Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - Энн Уолберт Бёрджесс

«Никто из этих женщин, ваших дочерей, матерей, сестер, родственниц, никто из них ни в коей мере не заслуживал того, что я с ними сделал. Они не сделали мне ничего, что оправдало бы их смерти», — сказал он.

* * *

В те годы у меня почти не было времени, чтобы спокойно поразмышлять о том или ином деле. Я буквально разрывалась между подготовительной работой к новым судебным процессам, преподаванием в университете и своими сохраняющимися обязательствами перед ОПА, которым, казалось, не было конца и краю.

Несмотря на это, время от времени я невольно возвращалась к мыслям об Уоллесе. Его дело стало для меня переломным моментом. На меня обрушилась целая волна запросов о выступлении экспертом в резонансных судебных процессах, в том числе над братьями Менендес, Биллом Косби и студентами Университета Дьюка[39]. Тем не менее я находила время, чтобы наводить справки об апелляциях Уоллеса и читать публикации, в которых предпринимались попытки осмыслить его преступления.

Правда, я интересовалась не только самим Уоллесом. Готовясь к выступлению в суде над ним, я познакомилась и проинтервьюировала женщин, сыгравших важную роль в его жизни. В известном смысле они тоже были его жертвами. Его мать Лотти Мэй, сестра Ивонн и тюремная медсестра Бекки, ставшая его невестой, поделились со мной бесценной информацией об Уоллесе. А мой опыт оказания психологической помощи жертвам насилия пригодился, чтобы и они смогли извлечь нечто полезное для себя из наших бесед.

От Лотти Мэй я узнала, что ее мать умерла молодой, после чего отец оставил детей. Об отце Уоллеса она рассказала, что это был один из ее школьных учителей, женатый мужчина, который занимался с ней сексом прямо в классе во время обеденных перерывов. Она забеременела от него дважды. От первого раза учитель отмахнулся, как от случайности, но когда она забеременела повторно, любовник разозлился и сказал, что может простить одну ошибку, но никак не две. Он бросил Лотти и уволился с работы. Вскоре после этого и она бросила учебу. Это был травмирующий опыт, и, оглядываясь на свое прошлое, мать Уоллеса задавалась вопросом, не вымещала ли она свой гнев на сыне.

Ивонн, сестра Уоллеса, сказала, что очень любила брата. Она всегда старалась защищать его, но их детство было непростым. Она думала, что как мальчику, росшему без отца, Уоллесу приходилось особенно тяжело. Из-за мягкого характера и внушительных габаритов он часто становился объектом насмешек сверстников. Ивонн считала особенно важным, что некоторые соседские девочки сексуально провоцировали Уоллеса именно из-за того, что он был намного крупнее своих сверстников.

Миниатюрная блондинка Ребекка Торрихас работала медсестрой в окружной тюрьме, где познакомилась с Уоллесом и полюбила его. Из-за их отношений она уволилась с работы. «Я сознавала, что перешла черту», — сказала она. История Уоллеса была ей хорошо известна, но она считала, что его не понимают, и на протяжении судебного процесса всеми силами поддерживала жениха. Она ежедневно приходила в суд и приносила Уоллесу свежевыстиранную одежду. Короткая церемония их бракосочетания состоялась в помещении рядом с камерой исполнения смертных приговоров. Роль официального свидетеля и фотографа взяла на себя Изабель Дэй, общественная защитница Уоллеса. «Вы не знаете хороших сторон Генри», — сказала мне по телефону Бекки.

Конечно, она была права. Хотя время от времени я и получала письма от Уоллеса с новостями о его деле, его хорошие стороны, действительно, были мне неизвестны. Зато я очень хорошо понимала его трудности, ту бурю противоречий в его голове, которая породила катастрофу насилия в реальной жизни. Поэтому я и возвращалась к мыслям об Уоллесе. И чем чаще я размышляла о его личности, тем яснее осознавала нечто новое о феномене серийных убийц. До дела Уоллеса я смотрела на это так, как если бы серийные убийцы были болезнью, которую мне нужно каким-то образом отслеживать, патологизировать и научиться предупреждать. Но рассказ Уоллеса о его внутреннем монстре помог мне взглянуть на вещи шире. Он действительно считал, что в нем живут два разных человека, вплоть до того, что приписывал свои поступки либо «хорошему Генри», либо «плохому Генри», но никогда не обоим вместе. Это изломанное самовосприятие отражало его изломанный жизненный опыт. Подобно большинству серийных убийц, Уоллес причинял страдания другим, как бы защищаясь, в качестве корректирующей реакции на собственные страдания. Или, по крайней мере, так было в самом начале. Но поступив так один раз, остановиться он уже не мог.

Что заставляет человека убивать? Что отделяет этих людей от всех остальных? В попытках разобраться в этом прошла вся моя профессиональная жизнь. И ответ не настолько прост.

Насиловать, мучить и убивать других людей означает разрушать фундаментальное условие человеческого существования. Такие деяния нарушают неписаный социальный контракт, связывающий человечество взаимными обязательствами. Они непристойны. Они порочны. И при этом в глазах убийцы — индивида, существующего на задворках рода людского, — эти деяния, полные презрения к человеческой жизни, создают смыслы. Они служат определенной цели. Не позволяют обрести равновесие. Для убийцы насилие сакрально.

В криминальном мышлении не перестает удивлять то, насколько оно одновременно и чуждо, и близко мышлению обычного человека. В то же время зацикленность на желании «разобраться» в нем, найти разгадку часто заслоняет собой причину, по которой эта работа важна в первую очередь.

Несколько десятилетий я изучала серийных убийц вовсе не для того, чтобы насладиться игрой в кошки-мышки, и не потому, что считала их интересными персонажами. И не из сочувствия к их нелегкой доле или стремления перевоспитать их.

Для меня все дело было в их жертвах.

Именно они были причиной моих усилий. Именно ради них я раз за разом всматривалась во тьму. Именно они, эти беспомощные жертвы случайных обстоятельств, становятся чудовищной ценой самопознания серийного убийцы. Их жизни, исполненные безграничных возможностей, были сведены к газетным заголовкам и цифрам статистики. Я никогда не забуду ни об одной из них, пусть даже имена многих забыты историей или низведены к примечаниям в рассказах о серийных убийцах и их преступлениях.

Значение имеют именно жертвы. И эта книга в равной мере и о них, и обо мне.

Благодарности

Мы посвящаем эту книгу:

Линде Литл Холмстром (1939–2021)

Я познакомилась с ней в Бостонском колледже, где мы совместно читали курс лекций по здравоохранению. Даже сейчас, многие годы спустя, я помню тот день, когда Линда рассказала мне о своем намерении разрабатывать новую научную тему, которая касалась жизни женщины и взаимоотношений между полами.

Линда отметила, что ученые крайне редко выбирали в качестве темы