Ночная стража - Терри Пратчетт

Запели песню. Был ли это реквием или песнь победы, он не знал, но Диккинс начал ее, а остальные подхватили, и каждый пел так, будто был совершенно один и не слышал остальных.

… как подымаются ангелочки…

Остальные подхватили мелодию.

Сжимая флаг, на еще неоспариваемом кусочке баррикады в одиночестве сидел Редж Башмак, и выглядел он таким несчастным, что Ваймс почувствовал, что должен поговорить с ним.

… подымаются, подымаются, подымаются,Как они подымаются вверх?

— Все могло быть хорошо, сержант, — поднял глаза Редж. — Правда, могло. Город, где человек может свободно дышать.

… они подымают ЗАДНИЦЫ, задницы, задницы,Смотри, как ангелочки подымаются выше…

— Свободно хрипеть, Редж, — ответил Ваймс, садясь рядом с ним. — Это же Анк-Морпорк. — «А они все попали в такт этой строчке, — подумала частичка него, которая слушала другим ухом. — Странно это, а может и нет.»

— Давайте, смейтесь. Все думают, что это смешно. — Редж опустил взгляд.

— Не знаю, поможет ли это тебе, Редж, но я так и не получил свое вареное яйцо, — произнес Ваймс.

— А что будет дальше? — спросил Редж, слишком погрязший в отчаянии, чтобы посочувствовать, или хотя бы заметить.

Ангелочки подымаются, подымаются…

— Я, правда, не знаю. Думаю, на время все станет лучше. Но я не знаю, что я…

Ваймс замолчал. На дальней стороне улицы, не обращая внимания на дорожное движение, сморщенный старый человечек подметал ступеньки.

Ваймс поднялся и всмотрелся. Человечек увидел его и махнул рукой. И тут вниз по улице погрохотала еще одна тележка, с горкой нагруженная остатками бывшей баррикады.

Ваймс распластался на земле и стал всматриваться между ногами и колесами. Да, слегка кривые ноги и потрепанные сандалии все еще были там, оставались там же, когда проехала телега, и там же, когда Ваймс побежал через улицу, и могли быть там, когда его чуть не сбила незамеченная им телега, и совершенно точно не были там, когда он выпрямился.

Он стоял там, где были они, на шумной улице, солнечным утром и чувствовал, как его окутывает ночь. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Разговоры вокруг него стали громче, превратились в гул в ушах. Да и свет был слишком ярким. Теней не было, а он сейчас высматривал именно тени.

Он пригнулся, домчался по улице к поющим и жестом заставил их замолчать.

— Приготовьтесь, — прорычал он. — Что-то случится…

— Что, сержант? — спросил Сэм.

— Думаю, что-нибудь скверное. Возможно, нападение. — Ваймс осмотрел улицу, ища… кого? Маленьких старичков с метлами? В любом случае, вокруг было гораздо спокойнее, нежели до начала беспорядков; теперь были расставлены все точки над «и». Люди больше не томились в ожидании. Кругом царила суета.

— Не обижайтесь, сержант, — проговорил Диккинс, — но по мне — все мирно. Объявлена амнистия, сержант. Никто больше ни с кем не сражается.

— Сержант! Сержант!

Они все обернулись. Ниже по улице прыгал Шнобби Шноббс. Они увидели, как двигаются его губы, передавая сообщение, но оно потонуло в визге целого вагона свиней.

Младший констебль Сэм Ваймс посмотрел в лицо своего сержанта.

— Что-то не так, — произнес он. — Смотрите, сержант!

— Ну, что? — спросил Фред Колон. — Сейчас с неба упадет огромная птица или что?

Раздался глухой стук, и Виглет вздохнул. Стрела попала ему в грудь и прошла насквозь.

Еще одна вонзилась в стену над головой Ваймса, осыпав его пылью.

— Сюда! — крикнул он. Дверь магазинчика за ними была открыта, и он ввалился внутрь. Следом за ним бросились и остальные. Он слышал свист стрел снаружи и один или два крика.

— Амнистия, сержант? — переспросил он. Снаружи грохочущие телеги остановились, загородив от света полусферы окон магазина и временно защитив его.

— Тогда это какие-то идиоты, — ответил Диккинс. — Может, повстанцы.

— Откуда? Их никогда не было столько, мы-то знаем! В любом случае — мы же победили! — Теперь снаружи из-за тележек доносились крики. Ничто так не перегораживает дорогу, как телега…

— Тогда контрреволюционеры? — предположил Диккинс.

— Что, люди, которые хотят вернуть к власти Ветруна? — спросил Ваймс. — Ну, не знаю, как вы, а я бы присоединился. — Он осмотрел магазин. Тот был набит до отказа. — Кто все эти люди?

— Вы сказали «сюда», сержант, — произнес солдат.

— Да, а нам не надо было говорить, потому что вокруг свистели стрелы, — добавил другой.

— Я не хотел идти, но плыть против течения не смог, — вставил Достабль.

— Я хочу проявить солидарность, — сказал Редж.

— Сержант, сержант, это я, сержант! — Шнобби махал руками.

«Твердый властный голос, — подумал Ваймс. — Просто удивительно, в какую передрягу он может завести.» В магазинчике было около тридцати человек, а он не знал и половины.

— Я могу помочь вам, джентльмены? — поинтересовался тонкий жалобный голосок из-за его спины. Он повернулся и увидел очень маленькую, почти похожую на куклу, пожилую даму в черных одеждах, съежившуюся за своей стойкой.

В отчаянии он взглянул на полки за ней. На них были сложены мотки шерсти.

— Э… не думаю, — ответил он.

— Тогда вы не будете против, если я закончу с миссис Супсон? Четыре унции двухслойной, так, миссис Супсон?

— Да, Этель, прошу! — пискнул тонкий испуганный голосок откуда-то из середины толпы вооруженных людей.

— Нам лучше убраться отсюда, — пробормотал Ваймс. Он повернулся к мужчинам и отчаянно зажестикулировал, призывая к тому, чтобы, насколько это возможно, никто не обидел пожилых дам. — Прошу, у вас есть черный ход?

Невинные глаза владелицы магазина обратились к нему.

— Людям стоит купить что-нибудь, — многозначительно произнесла она.

— Э… мы, эмм… — Ваймс отчаянно озирался по сторонам, и его осенило. — А, точно, да… Мне нужен грибок, — сказал он. — Знаете, такая деревянная штуковина, чтобы…

— Да, сержант, я знаю. Это стоит шесть пенсов, благодарю, сержант. Должна сказать, приятно, когда мужчина готов сделать это самостоятельно. Могу я предложить вам…

— Прошу вас, я спешу! — перебил ее Ваймс. — Я хочу заштопать все свои носки. — Он кивнул на людей, и те героически закивали.

— Я тоже…

— Столько дырок, просто ужасно!

— Нужно зашить их прямо сейчас!

— Это я, сержант, Шнобби, сержант!

— Моими рыбу можно ловить, точно сетью!

Женщина сняла с крючка большую связку ключей.

— Думаю, этот, нет, вру, думаю, нет… подождите минутку… а, вот этот…

— Эй, сержант, там куча людей с арбалетами, — бросил Фред Колон, стоявший у окна. — Около пятидесяти!

— … нет, вот этот, боже, этот от замка, который у нас был раньше… как насчет этого? Давайте попробуем вот этот…

Очень осторожно и очень медленно она отперла дверь.

Ваймс высунул голову. Они оказались на улочке, заполненной мусором и старыми коробками и ужасным запахом всех подобных ей улочек. Вокруг никого не было видно.

— Ладно, все выходим, — заключил он. — Нам нужно место. У кого есть лук?

— Только у меня, сержант, — отозвался Диккинс. — Мы же ведь не ожидали беды.

— Один лук против пятидесяти человек. Плохие ставки, — произнес Ваймс. — Сваливаем отсюда!

— Им нужны мы, сержант?

— Они ведь подстрелили Виглета, так? Уходим!

Они побежали по улочке. Когда они пересекли более широкую, позади снова хлопнула дверь магазинчика, и раздался победный клич.

— Я достал тебя, Герцог!

Карцер…

Стрела звякнула о стену и отрикошетила, отскакивая от стен вдоль всей улицы.

Ваймс бегал прежде. Каждый стражник знает, как бегать. Они называли это Отступлением на Заранее Приготовленные Позиции. Ваймс бегал этим маршрутом много раз, проносясь по улочкам, прыгая на крыльях ужаса на стены от одного охраняемого собаками двора к другому, падая в стайки цыплят и скользя по крышам уборных, высматривая своих, или же, если этого не удавалось, местечка, где можно прислониться спиной к стене. Иногда бегать приходится.

И, как и стадо, инстинктивно держишься вместе. В толпе из тридцати человек или около того, попасть в тебя сложнее.

К счастью, Диккинс вырвался вперед. Старые копы бегают лучше всех, поскольку натренировались за жизнь. Как и на поле сражения, здесь выживают только самые хитрые и быстрые.

И потому, он даже не притормозил, когда в конце улочки появилась телега. Это был фургон яишника, наверное, пытавшегося срезать и избежать «никто не может двинуться из-за всех остальных» хаоса на главных улицах. Человек, задняя стенка его фургона, заставленного коробками на десять футов вверх, его лошадь, скребущая стены, с ужасом уставились на приближающихся людей. Ни у кого не было тормозов, и никто совершенно не собирался поворачивать назад.