Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Когда означенный принц сделается королем, император будет с удовольствием получать его письма и отвечать на них». (Из письма Шампаньи к Алькье, французскому послу в Стокгольме, от 22 декабря 1810 г.) Подобное высокомерие или разборчивость были недипломатичны в такой момент, когда Швеция всеми силами противилась континентальной блокаде, когда Бернадотт приобретал решительное влияние на старого шведского короля и правительство, когда император Александр относился к нему в высшей степени предупредительно и когда две враждующих дипломатии, французская и русская, оспаривали Швецию друг у друга. Впрочем, Бернадотт, чуждый всякой политике чувства, решил связывать Швецию только такими обязательствами, которые соответствовали бы шведским интересам или его собственным выгодам, понимаемым в самом эгоистическом и в самом узком смысле. Он просил у Наполеона поддержки Франции в деле присоединения Норвегии к Швеции. За это он обещал в случае разрыва между империями выступить против России, вторгнуться в Финляндию и угрожать Петербургу. Наполеон, уже давший слово своей союзнице Дании, отверг эти предложения все с тем же высокомерием: «В голове шведского наследного принца такая путаница, что я не придаю никакого значения сообщению, которое он сделал Алькье… Я буду игнорировать его до перемены обстоятельств… Передайте… что я слишком могуществен, чтобы нуждаться в чьем-либо содействии»[83]. Но вот в марте 1811 года Бернадотт, ввиду все возраставшей дряхлости короля Карла XIII, взял в свои руки управление делами. Жена наследного принца, Дезире Клари, дочь марсельского купца, которая чуть было не вышла замуж за Наполеона и сестра которой была женой Жозефа Бонапарта, могла бы способствовать тому, чтобы ее муж продолжал стремиться к союзу с Францией, но ей было скучно в Стокгольме, и она воспользовалась первым благовидным предлогом, чтобы вернуться во Францию. Когда в январе 1812 года Наполеон, под предлогом нарушения континентальной блокады или в видах обеспечения за собою всех подступов к России, велел захватить шведскую Померанию, шведский министр иностранных дел сказал русскому посланнику: «Теперь мы свободны от всяких обязательств по отношению к Франции».

В феврале Швеция, все еще жаждавшая получить Норвегию, изъявила царю готовность подписать формальный отказ от Финляндии и от Аландских островов, если он обязуется помочь Швеции завоевать Норвегию; предполагалось, что 25 000—30 000 шведов при содействии 15 000 русских совершат завоевание; после этого соединенные войска сделали бы десант в Германии, т. е. стали бы действовать против левого фланга Великой армии; можно было бы добиться присоединения Англии к шведско-русской коалиции. Эти предложения встретили благосклонный прием в Петербурге, и договор был подписан здесь 5 апреля 1812 года. Между тем в марте Наполеон одумался и предложил Вернадотту Финляндию, а сверх того — часть Норвегии. Но он одумался слишком поздно. Вспомнив свою военную профессию, Бернадотт уже щедро наделял всех врагов своего бывшего начальника, Наполеона, не только политическими, но и стратегическими советами, направленными к его ущербу. Этот француз преподавал им искусство бить французов и — верх подлости! — приглашал их не давать пощады солдатам Франции. Он тогда же высадил бы десант в Германии, если бы ему не помешала притворная верность Пруссии Наполеону. Во всяком случае, новый его образ действий давал русским возможность обратить против императора все свои войска, стоявшие в Финляндии.

3 мая 1812 года и Англия примкнула к договору 5 апреля между Россией и Швецией. 18 июля она заключила с Россией договор о союзе и помощи. Наконец, 28 мая Россия подписала с Турцией Бухарестский договор, который давал возможность бросить против Наполеона русскую дунайскую армию.

Наполеон в Дрездене. 9 мая 1812 года Наполеон покинул Париж, а 17-го он в сопровождении императрицы Марии-Луизы прибыл в Дрезден к саксонскому королю. Здесь повторились пышные празднества, свидетелем которых в 1808 году явился Эрфурт. Перед владыкою Европы, перед наследником Карла Великого склоняли юловы все коронованные особы Германии, не только участники Рейнского союза, но и австрийский император с супругой, явившиеся повидаться с дочерью и защищать свои интересы, и прусский король, взволнованный внезапной оккупацией крепостей Пиллау и Шпапдау двинувшейся в поход Великой армией. В последний раз Наполеон явился миру во всем блеске своего величия, явился властителем 130 французских департаментов, сюзереном семи вассальных королевств[84] и тридцати монархов, во главе войск, которые бесконечной вереницей двигались от Рейна к русской границе, явился, вызывая изумление Европы и удивление Германии — восторженное и вместе с тем полное страха[85].

Наполеон в Польше. Вечером 30 мая Наполеон совершил свой въезд в Познань. Он был встречен с невообразимым энтузиазмом. Весь город был иллюминован. Всюду транспаранты с хвалебными надписями: Heroi invincibili, Restau-ratori patriae! Grati Poloni imperatori magno[86], и т. д. Он принял знать, явившуюся в придворных костюмах, и сказал ей: «Я предпочел бы видеть вас в ботфортах и при шпорах, с саблей на боку, как ходили ваши предки». Затем он продолжал свой поход к Неману, не заезжая в Варшаву. И это был несчастный промах. Весьма ловкого своего представителя в великом герцогстве, Биньона, Наполеон сменил мехельнским архиепископом аббатом де Прадтом, рассчитывая, что духовный сановник будет пользоваться влиянием у такого ревностного католического народа. Данные де Прадту инструкции от 28 мая предписывали собрать сейм с целью объявить восстановление Польши, образовать повсеместно конфедерации и вызвать всеобщее восстание. К несчастью, архиепископ мехельнский хотя и слыл за остряка, но не был умен. Прибыв в Варшаву 5 июня, он тратил время на собственноручное исправление речей, которые должны были произноситься в сейме вождями Польши, и на удаление из этих речей всего того, что было «противно правилам изящного вкуса». Вместо того чтобы подогревать энтузиазм, он опасался крайностей, в которые может быть вовлечена эта масса людей, собравшихся вместе, и подумывал о том, чтобы распустить сейм, как только он откроется. 22 июня при открытии сейма старик князь Адам-Казимир Чарторыйский, избранный председателем, возвестил о восстановлении Польши в таких патетических выражениях, что раздались восторженные возгласы. Сейм объявил себя конфедерацией. Постановили, что больше не будет «двоеподданных», т. е. что поляки, имеющие владения и в великом герцогстве и в Российской империи, вынуждены будут сделать выбор между тем или другим государством. В результате этого постановления князь Адам Чарторыйский должен был послать царю Александру отказ от всех своих должностей. Наконец, решено было отправить депутацию к Наполеону.

Прадт, все еще не понимавший положения дел, писал герцогу Бассано: «Если дать им волю, они будут действовать слишком поспешно». Он не дал им воли, на третий день он велел объявить о закрытии сейма, а так как думали, что это распоряжение исходит от Наполеона, то «французы были удивлены, а поляки охладели» (Биньон). Наполеон, узнавший об этом слишком поздно, мог только сделать архиепископу строгий выговор.

Допущены были и другие ошибки. Теряли время на то, чтобы обучить польских рекрутов на французский лад, вместо того чтобы поднять всю страну и двинуть на русскую границу посполитое рушение (всеобщее ополчение). Вместо того чтобы соединить в одну массу свои регулярные польские войска, войска великого герцогства и войска, возвратившиеся из Испании, Наполеон распределил их по семи корпусам (гвардия, корпуса Мюрата, Понятовского, Даву, Жерома-Наполеона, Виктора, Макдональда). Этим путем (так утверждает де Прадт, который в данном случае сводит счеты с Наполеоном) он сделал «невидимою» целую армию поляков в 70 000 человек. Наконец, прохождение Великой армии через Польшу, как и через Германию, сопровождалось насилиями, и страна, без того уже бедная, страдала еще больше Германии от тех, кто называл себя ее освободителями. Надо отметить, что в числе этих 70 000 поляков Великой армии почти совершенно не было уроженцев Волыни и других русских областей.

Силы Наполеона. По сведениям, сообщенным инспектором смотров бароном Деннье, силы, собранные Наполеоном в Германии и Польше к 1 июня 1812 года, составляли в общей сложности одиннадцать корпусов, не считая императорской гвардии и кавалерийского резерва под командой Мюрата. В большинство из этих корпусов, кроме французов, входили иностранные контингента[87]. В императорскую гвардию (Лефевр, Мортье, Бессьер) входили и голландская пехота и польские уланы. В 40-тысячной кавалерии Мюрата были поляки, пруссаки и немцы Рейнского союза (вестфальцы, баварцы, вюртем-бержцы). В первом корпусе (Даву) сверх трех французских дивизий (Гюдэн, Фриан, Моран) — три дивизии, составленные из поляков, испанцев, немцев (мекленбуржцев, гессен-цев, баденцев). Во втором корпусе (Удино) — португальцы, хорваты, швейцарцы. В третьем (Ней) — португальцы, иллирийцы, вюртембержцы. В четвертом (вице-король Евгении) — почти только одни уроженцы северной Италии. В пятом (Иосиф Понятовский) — одни поляки. В шестом (Гувион-Сен-Сир) — одни баварцы (с баварскими генералами фон Вреде и Деруа). В седьмом (Рейнье) — одни саксонцы (с Лекоком и Франком). В восьмом (Жюно) — сплошь вестфальцы. Прибавим, что шестой, седьмой и восьмой корпуса состояли под командой вестфальского короля Жерома. В девятом корпусе (Виктор), кроме французов, были поляки, голландцы, немцы (из Берга, Бадена, Гессен-Дармштадта). В десятом (Макдо-нальд) — только поляки и немцы (саксонцы, вюртембержцы, вестфальцы), кроме того, две прусских дивизии под командой Иорка фон Вартенбурга. В одиннадцатом (Олсеро) наряду с французами были и немцы (вестфальцы, гессенцы, вюртембержцы, саксонцы). К императорской гвардии, кавалерийскому резерву Мюрата и одиннадцати армейским корпусам надо прибавить: значительный артиллерийский парк (французский и польский), датскую дивизию в 10 000 человек, так называемую княжескую дивизию, образованную мелкими государствами, входившими в состав Рейнского союза, и, наконец, 30 000 австрийцев князя Шварценберга.