Дети Богов - Вячеслав Ялов

за кистями противников, поэтому в момент смертельной опасности успел сделать шаг вбок и уклониться от снаряда даже в тяжелых латах. Тем не менее ни ловкость, ни внимательность не уберегли бы его от второй стрелы, не подоспей на выручку союзник: тонкие струны, состоящие из блестящей на солнце всеми цветами радуги воды, обрушились на неверного протеже нескончаемым градом ударов. Большинство из струн попадало в кирасу и шлем мужчины, оставляя на них незначительные вмятины, а другие либо со свистом пролетали мимо, либо не долетали до цели из-за ответных способностей. Икарос воспользовался предоставленным шансом: зайдя врагу за спину, он поднял его голову, оголяя шею, и провел лезвием чуть ниже выступающего кадыка, перерезав артерию, из которой стало хлестать пуще, чем из крупнейших фонтанов акрополя в Триаине.

Каро не двигался и даже не колыхался, наблюдая за тем, как его руки все больше покрываются кровью. Он желал этого, он молился об этом и готовился к этому. Теперь истина ясна как белый день: поклоняющиеся Зевсу люди, взявшиеся за оружие, должны умереть. Однако в самый ответственный момент, когда жизнь человека уже была отнята, грудь юноши внезапно кольнуло. Осознание содеянного накатило волной: погибший незнакомец являлся не бездушным манекеном, а полноценной личностью, которая росла с мечтами о великих свершениях, славе и деньгах, защищала свой народ, имела преданных товарищей и, безусловно, горячо любила кого-то, возможно, даже успела обзавестись детьми, давно тоскующих по родителю и с нетерпением ждущих возвращения папы. «Разве это не прекрасно, дать им испробовать то, через что пришлось пройти мне самому? Я потерял отца из-за их дедов — пусть теперь пожинают плоды безрассудства старшего поколения!»

Стоило Фило отвлечься, как он едва не повторил судьбу Героя, позволив острию меча противника дотянуться до сочленения его доспехов на шее — отклонившись, Икарос вскинул брызнувший кровью клинок и отвел от себя смерть, но при этом пропустил оглушающий удар латной перчаткой в шлем, от которого у него на глазах выступили слезы, а уши наполнились звоном. «Конец», — успел подумать он, прежде чем из-под земли появился водяной змей, обвивший женщину, и одним мощным рывком проткнул ее мозг острым наконечником, который заменял рептилии голову.

Пришедший на помощь Димостэнис красноречиво посмотрел на подопечного: его глаза выражали разочарование и одобрение, осуждение и гордость, радость и печаль. Каро не понял, какие отныне мысли кириос имел на его счет, поэтому лишь стыдливо спрятал глаза — ему стоило осознать раньше, ради кого он сражается.

Вспомнив о потерявшихся из виду друзьях, юноша огляделся вокруг и заметил распластавшегося на песке бездыханного Кризаора, всего несколькими минутами ранее шедшего рядом. Его он защитить не сумел, а остальных было не видать. Ком подступил к горлу, а по позвоночнику пробежал мороз. Фило знал, что эмоции убьют его, поэтому попытался отречься от них и успокоиться, вспомнив все уроки, которыми его пичкали с самого детства. Пока обычных солдат обучали держать щит покрепче и выставлять копье подальше, пока им вбивали в головы, что лучше лечь в землю на поле битвы, чем нарушить строй, и что в одиночку они представляют из себя не больше, чем полдюжины крестьян с вилами, будущих Героев обучали убивать, находясь даже в самом плачевном положении. Икарос сжал рукоять покрепче и ринулся в самую гущу событий.

Арес наседал, безупречно управляясь с мечом. Он бил по выставленному клинку обороняющегося Зевса снова и снова, пока наконец не выбил его из рук последнего и не оставил раскаленной кромкой огромную прореху на отцовском нагруднике, не достав до плоти совсем немного. Несмотря на все свое могущество, Титан владел мечом не так искусно, как его сын, вместо этого повелевая молниями: он принялся безустанно осыпать Бога войны ослепляющими белоснежно-циановыми и ярко-желтыми снарядами, которые разбивались об огромный щит. Прекратить яростную атаку брата сумел лишь Посейдон, бросившись ему на спину с трезубцем в руках — Зевс увернулся в последний момент и будто тут же вышел из транса, прояснив обуянную гневом голову.

Боги вновь стояли напротив друг друга, совсем не запыхавшиеся, но сполна измазавшиеся в крови. Будучи в центре сражения, им приходилось распыляться на особенно храбрых дураков, решивших помериться силой с Олимпийцами — все тщетно.

— Братец, как погляжу, мои разведчики не врали насчет приведенной тобой молодежи. Впервые они действительно походят на достойных воинов.

— Настолько достойных, что ты лично явился в Священную пустыню и вдобавок привел целую армию? Кажется, ты окончательно заврался, а разбросанные по Гаиа уши в очередной раз раздосадовали своего хозяина, сообщив, что меченные Посейдона многократно превосходят его собственную молодую кровь.

Это было попадание прямо в точку — правда ранила Зевса.

— Какой догадливый! Почему же твоя мудрость не распространилась на племянника? Прибудь он сюда не за ними, то не прятался бы в оазисе до победного, рассчитывая, что к отряду не успеет прибыть помощь.

Посейдон вопросительно поднял бровь, смерив строгим взглядом ничуть не смутившегося Ареса.

— Лишь идиот откажется от убийства моего отца, и лишь еще больший идиот откажется от пары-тройки десятков свежих Героев.

— Подонки! Что вы пристали к моим щенятам, словно не владеете собственными?! Подрастающее поколение столь плохо или кириосы совсем позабыли, как нужно обучать маленьких зверюшек?

— Признаю, в дрессировке ты преуспел больше меня, но только в ней. — Зевс с показательным безразличием пожал плечами. — Скоро щенята подрастут и станут крайне опасными псами, рвущими глотки. Зачем мне это допускать? — Он словно невзначай выпустил голубую молнию в сошедшегося в дуэли с противником юношу, чья метка выглядывала из-под шлема — она попала ему в шею, почти отрубив повисшую на лоскутах кожи голову, и меченный упал наземь мешком.

Посейдон перехватил трезубец, объял брата выскочившими из-под его ног водяными щупальцами, сковав того по рукам и ногам, и ринулся вперед, уже представляя, как металл пронзает сердце ненавистного родственника — огненный вихрь Ареса увлек его за собой на полпути, а на Зевса внезапно накинулся Димостэнис. «Самоубийца!» — промелькнуло в мыслях у обоих Титанов — у одного с отчаянием, у другого с азартом.

Владыка изучал Галаниса вдоль и поперек, прежде чем сделал его ответственным за инициацию будущих Героев. Помимо блестящих навыков, мужчина обладал умением находить подход к людям, что всегда было особенно важно в работе с прыткой молодежью. Оставаясь суровым по отношению к ученикам и непреклонным к их жалобам и слезам, Остэн вызывал у детишек доверие и братскую любовь: благодаря подобному сочетанию черт характера