И все-таки это судьба (сборник) - Лариса Райт

– Татьяна в своем репертуаре: «Не доведут вас, девочки, мужики до добра». Лада кивает, Нина вздыхает, соглашается, а Зоя…

– Ну-ну!

– Протестует. «Не гневите, – говорит, – Бога, девочки. У вас замечательные мужья. У каждого свой характер и свои недостатки, просто надо уметь найти подход к человеку». Нина отвечает: «Ты, видно, к своему нашла, раз никогда про него слова дурного не скажешь». А Зоя, представляешь, так искренне удивляется: «Я?! И искать ничего не надо было. Петя у меня идеальный».

– Неужели? – Я фыркнула и засмеялась.

– Понимаешь, да? – Томка развеселилась. – Ну и пошло-поехало. Это он у тебя идеальный? Ничего не зарабатывает, ни к чему не стремится, готовить – не готовит, убирать – не убирает. Да еще и на рыбалку часто уезжает. А Зоя – блаженная: «Зато рыбку какую привозит и грибочки». А Таня, прикинь: «Как бы он тебе сифилис не привез». Я думала, Зоя обидится и убежит, а она, представляешь, с жалостью на Татьяну смотрит и говорит: «Танюш, болит у тебя, да? Ну не переживай, не все такие, найдется еще порядочный человек, как мой Петя». Уж не знаю, что там у Татьяны болит и почему, только она подхватилась и убежала.

Я тоже понятия тогда не имела, чем слова Зои так расстроили Татьяну, поэтому протянула:

– Да-а, дела-а.

– Делишки. Только это еще не все. Лада потом начала. «Поделись, говорит, Зойка, секретом, как так: мужик и не зарабатывает, и в хозяйстве не особо смекалист, и не то чтобы очень щедр, а ты его идеальным считаешь». Зоя говорит: «Люблю его». И улыбается. Лада ей «Дура ты!» А Нина головой мотает. «Нет, – говорит, – Ладка, это мы с тобой дуры, а Зойка счастливая». Потом, знаешь, задумалась: «Я про твое счастье напишу, Зой». А та уперлась: «Не пиши! Нечего про меня писать». Нина ее и так, и сяк уговаривать: «Это же не про тебя – про любовь». А Зоя свое: «Любовь – тайна, и нечего про нее на бумаге». Ну, тут уже Нина взвилась. Вспомнила и Толстого, и Достоевского, и Гюго. Обозвала Зою помешанной на своем Пете и тоже ушла. Лада не визжала, но, кажется, Зою отчитала. Мол, ты была не права и всё в таком духе. Кошелек открыла, деньги на стол бросила. А они и успели-то всего по бокалу выпить. И тоже ретировалась.

– А Зоя что?

– Вот теперь самое интересное. Позвонить попросила. Эти-то, ясное дело, все с мобильными, а у Зои еще такой роскоши не намечается. Я ее к телефону проводила, и сама у бара верчусь, будто заказ жду. И что ты думаешь? Говорит она в трубку: «Приезжай, родной, тошно мне».

– Так и говорит? – не поверила я Томке – любительнице преувеличивать и привирать.

– Ну, может, не такими словами, но смысл этот. И что ты думаешь? Я-то в полной уверенности, что сейчас явится какой-нибудь там полюбовник, и все Зойкино счастье полетит в тартарары. Но нет. Через полчаса подъезжает муж на своей раздолбайке, заходит, подсаживается к ней, обнимает. А она ему рассказывает, рассказывает. Это я уже не слышала, неудобно рядом торчать. Но только видно было, как она к нему прижимается, а он ее по голове гладит, гладит, и так ласково-ласково. В общем, завидки берут. Я вот знаешь что думаю?

– Что?

– Вот не надо мне ни чтобы готовил, ни чтобы помогал, ни чтобы на работе убивался, а только бы сел рядышком, да выслушал, да по спинке бы так погладил.

– Ладно, Том, не утрируй. Тебе-то что на судьбу пенять? – У Тамары был муж – приятный и вполне приличный. Он, кстати, потом костьми лег, но заставил-таки жену уйти из ресторана, считал, что приличной женщине негоже заявляться домой в час ночи. А что? Прав был. Может, поэтому они с Тамарой и живут до сих пор душа в душу. Не поддалась бы на его уговоры – наверняка разошлись бы. Но тогда мы еще об этом не знали. Знали только, что мужик у Тамары хороший. Потому она и ответила.

– Да вроде ничего. А зависть прям гложет.

– Вот и уйми ее. Может быть, Зоя вовсе и не счастливая.

– А какая же?

– Умная просто. Знаешь ведь, мужика ругаешь, возникают вопросы, чего же с ним живешь?

– Значит, она подругам сознательно врет?

– Может, и нет? Может, она таким образом себя убеждает в том, что всем довольна?

– Лик, ну вот те крест, она правда всем довольна. Ты бы видела, как у нее глаза засияли, когда этот Петя на пороге появился.

– А ты прям заметила издалека?

– Так невозможно не заметить счастливую женщину. – Томка снова вздохнула и попрощалась.

Я ей поверила. Мне тоже Зоя всегда казалась всем довольной. И это ее довольство было для меня очень странным. На фоне подруг выглядела она неприметной и неказистой. Лада была ухоженной красавицей, Татьяна хоть и не такой сногсшибательной, но очень модной и стильной. Нина уступала им по общепринятым канонам красоты, но в ее лице было столько мягкости и очарования. Публика называла ее милой женщиной. И действительно, Нина была обаятельна, а улыбка ее настолько прекрасна, что, как только появлялась на лице, казалось, что в помещении включились лишние тридцать две лампочки.

Если бы меня попросили описать Зою, я бы ответила: «Ничего примечательного». И это самое верное определение. Я еще помнила времена, когда ее фигура была на три размера меньше, но и тогда – лет пятнадцать назад – стройностью Зоя не отличалась. Кстати, она единственная из четверых всегда заказывала десерты, повторяя при этом одну и ту же фразу: «Похудеем на том свете». Больше всех ее ругала Лада.

– Не думаешь о себе – подумай о детях!

– А что дети? – невинно удивлялась Зоя, отщипывая ложечкой очередной кусочек «Наполеона».

– Детям нужна здоровая мать. А сахар – это, между прочим, не только жир, но и диабет, и гипертония, и еще целый букет страшных заболеваний.

– Тебе не кажется, что странно рассказывать мне про болезни? – хохотнула Зоя, а я не поняла ее смеха.

– Странным мне кажется то, что ты сама об этом не думаешь.

– Почему же? Я думаю. Только еще я думаю, что детям от здоровой, но несчастной матери толку мало.

– А ты без куска торта будешь несчастной?

– Ага, ужасно. – Зоя доела торт и как ни в чем не бывало принялась за мороженое. Лада только рукой махнула: «Ну что с нее взять?»

Взять действительно было нечего. Легкомысленно Зоя относилась не только к своей фигуре, но и к внешности, и к одежде. Никогда не видела я ее хотя бы немного накрашенной. Максимум, который она допускала в преображении, – распустить пучок и перехватить волосы обручем. Волосы, кстати, у нее были роскошными. Я не могла понять, почему такую красоту постоянно прячут. Распущенными я их видела раза три, не больше, и не смогла не заметить, что сама Зоя испытывает неудобство от такой прически. Она постоянно накручивала кончики волос, пыталась собрать их и изобразить подобие узла, который обычно носила на голове. Одевалась Зоя тоже допотопным образом. Вечно на ней висели какие-то старушечьи юбки и кофты, делающие талию еще шире, а возраст гораздо старше. Зоя иногда казалась мамой одной из подруг, случайно очутившейся за их столиком. Хотя, наверное, все эти женщины постарались бы сделать так, чтобы их родительницы выглядели по-другому. Я несколько раз слышала подобные диалоги: