Начало опричнины - Руслан Скрынников

    Не желая раздражать церковников, царь Иван отказался от расследования обстоятельств, связанных с поджогом типографии, и под давлением духовенства согласился выслать-печатников из России, вследствие чего в работе московской типографии наступил почти двухлетний перерыв[1397].

    Иван Федоров и его ученик Петр Мстиславец были отправлены в изгнание в Литву под благовидным предлогом. Литовский гетман Г. А. Ходкевич желал устроить православную типографию и просил царя прислать в Литву печатника[1398]. В 1566 г. в Москву прибыло великое посольство во главе с Ю. А. Ходкевичем, братом гетмана. По предположению Б. В. Сапунова, посол выполнил роль посредника в переговорах между Г. А. Ходкевичем и царем[1399]. Б. В. Сапунов обратил внимание на то, что Федоров по приезде в Литву был принят королем и его радой. Опираясь на некоторые общие сведения о занятиях короля в 1567—1568 гг., он пришел к выводу, что печатник мог получить аудиенцию, а следовательно, и выехал в Литву между январем и августом 1567 года[1400]. Представляется возможным уточнить время отъезда в Литву первопечатников. В июле 1567 г. царь и бояре направили гетману Г. А. Ходкевичу бранные послания, упрекая его в том, что «из христианина (он) стал отступником и лжехристианином»[1401]. За несколько месяцев до того на Руси был пойман литовский лазутчик с тайными грамотами, в которых Ходкевич призывал бояр изменить жестокому царю. Русское правительство, естественно, не могло отпустить печатников к Ходкевичу после разоблачения его интриг летом 1567 г. Русско-литовские отношения имели относительно дружественный характер, пока в Москве шли мирные переговоры с посольством Ю. А. Ходкевича. С августа 1566 г. до марта 1567 г. русско-литовская граница была закрыта из-за эпидемии чумы в пограничных уездах[1402]. Когда чума стихла и в Литву были посланы московские послы, русско-литовские отношения уже мало благоприятствовали отъезду Федорова[1403]. Возможно, что Иван Федоров покинул Москву вместе с литовскими послами в 1566 г. Если бы он замешкался, его отъезд был бы сначала сильно затруднен, а затем стал бы вовсе невозможен[1404].

    Отъезд первопечатников был равносилен изгнанию. Их не спасло покровительство Грозного. Царь со всей своей опричниной не в силах был оградить Федорова от преследований со стороны земских бояр и духовенства. Эпизод с печатниками как нельзя лучше характеризует взаимоотношения царя с высшим духовенством и земской Боярской думой. Споры по поводу печатного дела и протестантов, переселенных на Русь, усугубили раздор между царем и духовенством. Но главные их разногласия касались другой проблемы. Такой проблемой было продолжение опричных репрессий и самое существование опричнины.

    Освобождение многих десятков казанских поселенцев, прощение Воротынского и прочие уступки никого не удовлетворили.

    Титулованная знать возмущалась тем, что в ссылке остались самые видные из опальных бояр и воевод. Те, кто заслужил прощение, были дотла разорены ссылкой. Они страшно негодовали на опричнину, не зная за собой никакой вины. Их возвращение в Москву ко времени собора значительно усилило недовольство в среде столичного дворянства.                                                           .

    Опричные репрессии были направлены своим острием против титулованной аристократии, но они затронули также старомосковское боярство.

    Возглавившая земскую Боярскую думу старомосковская знать тяготилась грубой и мелочной опекой со стороны опричного руководства и готова была поддержать требование об отмене опричнины. Боярская оппозиция представляла тем большую опасность в глазах монархии, что она впервые опиралась на поддержку многочисленной дворянской фронды.

    Недовольство дворян вызвано было многими причинами. Кружок Адашева, отстаивавший программу дворянских реформ, подвергся подлинному разгрому и исчез с политической сцены. Умолк голос дворянских публицистов. Надолго отложены были попытки реформировать строй в интересах дворянства.

 Раздоры с могущественной аристократией побудили монархию создать себе прочную военную опору в лице опричного войска, сформированного из дворян. Опричные преторианцы получили широкие привилегии, но эти привилегии  распространялись на очень небольшой круг служилых людей. Интересы и нужды подавляющей части дворян, оставшихся в земщине, опричнина полностью игнорировала. В годы опричнины правительство отказалось от осуществления  программы дворянских реформ и ничего не предпринимало против растущего оскудения среднего и мелкого дворянства.

      Незадолго до опричнины публицисты самыми мрачными красками рисовали бедствия мелкого дворянства. Князь Курбский писал, что многие служилые люди не имеют теперь оружия, коней и даже пропитания, что их недостатки, убожество и беды, «всяко словество превзыде»[1405].

     На положении дворянства не могло не отразиться то обстоятельство, что с конца 40-х гг. шла тяжелая война, не прекращавшаяся на протяжении почти пятнадцати лет. Войны и дальние походы требовали от дворян больших денежных затрат. Помещики повсеместно увеличивали повинности и оброки крестьян. Наряду с помещичьей переоброчкой казна значительно повысила подати. В Новгородской земле подати выросли к началу 60-х гг. втрое[1406]. Под бременем непомерной эксплуатации мелкое крестьянское производство начинает деградировать и с середины 60-х гг. постепенно приходит в упадок[1407]. Разорение всей своей тяжестью обрушилось на головы крестьян[1408]. Но последствия его испытывали на себе также господствующие сословия, в особенности наименее состоятельные слои среднего и мелкого дворянства. Доходы дворян заметно сокращались вследствие бегства и разорения крестьян. Между тем, правительство, тратившее громадные средства на дорогостоящие опричные затеи и войну, ничем не могло помочь скудеющему дворянству. Более того, предпринятые им земельные перетасовки усугубляли бедствия служилых людей земщины. Как мы отметили выше, в ходе опричной реформы выселению подверглось не менее тысячи дворян и детей боярских суздальцев, можаич, вязмич и т. д.[1409] Все дворяне, утратившие земли «не в опале, а с городом вместе», должны были получить равноценные земли в земских уездах. Но правительство не обладало ни достаточным фондом свободных земель, ни гибким административным аппаратом, чтобы без проволочек компенсировать переселенцам утраченные ими земли.

    Опричные мероприятия носили беспрецедентный характер. Никогда еще правительство не отчуждало у дворян поместий, а тем более вотчин без всякой провинности с их стороны, главное, в столь широких масштабах. Земских дворян особенно тревожило то обстоятельство, что царский указ об опричнине предусматривал возможность распространения опричных порядков на новые уезды, а следовательно, и возможность новых выселений и конфискаций. Как значилось в указе об опричнине, «с которых городов и волостей доходу не достанет на его государьский обиход, и иные городы и волости имати»[1410]. Когда и какие уезды царю вздумается забрать в опричнину, никто не знал.

    Насилия и произвол опричников, в особенности же земельные конфискации затронули интересы весьма значительного числа земских дворян.

    До поры до времени дворянская фронда была немногочисленной и включала главным образом те группировки, которые активно поддерживали правительство Адашева. Власти пытались искоренить оппозиционные настроения в дворянской среде, отправив в казанскую ссылку несколько, десятков рядовых дворян из различных уездов. Но эта попытка потерпела неудачу. После разделения страны на опричнину и земщину влияние оппозиции в среде земского дворянства заметно усилилось. Отражением этого факта служит известие хорошо осведомленного Пискаревского летописца. По его словам, среди земских дворян опричнина вызвала озлобление. Учинив опричнину, — повествует летописец,— царь «грады также раздели и многих выслаша из городов, кои взял в опришнину, и из вотчин и ис поместей старинных... И бысть в людех ненависть на царя от всех людей...» (Курсив наш. — Р. С.)[1411].

    Созванный в Москве собор, достаточно полно представлявший земское дворянство, бесспорно способствовал сплочению всех недовольных элементов земщины. Наибольшее представительство в соборе получила старомосковская и титулованная знать, а также верхи столичного и уездного дворянства. Аристократия задавала тон не только в Боярской думе, но и в дворянских куриях, в особенности среди дворян первой статьи. Но именно знать и дворянские верхи земщины более всего страдали от опричной политики и опричных эксцессов[1412].