Русские и пруссаки. История Семилетней войны - Альфред Рамбо

До сего времени Всевышний неизменно благословлял оружие Ее Императорского Величества, и хотя Императрица всецело полагается на божественную помощь, однако же и сама она никогда до сих пор не позволяла использовать свои войска для разрушения градов, у неприятеля взятых. Но ежели король Пруссии, не желая последовать таковому примеру Ее Императорского Величества, вздумает злоупотребить каким-либо кратковременным своим успехом ради отмщения и особливо станет принуждать подданных своих, в военной службе не состоящих, браться за оружие, в таковых случаях последствия могут оказаться весьма пагубными и, несомнительно, будут отдалять, а не приближать восстановление толико вожделенного спокойствия.

А поелику г-н посланник при всех к тому оказиях выказывал достохвальное рвение к воцарению мира, здесь надеются, что из всего вышеизложенного он сделает соответственное употребление, как при своем, так и при прусском дворе, дабы предотвратить, по крайней мере, превращение и без того столь пагубной сей войны в еще более жестокую»[292].

3 ноября 1760 г. Фридрих II взял у австрийцев реванш в кровавом сражении при Торгау.

Другая экспедиция русских — против Кольберга, оказалась не столь блестящей, как берлинская. 12 августа генерал Олиц с двенадцатитысячным корпусом вышел из Королата и должен был остановиться в Дризене в ожидании дальнейших приказов. Тем временем адмирал Мишуков привел на кольбергский рейд флотилию транспортов с пятитысячным десантом. Крепость защищал полковник Гейде, против 17 тыс. русских у него было два батальона ландмилиции и 800 чел. гарнизона. Однако русской эскадре, которая 27 августа начала высадку десанта и бомбардирование Кольберга, препятствовал жестокий шторм. 6 сентября обстрел возобновился и была отрыта траншея. Совершенно неожиданно под стенами крепости появился генерал Вернер (5 батальонов и 8 эскадронов). Он маневрировал с такой смелостью и искусством, что сумел пройти в город. Обескураженные русские сняли осаду и погрузились обратно на суда, оставив неприятелю 22 пушки. Это настолько рассердило Конференцию, что она предала русских командиров военному суду. Впрочем, 21 ноября все они были оправданы.

После сосредоточения русской армии во Франкфурте 13 и 14 октября Салтыков перевел ее обратно на правый берег Одера. Он ожидал нападения Фридриха II, раздраженного разорением его столицы. Однако, как мы уже видели, король оборотился против Дауна. Напрасно прождав его на выгодной позиции у Циленцига, Салтыков 17 октября решился отдать приказ об отступлении на Варту, а затем и на Вислу. Это вызвало протесты со стороны польского короля и Дауна: они настаивали на том, чтобы, по крайней мере, к австрийской армии в Саксонии был направлен корпус Чернышева. Однако Конференция не согласилась с этим. Во время кампании 1760 г. русская армия претерпевала большие тяготы. Как обычно, недоставало фуража. Из-за крайней нехватки лошадей пришлось сжечь 55 фургонов и 54 понтона, так как их лошади были отданы артиллерии. 26 октября войска остановились на другом берегу Варты. 30-го вновь заболевший Салтыков опять передал командование Фермору. Однако уже был назначен его преемник — граф Александр Борисович Бутурлин. Весьма приближенный к царице, он не достиг, однако, высоких чинов и имел лишь первое старшинство среди генерал-аншефов. Поскольку не хотели назначить Фермора, а Румянцев считался слишком молодым, не оставалось никого другого. Бутурлин был членом Конференции и командующим на Украине. Впрочем, назначила его, конечно же, не сама Елизавета, а Конференция.

14 октября Бутурлин уведомил Фермора о своем намерении занять винтер-квартиры в Силезии и Померании. Однако, прибыв к армии, он все-таки понял, что это невозможно, и приказал продолжать отступление на Нижнюю Вислу, где армия остановилась зимовать, как и в предыдущие годы.

Но не одна только российская армия была измотана прошедшей кампанией. Война отягощала весь мир и особенно короля Франции. В Индии 10 января пал Пондишери. На Американском континенте остатки французских сил капитулировали в Монреале. В Германии успех сопутствовал только герцогу де Кастри при Клостеркампе{72} (16 октября). Зимой французы смогли остаться на винтер-квартирах в самом центре Вестфалии, на Верре и Фульде — не столь уж большое возмещение всех наших несчастий. 18 декабря Людовик XV направил маркизу Лопиталю «Декларацию для союзных дворов». Король давал в ней понять, что полагает поставленную в этой войне цель уже достигнутой: «Ныне прусское могущество ослаблено настолько, что в будущем можно не опасаться более амбициозного духа того государя, который с излишней смелостию рассчитывает на свои силы». Что касается возмещения для Австрии, курфюрста Саксонского и шведской короны, то Людовик XV приглашал своих союзников поразмыслить о реальной возможности получить его: «Король не предполагает, что будущая кампания сделает положение альянса существенно отличным от нынешнего». Наконец, касаясь самого животрепещущего, Людовик еще раз обращал внимание на тяготы и истощение народов. Он никак не мог «скрыть от верных своих союзников, что принужден уменьшить предоставляемую для них военную помощь», а если война будет продолжаться и далее, для него станет невозможным «гарантировать неукоснительное исполнение всех взятых на себя обязательств».

Это означало отступничество Франции в ближайшем будущем, по крайней мере, от германских дел. Герцог Шуазель считал необходимым направить последние ресурсы на морскую оборону.

Глава пятнадцатая. Кампания 1761 г. в Силезии и Померании

Начиналась кампания 1761 г. После французской декларации 18 декабря в Петербурге не могли больше рассчитывать ни на продолжение особенно активных действий в Германии, ни тем более на упрочение русской власти в Восточной Пруссии.

Елизавета, уже поддавшаяся настояниям Людовика XV и отвергшая планы Салтыкова касательно Данцига, делала уступки и в отношении этой провинции Прусского королевства. Осенью 1760 г. она просила передать французскому королю, что здесь не может быть никаких препятствий для заключения мира. «Инструкции» для барона де Бретейля от 31 января 1761 г. свидетельствуют о неизменном стремлении Людовика XV обуздать русские амбиции:

«Барону де Бретейлю надлежит представить императрице России, ежели случится у него к тому надлежащая оказия, все те причины, основанные на принципах справедливости и человечности, кои должны побудить сию государыню к восприятию благотворного плана, направленного на прекращение кровопролития стольких воюющих народов и предупреждение, по мере возможности, новой кампании. <…> Здравое рассуждение показывает, что уже невозможно добиться мира ценой войны, предоставляющей большее вероятие опасностей, нежели успехов … Столь великой государыне, вполне доказавшей свою приверженность взятым на себя обязательствам, не пристало ныне искать иной славы, кроме той, каковая соединена со спокойствием и счастием народов»[293].

Первым следствием таких настроений у союзников явился совершенно секретный рескрипт царицы, направленный 2 февраля главнокомандующему Бутурлину: «Теперь миновались или скоро могут миноваться те обстоятельства, для которых мы были принуждены стараться о охранении Пруссии в хорошем состоянии; наступают такие обстоятельства, при которых надобно заботиться только о том, чтоб армия наша была снабдена всем потребным и королю прусскому была страшна»[294]. Поэтому Бутурлину надлежало ужесточить отношение к сей провинции в соответствии с требованиями военного времени. Он должен был заменить всех русских — извозчиков, служителей рабочих команд и прислугу крестьянами, взятыми в Пруссии, вместе с их собственными повозками и лошадьми. Было велено обещать им только освобождение после конца войны.

Та же самая причина привела к парижской конференции 25 марта с участием Австрии, России, Швеции, Саксонии и Польши, в результате которой появилась декларация пяти дворов, обращенная к королям Англии и Пруссии. Им предлагалось назначить какой-нибудь из городов, например Аугсбург, где собрались бы полномочные представители для переговоров о мире. Одновременно такие же консультации должны были проводиться в Париже и Лондоне. Кроме того, высказывалось пожелание прекратить военные действия «во всех частях света, где пылает огонь войны». 8 апреля Питт ответил, что на заморских территориях война может закончиться лишь после окончательного установления мира в Европе. Таким образом, он оставлял за собой возможность довершить завоевание французских колоний. И Аугсбургский конгресс, и конференции в Париже и Лондоне не состоялись. Марии Терезии была нужна Силезия, а Фридрих предпочитал скорее «сражаться за целостность моих владений, даже если бы у меня осталось с десяток поварят», чем отказаться от сеи провинции.