Джихад. Экспансия и закат исламизма - Жиль Кепель

Меморандум рисовал образ королевства, в котором царил произвол и которое обращалось к религии лишь для того, чтобы скрыть подлости, творимые властями предержащими; его авторы стремились разрушить претензию на какое бы то ни было моральное лидерство монархии в исламском мире. Невнятный ответ властей ободрил инакомыслящих. 3 мая 1993 года шесть священнослужителей, четверо из которых поставили свои подписи под «предупредительным меморандумом», основали организацию, призванную возглавить общественное движение исламской оппозиции, формировавшееся в мечетях и студенческих городках. За рубежом она получила известность под английским названием CDLR (Committee for the Defence of legitimate rights (Комитет по защите законных прав)). Однако из ее арабоязычного названия вытекало, что она собиралась защищать лишь права, легитимизированные шариатом («Ладжнат ад-дифаа ан аль-хукук аш-шараийя»). Она ловко использовала этот двоякий смысл, чтобы привлечь внимание западной прессы, которая видела в ней организацию по защите прав человека, при этом к своим сторонникам внутри страны CDLR обращала сугубо исламистский дискурс. Саудовский режим резко отреагировал на это прямое покушение на авторитет власти, тем более что представитель CDLR Мухаммад аль-Масаари, физик, получивший образование в США, дал на английском языке сенсационное интервью Биби-си и был принят американским послом в Эр-Рияде. Лица, подписавшие меморандум, и их сторонники были изгнаны с госслужбы и подверглись тюремному заключению. Однако «Amnesty International» объявила Масаари «узником совести», что вынудило власти освободить его. После этого оппозиционер выехал в Лондон, где в 1994 году воссоздал CDLR.

В течение двух лет Масаари занимался критикой режима, но делал это поверхностно и исключительно с опророй на СМИ, так и не сумев придать импульс социальному движению в стране. В отличие от шейхов Хавали и Ауды, которые принадлежали к семействам, происходившим из крупных племен, Масаари рассматривался в благородном обществе как человек без роду и без племени, и на этом основании его практически не принимали всерьез.[217] К тому же он имел весьма посредственную подготовку в области исламской догматики и мало что мог противопоставить фетвам улемов, которых режим выдвинул на первую линию обороны, назначив в июле 1993 года шейха Бен База на вакантный долгое время пост главного муфтия и реорганизовав Министерство по религиозным делам под руководством энергичного священнослужителя Абдаллаха ат-Турки. Однако Масаари имел талант общения с прессой и, быстро выдвинувшись в среде лондонских исламистов, сумел привлечь внимание журналистов сенсационными — но не всегда достоверными — рассказами об общественных и личных пороках принцев семейства Аль Сауд. Он активно использовал телефакс, обходя с его помощью цензуру саудовской прессы — подобно тому как за 15 лет до этого Хомейни с помощью своих кассет противостоял радиостанции шаха. Позже Масаари открыл интернет-сайт, где публиковал на английском и арабском языках виртуальные коммюнике и издавал периодику. Средства массовой информации наслаждались захватывающей story этого оппозиционера, этого постмодернистского бородача — ниспровергателя нефтяных королей, раскачивавшего саудовскую монархию с помощью факсмодема. Однако реноме Масаари отличалось двойственностью: с одной стороны, языком Шекспира, «Amnesty International» и «Майкрософта» он обличал покушения на права человека, коррупцию и т. д., а с другой — на языке Корана пытался сформулировать «окончательные доказательства расхождения саудовского государства с шариатом» (так назывался один из его памфлетов, опубликованный в 1995 году). При этом Масаари доходил до объявления такфира (отлучения) мусульманам, соблюдавшим законы Эр-Рияда, и эта крайность сближала его с алжирской ВИГ и ее лондонскими представителями. Однако такая позиция исключала его поддержку со стороны саудовских диссидентов, пытавшихся, вместо того чтобы оскорблять и порочить крупных улемов, привлекать их на свою сторону. К тому же саудовское правительство начало новый виток репрессий, арестовав в сентябре 1994 года Хавали, Аулу и несколько сотен манифестантов, которых они собрали в Бурайде. Другие демонстрации, организованные год спустя, собрали лишь незначительное число участников и прошли в обстановке репрессий: в том же году был публично обезглавлен исламистский активист, напавший на офицера полиции. В ноябре 1995 года в результате теракта в Эр-Рияде погибли 5 американцев: факс и Интернет были заменены бомбами, на смену диссидентству пришло насилие. В феврале 1996 года в CDLR произошел раскол, и Масаари постепенно сошел с первых полос СМИ, уступив место Усаме бен Ладену. Масаари так и не сумел превратить свой успех в виртуальном пространстве в социальный факт и объединить саудовскую набожную буржуазию, чтобы угрожать власти правящего семейства.

Глава 3

Метастазы афганского джихада

После окончания войны в Заливе саудовской монархии, подтачиваемой изнутри, пришлось испытать еще одно разочарование из-за своих блудных сыновей 80-х годов — бойцов афганского джихада. Против правящей династии восстали те, кого она вооружала и щедро оплачивала и среди которых оказался даже «вундеркинд» исламизма местной закваски — миллиардер Усама бен Ладен, семейство которого заправляло общественными работами на Аравийском полуострове благодаря связям при королевском дворе.

После вывода советских войск из Афганистана 15 февраля 1989 года горечь стала охватывать «джихадистов», разочарованных в обещанной победе. Коммунистический руководитель Мохаммед Наджибулла по-прежнему оставался в Кабуле (он останется у власти до апреля 1992 года), а американский союзник после ухода Красной Армии стал прислушиваться к голосам, называвшим вчерашних «борцов за свободу» опасными фанатиками и торговцами героином. Хекматьяр и Сайяф, лидеры наиболее проваххабитских фракций сопротивления, стали рассматриваться Вашингтоном как «экстремисты», подобные Наджибулле, и были лишены всякой поддержки. В Пакистане Беназир Бхутто, избранная премьер-министром на внеочередных выборах после гибели генерала Зия в результате покушения в августе 1988 года, не питала никаких симпатий к исламистскому течению, кооптированному во власть бывшим диктатором, по приказу которого в 1979 году был казнен ее отец. Она делала всё, чтобы ослабить главную силу исламизма — основанную Маудуди партию «Джамаат-и ислами», которая была «крестницей» афганской «Хезб-е ислами» во главе с Хекматьяром. В этой среде нарастал антиамериканизм, в то время как одной из целей джихада, с точки зрения Саудовской Аравии, было направить всю ярость активистов против Советского Союза, защитив от нее американского покровителя, несмотря на проклятия Хомейни в адрес «большого сатаны». В этой обстановке убийство в ноябре 1989 года Абдаллаха Аззама — одного из палестинских «Братьев-мусульман», основателя Бюро по обслуживанию арабских «джихадистов» в Пешаваре и посредника между саудовской системой и наиболее непримиримыми активистами — облегчило выход последних из-под опеки их спонсоров. Антизападные установки, которые на время — пока от ЦРУ поступали доллары и оружие — были «положены под сукно», получили новую и яркую мотивацию. Эти установки вскоре дали о себе знать радикальными акциями против европейских и американских гуманитарных агентств, работавших в Пешаваре среди афганских беженцев.

Когда 2 августа 1990 года Ирак вторгся в Кувейт, большинство исламистских движений в регионе поначалу осудили аннексию одним мусульманским государством другого. Среди афганцев с такого рода заявлениями выступили профессор Раббани, руководитель партии «Джамият», и Хекматьяр, лидер партии «Хезб», принявшие участие в конференции, прошедшей в сентябре в Мекке. В Пакистане «Джамаат-и ислами» и партия улемов (ДУИ и ДУЛ) потребовали от Саддама Хусейна вывести войска, чтобы не создавать повода для западного военного вмешательства.[218] Но вскоре последнее стало главным критерием отношения к конфликту: с ноября всё исламистское движение, усмотрев в войне американо-израильский заговор с целью завоевания господства на Ближнем Востоке, выступило единым фронтом против саудовской монархии. Особенно показательной была непримиримая позиция Кази Хусейна Ахмеда, пуштуна, обязанного своим политическим возвышением афганскому джихаду, и Хекматьяра — на протяжении 80-х годов организации, возглавляемые ими, были основными получателями саудовско-кувейтской финансовой помощи. В свете общей обстановки в регионе их реакция отражала недовольство «предательством» джихада со стороны Вашингтона и (во вторую очередь) со стороны Эр-Рияда, для которых Афганистан и Пакистан в значительной мере потеряли стратегическое значение после поражения СССР, ослабления Ирана и смерти Хомейни. На этой волне все арабские «джихадисты», остававшиеся в Афганистане, совершили поворот в ту же сторону, что и местные исламистские партии, — освободившись из-под опеки саудовского режима и выступив против него.