арестовывали за подпольную работу. (Эта биография показывает, кстати, насколько ошибочно представление о том, будто меньшевики были политически бездеятельны вследствие того, что их точка зрения по партийно-организационным вопросам отличалась от ленинской). В 1917 году Антонов-Овсеенко перешел к большевикам и руководил штурмом Зимнего дворца, в результате которого было свергнуто Временное правительство.

Это именно Антонов-Овсеенко ворвался в зал заседаний и объявил: «От имени Военно-революционного комитета объявляю вас арестованными!» Во время гражданской войны он командовал Украинским фронтом, а в 1922 году возглавил Политуправление Реввоенсовета.[840] На этом посту Антонов-Овсеенко поддерживал Троцкого и через два года был заменен Бубновым. Он оставался троцкистом до 1928 года, после чего разоружился подобно другим участникам оппозиции. После этого Антонов-Овсеенко занимал ряд государственных и дипломатических должностей, последняя из которых была в Испании.

В Бутырской тюрьме Антонов-Овсеенко сидел вместе с другими заключенными в одной из камер третьего этажа. Он был болен, у него пухли ноги (по многим сообщениям, это нередко случалось с заключенными из-за скверного тюремного питания и тяжелого напряжения от длительных допросов). Но держал себя Антонов-Овсеенко бодро, развлекал соседей по камере рассказами о Ленине, об Октябрьской революции и испанской войне. Одним из этих соседей был Юрий Томский — сын Михаила Томского, покончившего с собой в 1936 году. Юрий Томский описывает последние дни Антонова-Овсеенко. По его словам, Антонов-Овсеенко отказывался подписывать что-либо на допросах, хотя протоколы этих допросов разрослись под конец до трехсот страниц. «Во время одного из допросов в кабинете следователя не был выключен радиорепродуктор. Следователь, обозленный упорным отказом арестованного подписать клеветнические материалы, назвал старого революционера врагом народа.

— Ты сам враг народа, ты настоящий фашист, — ответил ему Владимир Александрович.

В этот момент по радио передавали какой-то митинг.

— Слышите, — сказал следователь, — слышите, как нас приветствует народ? Он нам доверяет во всем, а вы будете уничтожены. Я вот за вас орден получил!».[841]

В конце 1938[842] или в начале 1939 года[843] Антонова-Овсеенко вызвали из камеры на казнь. Если верить Юрию Томскому, это было так: «Надзиратель вызвал Антонова-Овсеенко. Владимир Александрович начал прощаться с нами, потом достал черное драповое пальто, снял пиджак, ботинки, раздал почти всю свою одежду и встал полураздетый посреди камеры.

— Я прошу того, кто доживет до свободы, передать людям, что Антонов-Овсеенко был большевиком и остался большевиком до последнего дня».[844]

Тут необходимо заметить, что в начале тридцатых годов Антонов-Овсеенко сам был Прокурором СССР. Его последние слова перед казнью стали известны гражданам Советского Союза через двадцать пять лет. И тем не менее ему еще повезло в этом смысле. Меньшевикам, погибшим в лагерях после процесса 1931 года, или эсерам вроде Спиридоновой не удалось оставить потомству никаких напутствий. Да вряд ли всплывут теперь на поверхность истории и последние слова представителей каменевского поколения.

Между тем все новых и новых советских дипломатов отзывали в Москву на расправу. Полпред в Бухаресте Островский колебался, вернуться ему в Москву или нет. Но решил вернуться, когда получил заверения в полной безопасности лично от Ворошилова, вместе с которым прошел гражданскую войну. Островского схватили, едва он пересек государственную границу.[845]

Ветеран Балтфлота Федор Раскольников был советским послом в Болгарии. Вызванный в Москву в апреле 1939 года, он отказался вернуться. Тем не менее, сегодня он реабилитирован. Раскольников — единственный советский невозвращенец, удостоенный такой чести. Частично это объясняется особо крупными заслугами Раскольникова в годы революции и гражданской войны, полным отсутствием связей с какой-либо оппозицией. Кроме того, Раскольников до конца заявлял о своей верности большевизму, да и умер он всего через несколько месяцев жизни на Западе, в сентябре 1939 года, от нервного расстройства. Даже Эренбург в своих мемуарах упоминает о встрече с Раскольниковым в Париже, причем выясняется, что Эренбург сочувственно отнесся к человеку, решившему остаться за границей.

17 августа 1939 года Раскольников написал оскорбительное письмо Сталину, которое сразу после его смерти, 1 октября 1939 года было опубликовано в издававшейся Керенским в Париже «Новой России». А еще при жизни Раскольникова, 26 июня 1939 года, его несколько более умеренное заявление появилось в милюковских «Последних новостях». В этом заявлении, обращаясь к Сталину, Раскольников между прочим твердо заявил: «Вы сами прекрасно знаете, что Пятаков не летал в Осло». Раскольников тем самым разоблачал состряпанное против Пятакова обвинение в тайной встрече с Троцким в Осло — обвинение, по которому Пятаков был приговорен к смертной казни и расстрелян. Эта уверенная фраза Раскольникова показывает, что в партийных кругах очень многое было известно о подлинном характере обвинений против жертв террора и что сведения такого рода обсуждались старыми партийцами.

МОЛОДЕЖЬ

Одна крупная организация оставалась еще под руководством первого набора сталинцев — ВЛКСМ.

В декабре 1925 года, после поражения Зиновьева на XIV съезде партии, Сталин послал в Ленинград Александра Косарева для проведения чистки в ленинградском комсомоле. В 1926 году оппозиционный блок предпринял серьезную попытку заручиться поддержкой молодежи и студентов. Большинство в «троцкистских» группах протеста составляли молодые представители интеллигенции, недовольные партийным контролем над комсомолом. В результате половина состава Ленинградского горкома ВЛКСМ была исключена из организации.

Котолынов, возглавлявший зиновьевское крыло в ленинградской молодежной оппозиции, смело обвинил Косарева в тактике откровенного запугивания. Однако Косарев продолжал вести эту тактику и по возвращении в Москву. В 1927 году он стал секретарем ЦК ВЛКСМ, а в 1929 — Первым секретарем.

С тех пор «массовая беспартийная организация», как официально именовался комсомол в уставе, сделалась активным инструментом в руках Генерального секретаря ЦК ВКП[б] — чем-то вроде «Сталин-югенда», если применить аналогию с немецким национал-социализмом.

Впрочем, даже такое сильное сравнение выглядит недостаточным. На ноябрьском пленуме ЦК КПСС в 1962 году тогдашний первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. Павлов привел в своем выступлении указание Сталина комсомолу: «На первый план выдвигалось, и это черным по белому было записано, что первейшей задачей всей воспитательной работы комсомола является высматривание и распознавание врага, которого нужно потом убирать только насильственно, методами экономического воздействия, организационно-политической изоляции и методами физического истребления. Вот куда хотел направить усилия комсомола Сталин».[846] Как видим, Сталин хотел, чтобы комсомол стал вспомогательной молодежной организацией НКВД!

21 июля 1937 года Сталин и Ежов вызвали Косарева и полтора часа читали ему нравоучения за то, что комсомольская организация не играла достаточной роли в развертывании кампании бдительности и разоблачений.[847] Косарев постарался удовлетворить их требования. Из попавших в немецкие руки во время войны и затем сохранившихся смоленских архивов мы знаем, что творилось в областных комсомольских организациях осенью 1937 года.

В октябре 1937 года в комсомольских организациях Смоленской (в то время Западной) области прошла всеобщая чистка. Было сказано, что «Фашисты, проникшие даже в ЦК комсомола, теперь разоблачены». 11 октября 1937 года новый первый секретарь обкома ВЛКСМ Манаев заявил, что его предшественники «враги народа Коган и Приходько» якобы «подорвали семьсот колхозных комсомольских организаций». «Врагами» были «заполнены» педагогический институт, техникум, средние школы и даже пионерские организации. Один секретарь комсомольской организации за другим объявлялись преступниками. Было заменено от половины до двух третей всего состава членов комсомольских комитетов и секретарей первичных организаций.