Наследник чародея - Пола Вольски

Гигантский водопад. Судя по звуку, преогромнейший. Где-то впереди, совсем рядом, река обрушивалась с немыслимой высоты, и лодку несло прямо к обрыву. Командир, прекрасно понимая, что его ждет, удвоил усилия, но только до крови содрал кожу на запястьях. Связывавшие их веревки и не думали уступать.

Лодчонка, отдавшись на волю мощному течению, неслась теперь с такой головокружительной скоростью, что легкий ветерок обдувал покрытое испариной лицо командира, чему он при других обстоятельствах весьма бы порадовался. Но не теперь. Корпус лодки вибрировал от нарастающей мощи воды, кромешную мглу наполнил ее неумолчный рев. Словно вторя ему, Кронил с рычанием пытался разорвать упрямые веревки, так что и руки, и сами путы стали теплыми и липкими от крови.

Странное спокойствие снизошло на Кронила за сотую долю секунды до того, как лодка сорвалась с вершины водопада, названного вардрулами Незримым, и, пролетев полтораста футов, канула во тьму. В последнее мгновение командир успел подумать: выходит, не такие уж демоны бесхребетные, как ему казалось.

Глава 10

Узнав о бесславной гибели отряда гвардейцев, герцог Повон погрузился в пучину меланхолии, поскольку бремя ответственности стало казаться ему непосильным. Потерять лучших своих воинов вместе с их доблестным командиром — и ради чего? Фал-Грижни все еще жив, как жива его мать и жуткие белые демоны, и теперь они, уж конечно, алчут мести. Повон ничуть не сомневался в том, что готовится новый заговор, да не один, и дурные предчувствия не давали ему покоя ни ночью, ни днем. Враги уже покушались на его жизнь, причем — подумать только! — в его собственной опочивальне. Они непременно захотят довести свое гнусное дело до конца, и по этой причине герцогский дворец охраняли не хуже фамильного склепа. Ни один незнакомец не имел права ступить на герцогский причал и уж тем более войти в здание. За последние две недели стража задержала троих человек, проникших на запретную территорию, и как раз сейчас герцог Повон решал их участь. Сказать по правде, он бы, не задумываясь, казнил всех троих, как бы там они ни клялись в невиновности, но подобный шаг наверняка сделает его самого объектом злобных нападок со стороны смутьянов и недовольных властью, которые не упустят случая позлословить на его счет. Похоже, этим отщепенцам и в голову не приходит, что этой своей так называемой свободой слова они обязаны ему, и только ему. Увы, размышлял Повон, таков удел всякого милосердного просвещенного монарха. Противники вечно злоупотребляют его терпением. Добродетели оборачиваются ему во вред! Лантийская чернь просто не способна признать что-либо, кроме жестокости. Да, демонстрация силы внушила бы должное уважение простому люду, но герцог колебался, памятуя о печальном примере своего предка герцога Брайзейани Дил-Шоннета. Тот вздумал ввести налог с паромщиков за пользование водой и за труды свои был скормлен ракам.

От злобной лантийской черни можно ждать чего угодно. Как и от келдхара Гард-Ламмиса, который, негодуя по поводу затянувшейся помолвки Повона с его ненаглядной дочуркой, требовал немедленно выплатить займ, взятый в свое время под возведение Финзифойлова каприза. Но о каком возвращении долгов могла сейчас идти речь? В посланиях келдхара между тем содержался косвенный намек на то, что выплата эта могла бы быть отсрочена, а то и вовсе аннулирована при вмешательстве герцогини Ланти-Юма, которая наверняка замолвила бы словечко за законного супруга. Действительно, кельдама Нуксия могла существенно помочь в этом вопросе. Брак решил бы все проблемы разом… И все же герцог тянул время. Кельдама Нуксия — и навсегда? И не сбежать, не скрыться? Мысль об этом была невыносима. Но как вынести разорение, государственные беспорядки, публичное осмеяние? Впрочем, существовал куда какой простой выход из сложившейся ситуации. Блестяще нанесенный военный удар разом решил бы все наболевшие проблемы. Герцог, не обладая смекалкой истинного стратега, начал подумывать, а не занять ли мятежные умы межгосударственными распрями? Однако, проанализировав финансовое, политическое и военное положение Ланти-Юма, он вскоре убедился в нецелесообразности подобного плана, после чего выбросил не слишком удачную затею из головы и принялся обдумывать иные возможности. От политического убийства также пришлось отказаться. Устранение ламмийского келдхара вовсе не избавит Ланти-Юм от роковой задолженности. Убивать кельдаму также бессмысленно — ее внезапная кончина, несомненно, вызовет вполне обоснованные подозрения. А ко всему прочему у келдхара есть еще и другая дочь, по характеру, как говорят, ничуть не покладистей первой. Подкупить келдхара или его министров — немыслимо, а для шантажа не имеется ровным счетом никаких оснований.

Устремляясь в мысленных скитаниях все дальше и дальше, герцог Повон обмозговал в качестве возможного решения проблемы самоубийство. Помечтать об отдыхе, безмятежности и торжественности препровождения в мир иной было весьма и весьма понятно, однако средства осуществления самого перехода представлялись ему довольно безрадостными. Стоило только подумать о ножах, чашах с ядом, пеньковых петлях, как на лбу его милости выступал холодный пот, и отрешиться от ужаса можно было разве что с помощью спасительных «Лунных грез». Благодаря щедрости Бескота Кор-Малифона у него имелся крохотный флакон чудодейственного снадобья, который он втайне от всех носил на тонкой цепочке на поясе, под одеждой. Сейчас «Лунные грезы» подарят ему блаженную усладу, но вот после женитьбы… Повон содрогнулся и поспешно достал заветный пузырек. До чего же он маленький, неприметный, и сколь ничтожна его вместимость! Хорошо, что есть еще хоть сколько-нибудь. Только расходовать содержимое надо очень и очень экономно. Быстро оглядевшись по сторонам — надо сказать, что находился он во второй по роскоши дворцовой спальне: первую приводили в порядок после случившегося там пожара, — герцог аккуратно вытащил пробку и побаловал себя малюсеньким глоточком «Лунных грез».

Даже столь ничтожное количество напитка мгновенно оказало на него чудесное действие. Ночные кошмары бесследно испарились, исчезло внутреннее напряжение, кривая настроения быстро поползла верх — и вскоре герцог снова был в состоянии безбоязненно взглянуть в будущее. Более того, ближайшее будущее рисовалось ему в самых радужных красках, ведь наутро начиналась Парнисская регата, на церемонии открытия которой, по традиции, ему предстояло присутствовать. В этом году, ввиду недавних печальных событий, его милость подумал было не появляться на публике, но не решился уронить достоинство Дил-Шоннетов. К тому же Повон обожал регату и уже сделал несколько ставок на победителя. Поэтому, посовещавшись с ближайшими советниками и тайно пригубив «Лунные грезы», он уверился в том, что, если принять элементарные меры предосторожности, безопасность ему гарантирована. Богато украшенная плавучая платформа, с которой он обратится с речью к народу, будет спущена на воду лагуны Парниса лишь накануне вечером, непосредственно перед началом регаты. Весь вечер и всю ночь ее будут охранять гвардейцы Круфора. Любой лантиец, задержанный поблизости от платформы, будет казнен на месте, без суда и следствия. Ранним утром, перед самым прибытием герцога, платформу тщательно осмотрят, дабы уберечь его милость от взрывных устройств, зажигательных смесей, адских машин и прочих нежелательных сюрпризов. Окольный путь, которым герцог отправится к лагуне, будет держаться в строжайшем секрете, и поедет он под охраной подразделения гвардейцев, которые впоследствии станут по периметру платформы, окружив ее несокрушимой живой стеной. Таким образом лантийский герцог, не подвергая свою жизнь риску, продемонстрирует народу и храбрость, и патриотизм. Лучшего выхода из ситуации не придумаешь, и вдохновением своим он обязан «Лунным грезам». И щедрости Бескота Кор-Малифона, конечно, как не он, проявил редкостное понимание и услужливость настоящего верноподданного! Не согласится ли он проявлять их и впредь? Запасы драгоценного напитка таяли прямо на глазах. Надо будет завтра же намекнуть об этом Бескоту. Да, побывать на Парнисской регате стоит!