Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна - Стивен Пинкер

до конца скучный фильм, дочитывать нудный роман и сохранять неудачный брак — все это знакомые примеры. Возможно, люди становятся жертвами ошибки невозвратных затрат в качестве побочного следствия игр в «Эскалацию» или в «Слабó», где репутация человека, который добивается своего — неважно, какой ценой, — может убедить другого игрока отступить первым.

Игра «Эскалация» не настолько необычна, как кажется. Реальная жизнь регулярно ставит нас в обстоятельства, в которых, как в поговорке, коготок увяз — всей птичке пропасть. В качестве примера назову длительные трудовые забастовки, встречные судебные иски, а также настоящие войны на истощение, в ходе которых конфликтующие стороны швыряют людей и ресурсы в жерло военной машины, надеясь, что соперник выдохнется первым[322]. Оправдывают это обычно фразой: «Мы сражаемся, чтобы смерти наших мальчиков не оказались напрасными», что является хрестоматийным примером ошибки невозвратных затрат, а заодно и тактикой достижения пирровой победы. Многие из самых страшных войн прошлого были войнами на истощение, что еще раз показывает, как безумная логика теории игр может объяснить кое-какие из трагедий человечества[323]. Несмотря на то что настойчивое (с определенной вероятностью) следование выбранному курсу может быть наилучшим из плохих вариантов для увязшего в игре «Эскалация», единственной по-настоящему рациональной стратегией будет не играть в нее вовсе.

Это касается и игр, в которые мы играем, даже не осознавая этого. Для многих одним из преимуществ победы на аукционе является сама радость победы. Упоение победой и горечь поражения не зависят ни от размера выигравшей ставки, ни от ценности лота, а значит, любой аукцион может превратиться в игру «Эскалация». Организаторы аукционов вовсю спекулируют на этой психологической черте, нагнетая напряжение на торгах и осыпая победителей дополнительными преимуществами. С другой стороны, сайты для пользователей eBay советуют участникам заранее решить, сколько они готовы отдать за товар и ни в коем случае не поднимать ставку выше. Некоторые даже продают некую разновидность решения Одиссея: услуги бота, который постепенно повышает ставку до предела, заранее указанного клиентом, для его же собственного блага привязывая его к мачте и помогая выстоять в угаре игры «Эго-эскалация».

Дилемма заключенного и трагедия общин

Вспомните типичный сценарий из сериала «Закон и порядок» (Law and Order). Прокурор разводит соучастников преступления по разным камерам; доказательств для выдвижения обвинения ему не хватает, и он предлагает им сделку. Если один из них согласится свидетельствовать против другого, его освободят от наказания, а вот его подельник загремит в тюрьму на десять лет. Если они сдадут друг друга, оба получат по шесть лет. Если же оба будут держать рот на замке, прокурору придется обвинить их по более легкой статье, и сообщники отправятся за решетку на шесть месяцев каждый.

Таблица исходов приведена ниже. «Сотрудничать» в дилемме заключенного означает оставаться верным компаньону (а не сотрудничать со следствием), а «предать» означает сдать его с потрохами. У разных исходов тоже есть свои мнемонические обозначения, и суть дилеммы кроется в относительном уровне их нежелательности. Для каждого игрока в отдельности наилучший исход — предать, когда другой сотрудничает (назовем это искушением), наихудший — стать жертвой предательства (выигрыш дурака), второй по паршивости исход — взаимное предательство (наказание), второй по предпочтительности — сохранять верность сообщнику, когда он делает то же самое (вознаграждение). Лучший и худший исходы для пары как целого располагаются на другой диагонали: наихудшая вещь, которая может с ними случиться, — обоюдное предательство, а наилучшая — двустороннее сотрудничество.

Если рассматривать всю эту таблицу глазами бога, очевидно, к чему должны стремиться сообщники. Так как ни один из них не может рассчитывать, что другой возьмет вину на себя, единственная разумная цель — вознаграждение двустороннего сотрудничества. К несчастью для подельников, со своей приземленной точки зрения они не видят таблицы целиком, поскольку не в состоянии контролировать выбор сообщника. Лефти смотрит на свои варианты, а Брут рассматривает свои. Лефти думает так:

Предположим, он меня не выдаст (будет сотрудничать). Тогда я, промолчав, сяду на полгода, а если запою, как пташка (предам), то выйду на свободу. В этом случае мне выгоднее предать. Предположим, он меня выдаст (предаст). Тогда я, промолчав, получу десять лет тюрьмы, а если расколюсь и выдам его, то только шесть. Короче, если он сотрудничает, мне выгоднее предать; если он предает, мне опять выгоднее предать. Задачка на раз плюнуть.

В это время в голове Брута разворачивается аналогичный внутренний монолог. Оба предают другого и отправляются за решетку на шесть лет, а не на шесть месяцев — горький плод рационального поведения с опорой на личный интерес. Не то чтобы у кого-то из них был выбор — это равновесие Нэша. Предательство для них — предпочтительная стратегия: оно выгоднее для каждого по отдельности, вне зависимости от действий другого. Если бы один из них был мудрее, или порядочнее, или доверчивее, он оказался бы полностью во власти страхов и соблазнов второго. И даже если сообщник прежде поклялся, что поступит правильно, его заверения могут оказаться пустыми словами, не стоящими бумаги, на которой написаны.

Дилемма заключенного — довольно распространенная трагедия. Разводящиеся муж и жена нанимают ушлых адвокатов, потому что каждый боится, что другой обдерет его как липку, но оплата юридических услуг сводит на нет семейные накопления. Враждующие государства тратят бюджетные средства на гонку вооружений и нищают в погоне за недостижимой безопасностью. Велогонщик употребляет допинг, попирая принципы честной игры, потому что иначе соперники, глотающие стимуляторы, обойдут его на повороте[324]. Пассажиры толпятся у ленты выдачи багажа; зрители встают со своих мест и вытягивают шеи на рок-концерте, чтобы лучше видеть, — но в итоге толком не видно никому.

У дилеммы заключенного нет решения, но правила игры можно изменить. Во-первых, игроки могут заранее заключить договор, нарушить который себе дороже, или подчиниться более высокой инстанции, которая поменяет таблицу исходов, вознаграждая игроков за сотрудничество или наказывая за предательство. Предположим, подельники клянутся блюсти омерту, а за соблюдением клятвы следит крестный отец: надежных товарищей повышают до капо, а нарушивших обет молчания отправляют на корм рыбам. Таблица исходов преображается настолько, что меняется сама игра: равновесие теперь достигается в точке двустороннего сотрудничества. Связать себя клятвой заранее — в интересах сообщников, пусть даже клятва лишает их свободы предать. Рациональным агентам под силу избавиться от дилеммы заключенного, подчинившись взаимным обязательствам или верховенству закона.

Во-вторых, изменить игру можно, если играть неоднократно и запоминать, как партнер поступил в предыдущих раундах. Теперь