Оранжерея - Чарлз Стросс

мое предположение, он начинает разводить руки, кряхтя при этом. Я просто знаю, что права. Однако я также знаю, что у меня осталось всего около трех секунд. Поэтому подхожу к нему сзади и осторожно провожу правой рукой по его груди. Когда я добираюсь до интимных мест, он замирает. Когда хватаю его яички и сжимаю их, он валится вперед, потеряв дар речи и хватая ртом воздух, – так неожиданно, что чуть не сбивает меня с ног. Сумка слетает у него с головы, но это не имеет значения, потому что сразу после этого я хватаю его за волосы. Пока Фиоре поглощен ужасной, перехватывающей дух болью в животе, я откидываю его голову назад и вгоняю лезвие ножа в сонную артерию и щитовидный хрящ, чуть ниже подъязычной кости.

Здесь сто́ит отметить, что между мной и Фиоре есть одно существенное различие. Мне не нравится убивать, но я знаю, как это делать. Фиоре возбуждается, предаваясь фантазиям о власти и наблюдая, как его одержимые социальным рейтингом кармодрочеры линчуют прелюбодеев. Однако ему и в голову не пришло прописать одну лишнюю команду для ассемблера и создать двойника, скажем, с пистолетом в руке. И ему потребовалось почти двадцать секунд, чтобы понять, что независимо от того, что он делает или говорит, у меня нет другого выбора, кроме как убить его. По сути, Фиоре – типичный убийца бюрократического типа, нажимающий на кнопку и получающий результат. А вот для меня…

Для меня весь свет вдруг меркнет.

* * *

Гражданская война длится две гигасекунды – это почти шестьдесят четыре года по исчислению давно утраченной планеты Zemlya. Вероятно, она все еще идет в каких-нибудь отдаленных уголках освоенного человечеством космоса. Когда была разрушена в попытке защититься от угрозы Короля сеть сверхдальних телепортаций, межзвездная Ойкумена распалась на независимые обиталища, разделенные задержкой связи на световые годы. Там, в вечной тьме и холоде, за высвобожденным конусом света, вероятно, остаются изолированные очаги деятельности Короля – точно так же, как могут еще быть где-то аванпосты постлюдей, выпавшие из сети, когда Насущная Республика прекратила свое существование. Теперь они оторваны от нас. «Перепрошивка» людей, уничтожение памяти – вот самое смертоносное оружие Короля в Желтом. Возможно, он заставил нас забыть о целых государствах и сбросить на Т-воротах точки доступа к ним – у всех, кто пользовался зараженными ассемблерами. Самое ужасное в Короле то, что мы никогда не узнаем, чего лишились и сколь многих потеряли. Целые эпохи геноцида могли улетучиться благодаря ему из нашей памяти, как если бы их никогда не было. Вероятно, этим объясняется своеобразная вендетта червя против практикующих историков и археологов. Он – или его создатель – боится, что мы что-нибудь вспомним.

Первую из тех двух гигасекунд я провожу на службе у Кошек Лайнбарджера; их высочайшей милостью я – танк. Как только у меня вырисовывается четкая картина того, что происходит, во мне мало что остается человеческим. Мне нетрудно сделать общие выводы из рассказов о, казалось бы, случайных зверствах, совершенных исключительно против тех, кто озабочен прошлым. И гигасекунда небытия, которую я провел на борту «Благодарного Преемника», сама по себе была подобна смерти. Этого времени оказалось достаточно, чтобы дети повзрослели, а родственники отчаялись, смирились с потерей и отправились по жизни дальше. Даже если моя семья каким-то чудом не подверглась ликвидации из-за моей работы – они все равно потеряны для меня. Такой опыт обычно ожесточает человека, отвращает от всего человеческого и обращает к более темным и зловещим формам разумной жизни.

Итак, кратко – о моем теле: я вешу примерно две тонны, от пят до плеч насчитываю три метра высоты. Моя нервная система не биологическая – я будто играю в симулятор в реальном времени, имея чувственный контакт с миром сугубо через болевые нервы моего бронированного туловища. Опасности долгосрочной миграции в виртуальное пространство хорошо известны – в некоторой степени их можно избежать, сохранив соматотип и наладив канал устойчивого контакта с реальным миром, – но это не самая насущная проблема для меня, есть и поважнее. Если требуется, я могу в десятки раз ускорить производительность своего мозга. Моя кожа – экзотическая броня, усеянная монокристаллическими алмазами, встроенными в энергопоглощающую матрицу квантовых точек, которая может мгновенно принимать цвет любого фона, от радиочастот до мягких рентгеновских лучей. Вместо ногтей у меня выдвижные когти из бриллиантов, а вместо кулаков, которые могли бы сжимать и бить, – лучевые пушки. Я не ем, не дышу, не испражняюсь; энергию черпаю из спирали, обвивающей бесконечный поток плазмы, исходящий из фотосферы скрытой звезды.

За кровавый прогон длиной в четыреста мегасекунд и шестнадцать боевых выходов Кошки повышают меня до старшего сержанта. В отличие от Лорала и некоторых других, я не туплю, когда возникает проблема. Не испытываю шока и диссоциации, когда понимаю, что мы только что обезглавили двенадцать тысяч гражданских лиц и засунули их головы в тактический ассемблер – который в итоге тихо сломался и не смог записать их бэкапы. Обидно, досадно, но – ладно: я делаю то, что необходимо. Не колеблюсь, когда жертвую шестью своими копиями в смертоносных атаках, выигрывая время для остальной группы, давая им отступить. Я не чувствую ничего особенного, кроме холодной ненависти, и, хотя на уровне абстракции понимаю, что болен, не хочу просить о медицинской помощи, которая может ухудшить способность сражаться. И наши теневые командиры, которые наблюдают за всеми, не считают нужным лечить меня.

Первую гигасекунду война идет традиционными методами. Мы находим забытые Т-ворота, ведущие в жилые зоны и находящиеся под контролем Короля в Желтом. Через них вторгаемся, взрываем ассемблеры, которые они используют в качестве брандмауэров против иммигрантов, и организуем себе плацдарм, пробиваемся внутрь, устанавливаем наши собственные чистые A-ворота и насильно прогоняем через них гражданское население, тем самым удаляя желто-королевский моро́к из их мозгов. Те, кто выживает, обычно потом нас благодарят.

Поначалу это относительно легко, но позже мы обнаруживаем, что уровень обороны политий, на которые мы нападаем, растет. Еще позже Король начинает программировать мирных жителей, своих новообретенных подданных, на ожесточенную и беспощадную борьбу. Доходит до того, что на нас в атаку бросаются дети с ворпальными мечами в тонких руках – и это не самое плохое, что мне довелось повидать на войне.

Определенный сорт людей привлекает сама идея Короля в Желтом как высшей сущности, достойной почитания и поклонения. Они манипулируют червем, адаптируют его мощности к своим потребностям, создают карманные когнитивные диктатуры в отдельных уголках Вселенной. Зверства, которые совершают эти фанатики, укрепляя свою власть, не в пример хуже грубой прямолинейной тактики вируса в его изначальной версии.

Но я не осознавал этого до самого конца кампании. Внезапно