Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Е. Григ

Да было у кого и поучиться — в ВААПе работали прекрасные юристы, отличные «переговорщики» и мощные, хотя и малопонятные финансисты.

В Агентстве существовали так называемые «типовые контракты», при заключении которых с иностранным партнером заполняли пустые графы — финансовые условия, сроки выплат, количество бесплатных авторских экземпляров и т. д. Такие контракты «работали» в определенных странах, с авторско-правовыми организациями которых они были согласованы. Но бывали проекты, которые требовали специальных соглашений, написанных исполнителями и утвержденных нашими юристами. Первым моим таким контрактом стало соглашение на издание в финском издательстве «Вейлин и Гёёс» альбома Ильи Глазунова. Этот контракт — предмет моей гордости не только потому, что я «создал» его, но и потому, что это был первый серьезный вааповский контракт на произведение изобразительного искусства и первый на такую большую сумму гонорара.

В тот год должна была открыться выставка Ильи Сергеевича на Кузнецком мосту. Посвященные ожидали ее с особым нетерпением: впервые выставлялась «Мистерия XX века», на которой, как всем теперь известно, среди персонажей, сделавших XX век таким, какой он есть, был изображен и Солженицын. Непосвященные мечтали попасть на открытие выставки известного и любимого многими художника.

Был солнечный, очень теплый день. С несколькими коллегами из «Дома» я стоял напротив входа в Выставочный зал на Кузнецком мосту, мы ожидали открытия. Вдруг как из ведра полил энергичный летний дождик и почти сразу же кончился. Народ снова зашлепал по Кузнецкому, подошла жена, держа туфельки в руках и спокойно шагая в чулках по чистенькому асфальту.

— Ну что вы стоите-то?

— Да вот ждем, когда откроют…

Зря мы ждали — выставку не открыли. Какое-то руководство Союза художников запретило ее именно из-за «Мистерии», а точнее, из-за изображенного там Солженицына. Ну, естественно, пошли разговоры о кознях КГБ и прочая чепуха, и Илья Сергеевич — хваткий делец и опытнейший администратор, сделал из этого события — Событие.

Зашумели зарубежные «голоса» — только вчера они поносили художника за «примитивный славянизм», а теперь грудью встали на защиту его интересов… Илья Сергеевич умело руководил скандалом, кому нужно — давал интервью.

Вилле Репо, один из директоров финского издательства «Вейлин и Гёёс», решил использовать эту ситуацию и на гребне скандала быстро издать альбом произведений Глазунова (не знал еще ни художника, ни русской привычки пренебрегать любыми расписаниями).

А тут оказалось, что в больших друзьях Ильи Сергеевича ходил зампред ВААПа Юрий Федорович Жаров.

Ю. Ф. Жаров устроил в ВААПе переговоры с Вилле Репо и Глазуновым относительно издания альбома (Панкину эта идея, по-моему, не очень нравилась). Я был на этих переговорах уже не как переводчик, а как творец контракта. Все обсудили, все расписали, назначили сроки, обговорили гонорар, и работа пошла. Часть слайдов у Глазунова была, остальные должна была отснять группа из «В. и Г.». В проекте принимала участие и покойная Нина Александровна Глазунова.

Вилле, с которым мы быстро подружились, пригласил в Хельсинки делегацию ВААПа и Илью Сергеевича — «для активизации работы над проектом и ознакомления с типографией».

Наше путешествие началось холодным зимним вечером в вагоне поезда Москва — Хельсинки. Поезд отправляется из Москвы чуть ли не в полночь, и советские пассажиры сразу ложатся спать. То пограничники, то таможенники вяло осматривают вагон, купе, заглядывают под полки, неприятностей пассажирам не доставляют.

Пассажиры-финны (во всяком случае, их значительная часть) «гудят до утра» — вопреки мнению многих, в Финляндии сухого закона нет, но спиртное значительно дороже, чем у нас.

Утром короткий таможенный досмотр и паспортный контроль в Выборге, и скоро за окном поезда поплыли финские пейзажи — скалы, лес, аккуратные разноцветные домики, добротные складские строения, ухоженные дороги с автомобилями и грузовиками марок всего мира, непривычные надписи по-фински и по-шведски. Финский язык — один из сложнейших и самых устойчивых, он не терпит никаких заимствований из других языков — телефон, который, кажется, на всех языках «телефон», в финском — «пухелин». Шведский считался чуть ли не государственным, официальным языком, но больше по традиции. Позже, когда я его выучил, оказалось, что владеют им не многие финны.

Примерно в полдень поезд приходит на Лужайку — пограничную станцию и стоит минут сорок — час. В большом здании размещены таможенники, пограничники, железнодорожники, прилавки с прессой и мелочами, закусочная-ресторан с напитками и прекрасной разнообразной едой.

Уже здесь, на Лужайке, впервые приехавшие в Финляндию сталкиваются с ошеломляющей финской чистотой, добротностью всего изготовленного здесь, порядком везде и во всем. Все официальные лица преисполнены достоинства, энергичны, гладко выбриты и аккуратно причесаны, в отлично подогнанной форме. Никто из них не стоит, прислонившись к стене и слюнявя вечную сигарету. Женщины не собираются в уголке перекинуться новостями часика на два-три, оставив в окошке надпись «ушла на базу»…

Единственная поблажка у конторских финнов — бумажный стаканчик или чашечка отличного крепкого кофе. Финны пьют его в небывалых количествах, борясь, наверное, с зимней дремотой…

В 2 часа поезд приходит в Хельсинки, на красивый, старой постройки вокзал — чистейший, конечно. Там всего вдосталь — и носильщиков, и киосков со всем, что может пригодиться путешественнику, и такси на привокзальной площади. Это самый центр города и отсюда рукой подать куда угодно.

Город небольшой, уютный во всякое время года — и во всякое время года чистый.

На следующий день огромный крайслер — представительская машина «В. и Г.» — забрал нас из гостиницы, и шофер с внешностью и повадками японского борца привез делегацию в Эспо — сказочный живописный пригород Хельсинки.

На просторной стоянке около издательства — столбики с номерами машин сотрудников. Это не только для порядка. Под передним бампером автомобиля устроена электрическая розетка: в мороз она подключается к штекеру на столбике, и нехитрое устройство периодически подогревает масло в двигателе автомобиля в течение рабочего дня. Вечером владелец отключает электроподогрев, и двигатель заводится «с полоборота». Так экономится топливо, сберегаются аккумуляторы, двигатели, которые при холодном запуске изнашиваются куда быстрее, так берегут чистый, свободный от автомобильных выхлопов воздух и снег. В некоторых фирмах и компаниях за эту услугу надо платить скромные деньги, в других это бонус — льгота для сотрудников.

Вся эта техника, массовая и нехитрая, почему-то (это всю жизнь приводило меня в изумление) находится за пределами внимания инженеров, автомобилестроителей одной из самых холодных стран мира — той, в которой мы с вами живем.

По-настоящему пригодный к эксплуатации в зимнее время автомобиль — это появившийся в нашей стране в конце 60-х ФИАТ — «Жигули». И то — Италия ведь известна своими морозами…

После долгих переговоров нас познакомили с типографией — огромный, почти бесшумный зал, пощелкивают гигантские машины, которые печатают, обрезают бумагу, брошюруют и переплетают книги, складывают их в пачки (вес не более восьми килограммов, потому что в производстве заняты женщины, и это предельно допустимый вес, который они могут поднимать). Профсоюз!

Чистота и порядок, нигде ничего не валяется.

В зале восемь-десять человек в комбинезонах или в свободной, удобной одежде не спеша ходят между машинами, попивают из бумажных стаканчиков пепси или кофе. К машинам и столам там и сям прилеплены журнальные фотографии грудастых дам, какие-то записки, карикатуры из газет. На приветствия сопровождавшего нас менеджера рабочие отвечают вежливо и с большим достоинством. Это специалисты высшего класса и зарабатывают они гораздо больше менеджера.

Спустились в издательство. Начальники разных калибров сидят по отдельным кабинетам. Редакторы, корректоры, бухгалтеры — в уютных клетушках-ячейках, на которые разделен целый этаж. Перегородки между ними обиты звукопоглощающей тканью, пишущие машинки не слышны, телефоны звонят шепотом. Разговаривают по телефону так, чтобы не мешать друг другу, то есть тихо, спокойно.

Каждый, особенно женщины, украшает свою ячейку как может — цветы, репродукции, картины, фотографии близких. Мебель, машинки, телефоны, календари, канцелярские принадлежности — лучшего качества. Все удобно и красиво. В углах зала — автоматы с пепси, перколаторы, которые постоянно подогревают чай и кофе.

Чистота — хирургическая. Все красиво, разнообразно и удобно одеты. Все мужчины выбриты, женщины — заботливо причесаны. Все вежливы, сдержанны, внимательны друг к другу. Это — офис.