Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов

Гуан — принц государства У убил главного министра и захватил власть. Министры государства Цинь убивали друг друга в борьбе за власть. Такие инциденты случались часто в периоды Чунь-Цю и Чжаньго. Люди захватывали власть, не только убивая друг друга, но также с помощью хитрости и интриг. Классическим примером может служить Лю Бувэй, приведший к Циню женщину по имени Чжао, которая должна была стать женой императора. Она родила сына, который стал Цинь Ши-хуаном — первым императором. Но мальчик был усыновлен Лю Бувэем и в первые годы правления Цинь Ши-хуана вся власть была сосредоточена в руках Лю.

Цинская династия просуществовала всего лишь 15 лет. Сам Цинь Ши-хуан правил только 12 лет. Министр Чжао посадил на трон другого императора Цинь Эрши. Последний убил своих братьев и сестер. В общей сложности он убил 26 человек.

Гао Цзу — основатель ханьской династии правил 12 лет. После него императрица Лю захватила власть у семейства своего мужа, но два министра, объединившись, свергли семейство Лю.

Сы Маянь из династии Цзинь правил в течение 25 лет, затем принцы подняли бунт и стали убивать друг друга. Во времена династий Севера и Юга велась постоянная борьба за политическую власть. Император Вэнь из династии Суй был убит своим собственным сыном, который стал императором Яном. Ян убил своего брата. На этот сюжет написана опера Ю Хэцао. Ли Шиминь из династии Тан убил двух своих братьев. Этот случай известен как инцидент у ворот Сюань У. Чжао Гуанъин из династии Сун правил 17 лет, а затем был убит своим младшим братом. На этот сюжет также написана пекинская опера. Кублай — основатель юаньской династии — правил Китаем 16 лет. А его сын — 13 лет. Но борьба в императорском дворце вспыхнула между внуками и их женами, и многие из них были убиты.

Первый император Минской династии правил 31 год. После его смерти четвертый его сын восстал против внуков старого императора и на протяжении трех лет обе стороны убивали друг друга. Дворец в Нанкине был сожжен, и никто не знает, погиб ли император Вэнь в огне или спасся.

В последние годы правления императора Гуансюя из династии Цин один из его сыновей вознамерился захватить власть. И убийства продолжались. Говорят, что Гуансюй хотел передать власть своему четырнадцатому сыну, но принц Юн, четвертый сын императора, изменил иероглиф «четырнадцатый», преобразовал его в «четвертый» и таким образом захватил власть. Утверждают, что Гуансюй был отравлен принцем Юном. После вступления на престол Юн убил многих из своих братьев.

Когда была провозглашена республика, Сунь Ятсен стал президентом. Но через три месяца власть захватил Юань Шикай. Через четыре месяца он провозгласил себя императором, но, в свою очередь, также был свергнут. Затем последовала многолетняя борьба между милитаристами. Впоследствии Чан Кайши захватил власть и истребил много людей».

Таким образом, в первой части своего выступления Линь Бяо посчитал необходимым напомнить участникам заседания ЦК о том, что история Китая, начиная с древнейших времен, — это длинная, сплошная цепь насилия, совершавшегося теми, кто рвался к власти, кто готов был ради власти убить своего отца, своих братьев и сестер, любого, кто оказывался у него на пути. Доведя свой экскурс в историю до середины XX века, Линь наглядно продемонстрировал присутствовавшим на заседании представителям власти, как в Китае завоевывали политическую власть и как ее теряли. Причем сделал это в тот момент, в мае 1966 года, когда из уст самого председателя КПК раздавались команды «Огонь по штабам!», «Бунт — дело правое!», когда в соответствии с этими приказами «маленькие генералы Мао» — хунвэйбины ввергали Поднебесную в невиданный за всю ее историю хаос с погромами, убийствами, шельмованием и истязанием ни в чем не повинных людей, с осквернением многовековых традиций, обычаев, нравов, с попранием человеческого достоинства. Речь Линь Бяо явно не корреспондировалась с действиями «великого кормчего». А точнее, шла вразрез с его линией на развязывание «культурной революции».

Но «самый верный ученик Мао» сделал так, чтобы избежать обвинений в противодействии своему «учителю».

«Мы, коммунисты, взяли власть 16 лет тому назад, — заявил он во второй части своей речи. — Могут ли отнять у нас пролетарскую политическую власть? Сейчас имеется много признаков назревающего контрреволюционного переворота. Есть люди, которые готовы убить, чтобы захватить власть в свои руки и свергнуть социализм. Мы уже видели это на примерах Ло Жуйцина, Пэн Чжэня, Лу Динъи и его жены и Ян Шанькуня. Эти люди подобны пороху. Они проникли в партийное руководство и располагают силой в армии. Если бы им удалось объединиться, они могли бы совершить переворот. Ло Жуйцин имел влияние в армии, Пэн Чжэнь — в секретариате партии. Руки этих двух деятелей простирались далеко. В области культуры и идеологии у них был Лу Динъи. Ян Шанькунь снабжал их разведывательными данными. Культура, газеты, радио и вооруженные силы действуют сообща. Первые трое формируют общественное мнение, последние обладают оружием. Те, кто контролирует эти два канала власти, могут совершить контрреволюцию. Они могут установить свое верховенство как на собраниях, так и на поле боя. Если мы не будем проявлять бдительность, в один прекрасный день может снова возникнуть случай для такого захвата власти. Этим случаем может быть стихийное бедствие или война».

И далее: «Когда председатель проживет 100 лет, может наступить политический кризис и наша обширная страна с 700-миллионным населением может быть ввергнута в смуту. Вот в чем проблема… Председатель Мао в добром здравии, и мы ликуем, живя в тени Великого древа. Председателю Мао уже за 70, но он в добром здравии и может прожить до 100 лет».

Как заметил гонконгский еженедельник «Чайна ньюс аналисис», «эта удивительная речь выражает в сжатой форме не только то, что думал Линь Бяо, он несомненно имеет свои взгляды, но также многие вещи, которые наверняка распространены среди пекинских лидеров. Два из этих утверждений особенно поразительны, а именно, что вооруженные силы представляют собой в конечном счете источник власти, как сам Мао достаточно ясно выразился об этом в своем изречении «Винтовка рождает власть», и что работа ведется не посредством митингов и парламента». И далее: «Линь Бяо задал самый серьезный вопрос: что будет после смерти Мао. Страна, заявил он, будет переживать критический период. В его выводе, хотя этот вывод и не был выражен словесно, нельзя было ошибиться. Страна нуждается в преемнике, в сильном человеке, который обладает оружием. Страна должна иметь такого преемника. Всякий, кто будет выступать против него, будет стерт с лица земли».

Дальнейшие события показали, что авторы комментария в «Чайна ньюс аналисис» сумели «нащупать» подтекст «удивительной речи» Линь Бяо в мае 1966 года, когда маховик «культурной революции» еще только начинал двигаться. Подтекст же сводился к следующему: «Лесной барс», как минимум, не одобрял идеи Мао с проведением «культурной революции», но говорить об этом открыто не решался. Он всего лишь напомнил о том, что видит в ней очередное звено в непрерывающейся с древнейших времен цепи кровавой борьбы за власть, жестокой междоусобицы, заполнившей до краев всю историю Поднебесной. Возможность же покончить с этой губительной для китайского народа традицией он видел в том, чтобы, опираясь на «винтовку, которая рождает власть», на армию, перехватить эту самую власть у «великого кормчего», обещавшего стране нескончаемую «классовую борьбу» и рецидивы «культурной революции» через каждые 5–7 лет. «Перехватить» мирно, в образе «самого верного ученика» и «наследника» председателя Мао. Он, разумеется, понимал, чем чревата его двойная игра — отсюда и «котельная»-крепость в Бэйдайхэ. Но это не остановило его. И в 1969 году, после IX съезда КПК, он почувствовал себя признанным правителем Поднебесной. Не сдался только сам Мао. С его благословения в/ч № 8341 сумела восстановить прежний порядок вещей. Сцена вновь начала вращаться в театре Мао.

Вместе с Линь Бяо с нее исчезли четыре члена Политбюро, его сторонники, Хуан Юншэн, начальник Генерального штаба НОАК, У Фасянь, командующий ВВС Китая, Ли Цзопэн, политический комиссар BMС и Цю Хуэйцзо, начальник Управления тыла НОАК. А за ними многие и многие рангом пониже. Не только армия, но и вся страна переживала шок. Как уже упоминалось, даже Дэн Сяопин был настолько ошеломлен смертью «наследника», что не решился сообщить об этом вслух своим домочадцам. О том, что творилось в Китае в связи с «исчезновением» Линь Бяо, меньше других был осведомлен посол в Улан-Баторе Сюй Вэньи, который непосредственно решал на месте, во взаимодействии с монгольской стороной, вопросы, связанные с катастрофой «Трайдента». Пекин не посчитал нужным как-то проинформировать его, подсказать, как ему следует вести себя с учетом подоплеки случившегося. Послу оставалось лишь полагаться на интуицию и личный дипломатический опыт. «Картина места происшествия, — пишет он в своих воспоминаниях, — укрепляла во мне ощущение, что проблема — крупная и сложная. Я сказал себе, что при решении задач ликвидации последствий инцидента нужно проявлять осторожность, внимательность и взвешивать все по многу раз».