Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник) - Рэмси Кэмпбелл

Он медленно выплевывал каждое слово, каждое в отдельности.

– Неприятно? Что поделаешь. Ты бы должен был задуматься об этом раньше. Порядочные люди не зря тратят свои кровные денежки, когда привозят сюда своих собственных деток, чтобы показать им вас и напустить такого страху, чтобы они исправились.

Мистер Крауч распрямил спину, став даже повыше ростом, и победно глядел на Питера поверх своего длинного носа.

– Вы больше не мальчики и девочки. Вы просто вещи, на которые можно посмотреть, и если нужно вас слегка подправить, это делается. Но, конечно, не без причины. – Он выкатил глаза. – Кого напугает какая-то Дженни, Витающая в облаках, если она даже не смотрит на эти дурацкие облака? Если она смотрит прямо на вас?

Питер попятился.

– Так что, не будешь держать язык за зубами, мы мигом устроим тебе встречу с Портным Вжик-Вжиком. Здесь у нас разговор короткий. Мы знаем, как пригладить колючки. – Мистер Крауч был очень доволен собой, он упивался своей речью, вплотную подойдя к решетке и бросая на Питера злобные взгляды. – А напоследок добавлю еще кое-что: я говорил тебе, что надежды больше нет? Но она может появиться… хотя такое случается не очень часто. Вот наш Вжик-Вжик… Он доказал, что даже у неисправимых мальчиков, таких, как ты, все же есть шанс вырасти и стать человеком. Даже у мальчиков, которые любили бегать с ножницами. Поразмысли об этом… и следи за языком.

Экскурсии приходили и уходили бесконечной процессией шаркающих ног, тычущих пальцев и жадно глядящих глаз, а Питер пытался убедить себя, что в жизни все не так уж плохо. Да только поверить в это больше не удавалось. Казалось, они все это чувствовали, даже Жестокий Фред, которому, пожалуй, доставляло удовольствие пугать собравшуюся публику.

Что-то должно было случиться.

Рано по утрам и поздними вечерами, а иногда и днем, если удавалось улизнуть, Питер крадучись спускался на первый этаж, все дальше, пока не останавливался у большой зарешеченной двери. Он не колотил в нее, не лягался, ничего не выкрикивал, только смотрел, внимательно смотрел на дверь по ту сторону, в конце коридора.

Там был дневной свет, не слишком яркий и все же помогавший вспомнить о днях без страха и об открытом небе. Порой шел дождь, и холод чувствовался даже внутри, но Питер представлял себе, как чиста дождевая вода и как она может омывать. Там снаружи была улица, а за ней другие, много улиц, а за ними дороги, потом поля, а еще дальше – ох, кто же мог это знать?

Не потому ли, что Питер ждал, что случится еще что-то неслыханное? Или оттого, что даже мерзкий старый мистер Крауч потерял интерес к игре? Непохоже на него, но, видимо, годы делают рассеянными даже таких.

Последняя группа еще не разошлась, экскурсанты все еще толпились в закутке, который миссис Крауч величала сувенирным магазином, приобретали книжки с картинками, перешептывались насчет жалкого вида несчастных деток, когда Питер (дверь в его комнату как раз открыли) прокрался вниз, чтобы посмотреть им вслед. Он простоял там довольно долго, а когда случайно опустил взгляд, то сперва не мог поверить глазам.

Там, по другую сторону двери, большой зарешеченной двери, лежал ключ.

Торопясь продать побольше книжонок, неуклюжая толстуха сунула его мимо кармана.

Подобное могло никогда больше не повториться.

Питер присел на корточки, потянулся, но как ни выворачивал, как ни изгибал руку, она никак не проходила в отверстия между прутьями решетки. Все они были одинаковы, узкие, маленькие, слишком тесные, и он чуть не заплакал от бессилия.

Но тут, лихорадочно соображая, он вдруг понял, что делает все не так. Рука не пролезала, но ногти, его длинные, безобразно отросшие ногти – они-то уж, конечно, смогут это сделать.

Самый длинный был на указательном пальце левой руки, и Питер, загнув, как мог, остальные пальцы, принялся орудовать им, как волшебник своей палочкой, но – нет, нет, нет, нет, нет! Даже этот ноготь оказался коротковат, кончик его царапал кафельный пол в каком-то сантиметре от ключа, хотя Питер так прижимал руку, что ободрал ее до крови.

Признавая поражение, он вытянул палец и слизал кровь с костяшек пальцев.

Обессиленный, несчастный Питер поплелся по лестнице вверх и уже дошел до третьего этажа, когда сообразил, что делал все неправильно, а сообразив, припустил вниз, перескакивая через две ступеньки. Конрад протестовал и отбивался, а кто бы не стал, когда какой-то ненормальный вдруг бросается, хватает вас и тащит куда-то, еще и зажимая рот, не давая крикнуть. Но все обрело смысл, когда они оказались у двери, огромной зарешеченной двери, и Питер показал.

Оказалось, что мальчику, у которого не было больших пальцев, ничего не стоит просунуть руку сквозь прутья.

Питер ждал неделю. Он ждал две.

Такое дело нельзя было делать в спешке. Такие дела требуют тщательной подготовки.

И еще оно требовало мужества, потому что кое-чего Питер не знал наверняка и мог только надеяться, что рассчитал правильно. Мистер Крауч, в свою очередь, был начеку. Несомненно, старик знал о потерянном ключе и, скорее всего, винил во всем трясущуюся, как студень, миссис Крауч, однако не мог не знать и того, что потерял его по свою сторону двери. Оставалось надеяться, что рано или поздно ключ попадется на глаза, а пока воспользоваться запасным.

Что до Питера, он держал это в строжайшем секрете, только он и Конрад – больше не знал никто. Раз другие не знали, то не могли даже невольно выдать себя, а лица самого Питера мистер Крауч, хоть и был крайне подозрителен по натуре, почти не мог рассмотреть, тем более что запах немытых волос стоял между ними, как вторая решетчатая дверь. А Конрад – сами посудите, ну кто будет опасаться ребенка без больших пальцев?

Так что со временем мистер Крауч успокоился и снова стал самим собой, раздражительным и брюзгливым. Это означало, что время пришло.

Питер решил, что начинать нужно вечером, чтобы успеть управиться до начала обычной утренней программы. Он вернулся на свой наблюдательный пункт возле большой зарешеченной двери и, как никогда прежде, забарабанил в дверь и колотил, и лягал, и колотил какое-то время.

Предсказуемый, как сила тяготения, в коридор выскочил мистер Крауч с развевающимися полами рубахи.

– Что такое, что такое, с чего весь этот шум и… – На миг он затих, уставив на Питера взгляд, от которого скисло бы молоко. – Снова ты. Разве я тебя не предупреждал, малыш?

– Я думаю, что никакого Вжик-Вжика нет, – заявил Питер уверенно, как только мог. – Я считаю, что вы его придумали.

Глаза разгневанного мистера Крауча сузились и превратились в две щелки.

– Ах вот оно что, мерзкий блохастый крысеныш! Так погоди, скоро узнаешь, что есть, а чего нет.

Больше сказать было нечего. Питер вытянул руки перед собой, ободранными костяшками кнаружи, а потом резко выбросил к потолку оба средних пальца.

Принимая во внимание длину его ногтей, оскорбление прозвучало внушительно.

На случай если дальше все пойдет не по его плану, Питер предупредил остальных ребят, чтобы спрятались, особенно Конрад. У него один вид Вжик-Вжика мог вызвать болезненные воспоминания. Потом Питер уселся на краешек кровати. Долго ждать ему не пришлось.

В самом низу зазвякали дверные засовы. Потом застучали шаги на лестнице, этаж за этажом. Тот, кто к ним поднимался, шел не как другие взрослые – не топал, не шаркал. Его шаги были размеренными и целенаправленными. Они звучали равномерно, как тиканье огромных часов, отстукивавших мгновение за мгновением. Вот он широкими шагами прошел по коридору, вырос в дверном проеме, вступил внутрь – неестественно высокий и до ужаса худой, особенно ноги, похожие… да-да, на ножницы. Высокая шляпа почти касалась потолка, а лицо состояло из острых костей, обтянутых землистой кожей, хотя он не казался таким уж дряхлым.

На носу у него красовались очки, увидев которые, Питер обрадовался – необычные очки в медной оправе, с круглыми стеклами, одно прозрачное, другое темное. «Да! – подумал Питер со вздохом облегчения. – Я так и знал».

Вжик-Вжик остановился, взглянул на Питера, и его руки задвигались изящно и проворно, словно пауки. Он откинул полу длинного сюртука, открыв целый сверкающий арсенал ножниц и ножничек, развешанных по ранжиру. Бегло осмотрев их, Вжик-Вжик сделал выбор. Он пощелкал ими в воздухе: вжик-вжик-вжик.

– Средний палец, стало быть, – произнес он. – Мистер Крауч так добр, что позволил тебе самому выбрать, который. Ему показалось, что они одинаково оскорбительны.

Питер протянул обе руки, растопырив пальцы пошире.

– Давай все десять. Но только ногти.

Брови Вжик-Вжика поднялись выше очков, почти до края шляпы.

– Ногти?

– Ага, а потом волосы. И еще кое-что, только не сразу, ладно?

На полноценную улыбку Вжик-Вжик, видимо, был неспособен, но все-таки сумел изобразить некое подобие кривой ухмылки.

– Ты ведь знаешь, кто я и зачем я здесь. Или нет?