Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Вокруг нее клубилась густая теневая аура, неровно тлеющая с краёв, как черный бумажный лист. За нею шлейфом тянулись наводящие ужас шорохи, сбивчивый шепот на непонятном грубом языке, склизкий шелест и клокотание гибельных топей.

Пелагея вжалась в стенку, потому что опора так и норовила выскользнуть из-под ног. Неужто Джету куратор выпустил? А может, она стражу вокруг пальца обвела? Сбежала и теперь стоит тут, как ни в чем не бывало.

Надо бы бить тревогу, охрану позвать. Только вот у Пелагеи совсем на это сил нет. В голове чудовищная свистопляска, будто кто-то взял, влез туда с кухонным венчиком и тщательно взболтал мозги.

Ей было невдомёк, что ключом к вызволению Джеты стал сам Хаос. Его притянуло к злодейке в тюрьму, он слился с ее гнилой сутью, дополнил, наделил невероятной мощью. А заодно обрел смысл жизни. Теперь, как и у Джеты, у Хаоса была цель: больше могущества, больше неограниченной власти. Что делать с властью, ни Хаос, ни его новый сосуд пока не решили.

Пелагея всем своим нутром чувствовала, какая разрушительная исходит от Джеты сила. Сейчас ее лучше не искушать, не провоцировать. Исчезнуть, надо исчезнуть.

Она медленно попятилась к заветной двери в мастерскую. Шаг, другой, третий… Ледяная круглая ручка. Да что ж такое! Почему не поддается? Заела? Заперто?

Она выкрутила ручку до боли в кисти — и дверь наконец открылась. И Пелагея нырнула внутрь, привалившись к двери и шумно выдохнув в пыльную пустоту. А потом сползла на пол, обхватила колени руками и обессиленно уткнулась в них лбом.

— Мда-а-а, — протянул призрак, вырываясь из шкатулки эффектным столбом сизого дыма и стремительно светлея. — Что-то моя напарница сегодня не в форме. Может, пойдешь, приляжешь? Выходной возьмешь…

— Ну уж нет, — глухо отозвалась Пелагея, не поднимая головы. — Нельзя забросить проект только потому, что на тебе висит смертельное проклятье. Я собираюсь довести начатое до конца.

— Ишь какая самоотверженная! Это, конечно, похвально и всё такое… Но постой. Ты сказала «проклятье»? Да еще и «смертельное»? То есть, что получается, если ты вдруг раньше срока отбросишь коньки, тоже неупокоенным призраком станешь и будешь жуть наводить?

— Ты же вроде был не против, — взглянула на него Пелагея, на мгновение явив миру свои явно заплаканные красные глаза. Что она, что Сильверин — два сапога пара.

— Я уже боюсь своих желаний, — пробормотал фантом и поёжился. Выглядело это так, словно облако тумана прибивает дождем.

— Дай мне минутку, — попросила она, присаживаясь на скрипучий крутящийся стул. — Сосредоточиться хочу.

Сказала — и зажмурилась, сжав кулаки. Призрак даже прыснул: до чего смешная особа!

— Я здорова-здорова-здорова. Я исцеляюсь. Боль уходит… Ай!

У нее вдруг закололо в подреберье, и она схватилась за бок.

— Что за допотопные методы самовнушения? — спросил Сильверин, участливо подлетев поближе. — Тебе стоит сходить к врачу, а не глупостями тут заниматься.

— Раньше помогало, — призналась Пелагея, перетерпев приступ боли. — Но теперь, похоже, всё серьезно.

Полтергейст закатил красные глаза и присвистнул.

— А я тебе о чем говорю? Бегом к доктору, дурёха!

— Но он ведь не снимет проклятье.

— Само собой, не снимет! — вспылил призрак. — Но ты что, совсем из леса? «О-без-бо-ли-ва-ни-е», — по слогам отчеканил он. — «Анестезия». Тебе знакомо такое понятие?

В каше, которая с недавних пор замещала мозг, обозначилась светлая мысль, и у Пелагеи во взгляде мелькнуло понимание. Она подобралась к двери и осторожно высунула нос. Ни Джеты в сопровождении Хаоса, ни кого-либо еще в коридорах не наблюдалось.

— Ты только никуда не уходи. Я туда и обратно. За… как его? Анестезией.

— Да куда я уйду! Ох, всему-то мне вас, живых, приходится учить! — крикнул Сильверин ей вдогонку.

***

Пока куратор листал в библиотеке потрепанные тома о темной магии и проклятиях, в него врезалась вторая летучая мышь от Эсфири.

Эсфирь была, как всегда, лаконична.

«Ты спрашивал о пересадке кристаллов. Я покопалась в заметках Вершителя: он изучал этот вопрос, но так и не добился положительного результата. Кристалл пересадить — не батарейку заменить. Его слова. Мне действительно жаль».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ли Тэ Ри прочёл записку — и крылатый почтальон тут же взорвался беззвучным фейерверком в полумраке между стеллажами. Красиво и бессмысленно. А главное, совсем неуместно.

Куратор тяжко вздохнул, опустился на корточки перед ветхим справочником с дневнеэльфийскими рунами и потёр переносицу. Авторы современных изданий повально утверждали, что снятие проклятий, где задействована сама матушка-природа, либо не представляется возможным, либо требует героической жертвы, несовместимой с жизнью. Да и то не факт, что сработает.

Последняя надежда была на справочник с рунами (говорят, предки были умнее нынешних поколений, вот и проверим). Благо, Ли Тэ Ри сносно разбирался в древнеэльфийском. Он разместился за столом в читальном зале, в тишине и одиночестве (никто в столь поздний час сюда не заходил). Положил перед собой фолиант, поставил рядом лампу со светящимся льдом — и практически сразу обнаружил главу о сущности фей. Если фея исполнит свое предназначение, злые чары улетучатся, и она сможет жить долго и счастливо, причем где угодно: хоть в средних, хоть в нижних мирах. Но в чем это предназначение состоит? В чем оно заключается конкретно для Пелагеи? Разве мало ей было спасти друзей, подвергшись смертельному риску там, на равнине?

Автор справочника выделял несколько пунктов. Во-первых, фея должна полюбить кого-то кроме себя. Во-вторых, продемонстрировать готовность пожертвовать собой ради других. А в-третьих… Третий момент эльфа порядком смутил: фея должна дать жизнь.

Это каким, интересно, способом?

Посадить и вырастить березу — считается?

Ли Тэ Ри накрыл лицо руками, зарылся в волосы подушечками пальцев и простонал. Первые два пункта Пелагея выполнила. Ведь выполнила, так? А вот насчет третьего — вопрос.

Если бы мать, чтоб ее, природа учитывала древесную форму жизни, медальон Джеты не подействовал бы на Пелагею столь удручающим образом. Кстати, как она поживает? Когда куратор уходил, она, кажется, заснула. Но что если…

Ох, с этой невозможной феей надо вечно быть начеку.

***

Пелагея пришла из медпункта в заброшенную мастерскую и показательно потрясла перед Сильверином упаковкой таблеток.

— Спасибо за совет. Мне уже лучше.

Она уселась на стул, вооружилась инструментами и приступила к доработке шкатулки.

— Лучше? Тогда почему ревёшь? — съехидничал призрак.

Пелагея отложила зажим и с удивлением выявила водопады у себя на щеках. Великое географическое открытие.

— Это не из-за боли. Я…

Она всегда относилась к смерти как к доброй приятельнице, которая задержалась в пути, но которая, пусть и припозднившись, непременно придёт. Пелагее было даже немножко любопытно, что там, на другой стороне. Она заранее училась прощаться со всем, что дорого сердцу. И никогда особо не держалась за жизнь.

Когда в эту жизнь без стука ворвался Ли Тэ Ри, приоритеты претерпели существенную метаморфозу. Теперь ей больше всего на свете хотелось жить, и чем дольше, тем лучше. Потому что она не на шутку полюбила, потому что появился тот, с кем она готова рука об руку шагать в неизвестность.

Только сейчас Пелагея осознала это со всей ясностью.

Глава 41. Предательница Эсфирь

В отличие от остального дома, амфитеатр ничуть не видоизменился. Похоже, во владениях Вершителя он был чем-то вроде константы, равно как и пограничье с кукольным лагерем. Эдакий каркас, на который при желании можно налепить гостевые комнаты, тренажерные залы, оранжереи и барные стойки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Эсфирь сутками напролёт просиживала в амфитеатре, напрягая зрение и вглядываясь в экраны: ну-ка, разразится ли катастрофа в каком-нибудь из миров? Разная Жуть сбежала из Ящика, стало быть, скоро где-нибудь да рванёт.