Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник) - Виктор Поротников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дмитрий Московский молодец, сумел многие русские княжества то ли объединить, то ли подмять под себя. И что, все против Мамая пойдут? Даже Олег Рязанский, который всегда в стороне держится? Киприан глянул строго:
– Олег и ныне в стороне держаться станет.
Как он сможет стоять в стороне, если через его земли Орда пойдет? Хотя сидел же в своей Рязани, пока московские рати на его земле на Воже бились, точно и не ведал, что под боком творится. Но Мамая много раз одинаково обмануть не удастся. Он больше русским не верит. Если над Дмитрием возьмет верх, то придет очередь того же Олега и самого Ягайлы.
Так что ж, он должен в угоду ордынскому темнику русских со спины бить? Мелькнула мысль: а если как Олег Рязанский? Нет, не сидеть в Киеве, а выйти, но не дойти. Или обойти ордынцев и ударить сзади не Дмитрия, а Мамая? Очень заманчиво, да только Мамай не один, это лишь часть Орды. В Сарае силу набрал Тохтамыш, осилит Дмитрий Мамая, завтра более сильный хан Тохтамыш на Русь пойдет.
По розмыслу им с Дмитрием договориться бы, тогда и Орда не страшна, но вот беда – в спину самого Ягайлы жарко дышит дядя Кейстут. И сын его Витовт своего часа ждет не дождется. Литовцы с Кейстутом не простят сговора с Москвой, сразу свою часть отделят. Нет, Ягайле ослабнуть и на миг нельзя, в него тут же вцепятся, и не Русь порвут, а Литву!
Тяжелые раздумья закончились решением по уговору с Мамаем выйти, а там как Бог даст.
Он знал, что Дмитрий прошел границей между его и Олеговыми землями, чтобы не задевать ни того, ни другого, и уже почти на Дону, а там дожидается самого Ягайлу Мамай. До Непрядвы, где уже и Дмитрий, и Мамай, всего день пути, а если спешить, то и того меньше. В самом литовском войске явный разброд, есть такие, что хоть сейчас назад поворачивай, бить в спину русским супротив ордынцев душа не лежит. Но много и тех, для кого полки князя Дмитрия не русские, а просто москали, которых надо примерно наказать за заносчивость и хорошо пограбить.
Трудный выбор у князя Ягайло, очень трудный. Для Дмитрия Ивановича трудна сама битва, если не выдюжит, то ни ему не быть, ни Руси, а для литовского князя труден выбор.
К стоящему перед шатром Ягайле подошел воевода:
– Олег Рязанский на пути стоит, разведка вызнала.
– На чьем пути?
– На нашем.
Брови Ягайлы поползли вверх:
– Биться изготовился?
– Нет, просто встал. Нас ли ждет?
– Нас… да только зачем?
– Вместе к Мамайке спешить. Русские небось уже у Дона встали. Завтра Мамай его вброд перейдет и ударит, а мы бы сзади поспешили, а?
– Так чего же Олег не подходит на помощь к Мамаю?
– А пес знает, что у него на уме. Олег Рязанский всегда норовит в стороне остаться.
– Его не кори, у него княжество так лежит, что то слева бьют, то справа, не успевает Рязань из пожарищ поднимать. Станешь тут каждому гусю пролетному кланяться, не то Мамаю с его войском. Нам-то что делать?
– Как что? – изумился Федор. – Спешно к Дону идти и сзади бить московские полки!
Ягайло долго смотрел вдаль на краснеющее закатное солнце, потом вдруг вздохнул:
– У тебя мать русская?
– Русская, – подивился воевода.
– И у меня тоже…
Глядя вслед скрывшемуся в шатре Ягайле, Федор почесал затылок:
– Русская-то русская, а как же сговор с Мамаем?
Утром князь отдал приказ: готовиться к выходу! Коней… перековать, оружие привести в порядок, латникам просмотреть все кольчуги, чтоб в порядке были!
Воевода ахнул:
– Да на это, Ягайло Ольгердович, и дня не хватит!
– Пусть делают, что сказал! Я не спешу.
И своего коня князь вдруг тоже повелел перековать. Слуга поразился:
– Ведь кован неделю назад!
– А ты снова перекуй!
К середине дня наметом примчался гонец: русские полки ночью тайно переправились через реку, поутру битва началась!
– А рязанцы где?
– Стоят на месте, может, нас ждут?
– Пусть ждут.
– Поторопиться бы, Ягайло Ольгердович?
– Куда?! Кони не кованы! Лошадей сгубить хочешь?!
Князь весь день не находил себе места, то и дело поглядывая в сторону Дона и Непрядвы. Что там происходит?
А там была битва не на жизнь, а на смерть…
К Дмитрию и Боброку подъехал Владимир Андреевич:
– Митрий, от Семена Мелика весть принесли. Мамайка за Доном недалече уж, движется не спеша, видно, Ягайлу ждет. Нам еще полдня, и дальше нельзя. Как раз до света к берегу успеем, встанем, чтоб ордынцы завтра не переправились.
Князь только кивнул:
– Давай вперед поедем, место посмотрим. Может, надумаем чего. Ягайло далеко ли?
– Нет, в дне пути отсюда, не больше.
– А Олег?
– Там же.
– Не сговорятся?
– Всякое быть может, но не тать же Олег! Помочь не поможет, но в спину бить не станет. Ему свои не простят.
Боброк поддержал:
– Не таков он, чтоб своим в спину Мамайке в помощь бить!
– А как мыслишь, Ягайлу долго продержит?
– Он держать не станет, ежели пойдет Литва, то дорогу уступит. Разве что Ягайла сам не рискнет прямо на Олега идти…
– Дай бог, – вздохнул Дмитрий. – Ну, поехали. Нам время терять нельзя, если Ягайло все же решится, то в клещи нас возьмут знатно.
Два всадника, пожилой и два молодых, годившихся ему в сыновья, поторопили своих коней к берегу, туда, где впадает в Дон небольшая речка Непрядва и где на другой стороне раскинулось широкое, окаймленное леском поле, прозванное из-за обилия маленьких быстрых птичек Куликовым. Этой речке и этому полю суждено войти в историю России и всего мира в названии Куликовской битвы.
На берегу их уже ждали двое местных жителей, то ли их успели привести заботливые воеводы, то ли сами догадались, что помощь нужна.
– Здраве будь, князь Димитрий Иванович. Мамайка там пока, за Доном. А брод вот тут и тут есть. Непрядва мелкая, может, ее запрудить успеете?
– Погоди запруживать. Расскажите лучше, что на том берегу?
Мужик согласно кивнул и принялся на песке рисовать что где.
– Тута этот холм… вот тута поле… неширокое, но и немалое… Это Дон, это Непрядва…
Приятель поправлял его, время от времени они даже спорили, но сошлись на одном:
– Кроме как тута вброд Дон не перейти.
Потом переправились на другой берег и долго ездили между Доном, Непрядвой, Нижним Кубяком и Смолкой.
– А что, посреди поля болотце, что ли?
– Ага, – соглашался мужик, – с того и поле Куликовым зовут. Но то болотце неопасно, оно только после сильных дождей вязнет, а так нет. Ныне сухо.
Сопровождавший князей и воеводу писец старательно наносил острием шила очертания речек, холмов, рощи на бересту. Пригодится, чтобы обдумать. А думать приходилось, берега и у Дона, и у Непрядвы крутые, само поле Кубяком и Смолкой зажато, точно поделено на две части…
– Ладно, посмотрели, пора и ехать, – вздохнул Дмитрий. – Что думаешь, Дмитрий Михайлович? – обернулся он к Боброку.
– Есть мысль. Поедем в лагерь, скажу. А переправляться сегодня надо, завтра будет поздно. Ежели Мамай раньше нас сюда попадет, то будет сидеть до подхода Ягайлы и Олега. Вот тогда трудно придется.
– Трудно и так придется. Ты прав, командуй, чтоб мостили переправу, мужики сказывают, здесь и брод неплохой, часть коней так перейдет…
Пока ездили поле смотреть, в стане прибавление: едва вывернув из-под носа у ордынцев, примчались ратники от Тихой Сосны. Пусть их немного, там вообще люда мало, но Дмитрий, увидев таких помощников, едва смог перевести дыхание. Уж кому бояться ордынцев больше, чем им? Олег с какой силищей в стороне стоит, а эти точно зная, что сметут ордынцы все их дома в ответ, все равно пришли встать вместе со всеми за землю Русскую!
– Семьи-то куда подевали?
– В лесу попрятаны, – едва переводя дух от бешеной скачки, отвечал Федор Елецкий, мотая головой и отплевываясь от пыли.
– Как же вам-то уйти удалось?
– Только-только проскочили. Ох и силищу он ведет, Дмитрий Иванович, – Федор перешел едва не на шепот.
– Да и нас немало, – обвел рукой стан великий князь.
– И то я смотрю! Всю Русь собрал?
– Не всю, но многую.
В лагерь снова примчался Семен Мелик со своими. Глазами блестят, взъерошенные, точно после хорошей драки:
– С ордынцами столкнулись! У Гусиного брода! Едва смогли уйти. Совсем недалеко они. И языка с собой притащили.
В стороне, так, чтоб слышал только князь, Семен закрутил башкой:
– Ох и тьма тьмущая их, Дмитрий Иванович! Счету нет.
– Ты язык-то придержи.
– Я только тебе, а остальным наказал молчать.
– Молодцы.
Привели и пленного ордынца. Толстомордый, важный, глазом косил презрительно, мол, всем вам не иначе как погибель. Но стоило Боброку с намеком занести над ним кулак, ордынец весь сжался, стал просить, чтоб не били, рассказывать все, что знал. Выходило невесело: Мамай войска привел несметно, идет не торопится, литвинов поджидает и Олега Рязанского. Дмитрий с Владимиром переглянулись со вздохом. Ох, не ошибиться бы в надеждах на Рязанца…