Коммуналка 2: Близкие люди (СИ) - Лесина Екатерина

Что она о плакальщицах вообще знает?

Мало.

Читала как-то, когда попался в руки «Малый справочник существ мифических», еще пятнадцатом году изданный, а потому под цензуру не попавший. Только это и заинтересовало, но читался он с трудом — язык, пусть и родной, казался незнакомым, тяжелым, вычурным.

Картинки же были хороши.

— Проходите, присоединяйтесь, — Толик махнул рукой, и по стенам чердака поползли огоньки. Они загорались один за другим, сливаясь в полосы, а те — в полотнища, и казалось, что весь-то чердак укрылся за этим вот потусторонним сиянием. Свет был неровным, зеленоватым, отчего желание выть только выросло. И Виктория зажала рот ладонью.

Там, в книге, плакальщицы были нарисованы худющими уродливыми существами.

Она не такая!

— Болотные огоньки? — осведомилась дива, которая уже была тут, что Викторию нисколько не удивило. Пожалуй, удивило только спокойствие дивы.

Сидит себе на ковре, детишек обнимает, а те крутят головами, рты пораскрыв.

Умилительная картина. Только вой прорывается сквозь пальцы, и приходится закусывать губу, потому как боль отрезвляет, помогает справиться с даром.

— Они самые, — Толик поднимается.

Не Толик.

То есть, вроде тот человек, Виктория его сразу узнала, но и другой. Лицо… переменилось? Или его выражение. Эта вот серьезность, которой прежде не было, взгляд такой, холодный, оценивающий. Этот точно не стал бы выпрашивать полтинник до зарплаты.

Или красть из холодильника чужую колбасу.

Скорее сдох бы от голода, чем этак опозорился. И плач в груди закипает с новою силой.

— Их почти и не осталось. Они тишину любят, спокойствие, — он поднял руку, коснувшись низкой балки, и зеленоватый зыбкий свет потек по пальцам. — А людей сейчас много, лезут всюду, и куда надо, и куда нет… вот и приходится… помогать. Этих еще мой дед принес, а может, прадед. Для тех, кто некромантией балуется, самое оно. Органику разлагают быстро. Если б не защита, может, и дом сожрали бы. И сожрут…

…не только дом.

Сияние дрожало, тянулось к Виктории.

— Но вам бояться нечего. Проходите, садитесь… ковер теплый, да и вообще тут… хорошо. Я, когда маленький был, любил на чердаке прятаться. Порой сбегал от наставников и сюда, ложился, целыми днями лежал, мечтая, как стану взрослым и совершу подвиг.

Он стряхнул болотную зелень с пальцев.

— А на упыря, к слову, не рассчитывал, но… отец мой, мир праху его, как-то обмолвился, что упыри по силе мало двуипостасным уступают.

Сердце в груди мелко затряслось.

— И когда убивать станешь? — тихо поинтересовалась Калерия, которая здесь, в нынешнем мире, побледнела, посерела.

— Скоро. Только… остальных дождемся, — вполне серьезно ответила нелюдь.

Глава 31

Глава 31

Изнанка мира пахла болотом.

И оборотень вскинулся, поднялся было на дыбы, обнажив покрытое мелкою чешуей брюхо. Взметнулись короной иглы на загривке и плечах, длинный хвост хлестанул бока, а из глотки твари донесся низкий гулкий вой.

— Спокойнее, — сумеречник огляделся и, присев, коснулся пола, который…

…становился болотом.

Пробивалась сквозь доски знакомая зеленоватая травка, та, которая так любит трясину, затягивая ее яркими коврами. Вспухали то тут, то там кочки осоки. И запах стал сильнее, ярче.

— Возьми свой дар под контроль, а то не гарантирую, что не окажемся на каком-нибудь болоте, — жестко произнес сумеречник.

Здесь, на изнанке, он был почти человеком. Разве что чересчур худым, с непропорционально вытянутым телом, слишком длинными руками и шеей, что торчала из грязного воротника гимнастерки этакою палкой. А так… человек.

Лейтенантишка обыкновенный, из тех, который только-только из учебки, глаза огромные, наивные, и видится в них желание служить отчизне. Хорошее, в общем-то желание, правильное, только… сколько их, таких, сгинуло?

Но Святослав себя осаживает.

Щиты.

Спокойствие. И тихая благодарность тем, кто вымучивал когда-то, заставляя держать эти треклятые щиты, отгораживаться от мира. И себя отгораживать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Здесь все немного иное, тонкое, что ли, — лейтенант вытирает нос рукавом и шмыгает. — Объяснить сложно, просто усвойте, что изнанка довольно легко отзывается на силу, пусть даже не облеченную в заклятия. Порой хватает спонтанного выброса или даже неоформленного желания, особенно если маг сильный.

— А оформленного?

— Если маг очень сильный, то мир откликнется легко. И желание исполнит, хотя цену тоже свою назначит. Посильную. До какого-то момента посильную. Он с радостью сожрет любого, но притом осторожен. Так что… постарайся не воплотить свои страхи.

Святослав кивнул.

Постарается.

Да и отдал он их, пусть и частично.

Вдох.

Выдох. Окончательная стабилизация. И болото, готовое разверзнуться под ногами, тает, а кухня становится собою же, правда, несколько искаженной. Уродливый стол похож на поверженное чудовище, на мертвецов вовсе лучше не смотреть.

Да и не затем сюда вышли.

Святослав крутанулся на месте, пытаясь понять, слышит ли эхо… тишина. Нет, не абсолютная, как та, которая его едва не раздавила. Но все равно тишина. И в тишине этой звуки выделяются ярко.

Поскрипывает паркет, помнящий звук шагов.

Вздыхает дом.

И он готов преобразиться, вернуться в прошлое, где был счастлив.

Не то.

…следы из солнечного света. Двуипостасный принюхивается к ним, идет по ним, упирается в стену и воет, жалобно так.

Нет, не то.

…звуки песни, которая дрожит и нравится миру, поэтому он так бережно хранит ее осколки, играясь с ними, составляя новые песни.

Тоже не то. Песни давние, мир собирал их долго, трепетно и, пожалуй, та, что рождала звуки, единственная была им любима.

Или нет?

Дива.

Запах живицы, шелест листвы над головой, полог тяжелой листвы, влажность, духота…

…нить.

Красная пуговица и черная нитка.

Вспомнил!

Идиот!

Святослав широко улыбнулся. На самом деле все ведь просто, нужно лишь представить себе эту вот треклятую пуговицу, которую он рассмотрел хорошо. Крупную, поцарапанную, со сколотым краем, с четырьмя дырками.

Зацепиться.

И…

— Руку, — сумеречник вцепился в пальцы. — Покажешь?

А нить протянулась дорогой-дорожкой, пролегла тонкою тропой, которая казалась слишком уж ненадежною. Ступить-то можно, но как знать, выдержит ли эта тропа?

Никак.

Только ступить.

…а ведь он, Святослав, может уйти. Просто взять и уйти. Шкурой чувствует, задерживать не станут. В конце концов, что ему до посторонней дивы? До детей? Конечно, Казимир Витольдович осерчает, не без того. Потерять двух див и одного потенциально сильного менталиста? Но ведь не Святослава в том вина.

Он сделал, что было велено, а что прочие подвели…

— Идем, — он отряхнулся от мерзких мыслей, которые пытались развалить щиты. Не выйдет. Он давно привык сражаться, в том числе и с собой.

Нить разрослась.

Легла под ноги.

И исчезла, оставив их перед приоткрытой дверью.

— Тварь сильна, — счел нужным предупредить Святослав.

Двуипостасный тряхнул колючей гривой, а лейтенантик лишь плечами пожал, мол, бывает и такое. И подумалось, что, наверное, тот самый лейтенантик с наивным взглядом что-то да значил для безопасника, если тот так и не нашел в себе сил расстаться с ним. И, наверное, мысли его отразились на лице, если лейтенантик кривовато улыбнулся и ответил:

— Поверь, ты выглядишь не лучше.

Быть может и так.

В последнюю секунду Святослав оглянулся. Позади него расстилалось поле, темно-зеленое нарядное поле трясины, из которого выглядывали руки мертвецов. Руки шевелились и махали, тянулись к Святославу, желая ухватить его, утянуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так будет справедливо.

Наверное.

Но он вернется к своему болоту в другой раз, а пока… Святослав распахнул дверь.