Смерть за хребтом - Руслан Белов

– Ну-ну! С одностволкой против автоматов... – скептически скривил губы Фредди. – Не оторвется номер...

– А что? Юрка от штольни не уйдет. Значит, они у нас в окружении! Надо пугнуть их, чтобы сами не полезли. Вы тут покудова лежите, а я вперед пойду, поохочусь... Что толку здесь валяться...

Судя по тону, Наташа, посчитав, что Сергей ранен, а я убит горем, взяла командование на себя. И в самом деле, метастазы смятенных мыслей о Лейле поразили мой мозг, не давали сосредоточиться. Я мог шутить, говорить что-то, бежать в ночи, но делал все это в вязкой среде этих мыслей...

Как только наша боевая подруга растворилась в темноте, наверху, у штольни раздался взрыв гранаты. Через минуту полной тишины один за другим прогремели два ружейных выстрела.

Решив, что это Житник поставил точку в дуэли на штольне, мы воспрянули духом. И заулыбались, когда еще через минуту, метрах в тридцати от нас бухнуло ружье Наташи. Выстрел ее был результативным: он родил вопль, перешедший в отчаянную матерную тираду.

– Смотри ты, русак попался! Красиво как говорит! – восхитился я. – Серый, что там у нее было – дробь или пуля?

– Дробь наверняка. Слышишь, как рыдает? Во, дает! А Юрку-то после взрыва гранаты я похоронил... – прошептал Сергей. – Молодец! Если он в лазе сидит – его гранатометом не достанешь. Молодец!

– Да... – согласился с ним Фредди. – Фартовый мужик. Замочи они Житника – все! Штольню со всеми потрохами и наши бабки столбом, все Резвон сунул себе бы под жопу...

– Вы погодите радоваться... Кто знает, что там сейчас происходит... – сказал я и спросил у Сергея:

– Как нога? Минут через двадцать жгут распустить надо.

– Нормально. Крови нет, правда, болит, дергает здорово. Что делать будем?

Я не ответил. В голову мне пришло, что Лейла ушла добровольно. Сама. Не выдержала ненужных, тяжких даже для мужчины, испытаний. Поняла, что я не тот человек... А тип, не способный беречь и обиходить хрупкую женщину... И ушла через Зидды в город. И Бабек, как истинный мужчина, решил ее сопровождать. Вероятность такого желанного и спасительного для меня объяснения была очевидной, и я заулыбался.

– Что делать будем? – повторил я вопрос Сергея, с трудом вернув лицу серьезность. – Перво-наперво, я думаю, в лагерь срочно надо идти. За Юркиным хирургическим набором. Разрежем тебе ногу аккуратно, почистим, зашьем потом белыми нитками... Федя тебе завидовать будет, клянусь.

– Ну тебя в задницу! Я серьезно.

– Подождать надо немного. Они без сомнения уйдут, если не ушли уже. Дохлой номер ночью в засаде друг против друга сидеть. Тем более, что те, которые на штольню вышли не знают, что получилось у тех, которые сюда нарисовались. И наоборот, – ответил я и, вспомнив вдруг любящий взгляд Лейлы, провалился в бездну отчаяния.

– Если это Резвон, и Лейла у него, – подрагивающим голосом продолжил я, – то завтра они явятся менять ее на золото. Зачем под пули лезть, если можно и так все взять? И скажу сразу, Серый, что я – за обмен.

– Ну, Черный! Ты как всегда худший вариант переживаешь. Не улавливаешь, что после обмена все будет наоборот: он в штольне, а мы снаружи. И учти, если он кокетничать начнет, то мы пообещаем ему взорвать полтора ящика в золотой рассечке. И разнести всю эту штольню в пух и прах. Пусть потом по горам окрестным самородки ищет!

– Может, ты и прав... Давайте, что ли, к штольне пробираться? К Юрке. Там все решим и...

– Слышите? Идет кто-то... – перебил меня Федя.

– Это я, Наташа... – услышали мы голос девушки.

Через минуту она появилась перед нами, в руках – автомат, на плече – ружье.

– Откуда дровишки? Никак завалила кого? – уважительно спросил Сергей.

– Да, одного... Фраер попался – устало протянула Наташа, отдавая ему автомат. – Выглянула из-за скалы, ну, той, что сразу за вашей палаткой, а он боком ко мне на фоне неба светится. Прямо как фигурка железная в тире. Ну, врезала ему с десяти метров по рукам. А патрон с дробью мелкой – на улара заряжала. Он заорал, автомат бросил, танцует и матом выражается: “Твою мать, твою мать”. Подошла осторожно, смотрю, а это Вовчик-дезертир. Обе руки по локоть в крови. У Резвона он ошивался. Да вы его, кажется, видели. Он еще Черному снился, когда тот с саблей по Хушону бегал... Бил меня, гад, когда Резвон уставал... А сознание теряла – трахал зверски. Не удержалась, сунула приклад между ног. А он упал на колени, ботинки стал целовать. Я его пнула, он кубарем вниз полетел. Потом подумала, что язык ведь! Может, расскажет что. Догнала, стала спрашивать, сколько их и что им надо. А он обезумел от страха, мычит, дергается только. Пена изо рта пошла. Я его опять прикладом по детородным... Он взвился и вниз со скалы сиганул. Но не разбился, гад. Теперь уже внизу, у реки, наверное. Там еще один с ним был... После моего выстрела в сторону ускакал. Если бы не он, достала бы Вовчика, привела к вам.

– Надо было сразу его сюда вести, а не прикладом размахивать, – сказал Кивелиди с укоризной. – Ну и бог с ним. Главное – штольня! Это наши вокзал, почтамт и Смольный.

– И Форт-Нокс[66], – ввернул Федя со значением в голосе.

– Смотри ты! – удивился я – Какие слова знаешь! И сказать можешь! Грамотный ты у нас, оказывается.

– А ты думал! Я в зоне книжек море прошишлял. Всю лагерную библиотеку! Кой чего фурычу! А что у тебя голосок-то подрагивает?

– Тебе показалось, Федя! – похлопал я его по плечу и, обращаясь к товарищам, продолжил:

– Пока мы на коне. Если и Юрка там не промахнулся, то 2:0 в нашу пользу. Пошли, что ли наверх? Я Серого к штольне провожу, а ты, Наташа, с Федором в лагерь заверни, жратвы какой возьмите, патронов себе и догоняй. Если что, осторожнее там с мужскими детородными... И не торопитесь. Может, все-таки сидит где-нибудь их охотник, ну, тот, который от Наташи сбежал.

Мы замолчали, вслушиваясь в ночь. Наташино бедро равнодушно грело мое бедро и мне захотелось что-нибудь ей сказать. Когда стало ясно, что никаких подозрительных звуков в природе не существует, мы поднялись и пошли к палаткам.

– Послушай, красавица, – уже на ходу обратился я к девушке. – Я вот что тебе хочу сказать... Ты такие вещи о себе рассказываешь: на панели зарабатывала, ишаку отдавали, били, трахали зверски... Я понимаю, женщина должна быть с прошлым, но не с таким же. Романтичнее надо. С цветами и завитушками. Понимаешь?

– Ага, понимаю. Несчастный влюбленный, джигит-красавец, украл меня прямо с защиты диссертации по злободневным проблемам уличного секса. В горах он окружил меня любовью и преданными слугами, подарил арабского скакуна, ставшего моей тенью. Но я была холодна и непреклонна. И когда в замке заночевали прекрасные рыцари, я отдала свое сердце одному из них, и темной ночью мы скрылись в любовном тумане... Ну как, сойдет?