Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин

шути так, милый, и так тошно, хоть волчицей на луну вой… – она спохватилась, поднялась и направилась к очагу, над которым висел старый и закопченный котелок. – Ой, прости, совсем забыла! Ты, наверное, есть хочешь…

– Да-да, я совсем и забыл, что есть хочу… – Рихард поднялся. – Голова просто кругом идет…

Франческа быстро положила ему в большую глиняную миску мясо с тушеной капустой. Рихард взял ложку и, наклонившись над миской, потянул ноздрями аромат горячей и вкусно пахнущей пищи.

– Моя ж ты хозяюшка… – улыбнулся он и приступил к еде.

Женщина села на краешек стула и, подперев рукой подбородок, молча смотрела на него. Рихард с жадностью, обжигаясь, засовывал мясо и капусту себе в рот, толком не жуя, он глотал пищу, напоминая голодного зверя. Франческа нежно улыбнулась и погладила его по левой руке, которой он придерживал миску.

– Не спеши так, Рихард, обожжешься… – она мило засмеялась. – За тобой ведь никто не гонится…

– Конрадин совсем с ума сошел… – проворчал он с набитым ртом. – деньги и первые успехи совершенно помутили ему разум!..

Франческа бросила быстрый взгляд на вход в палатку, посмотрела по сторонам и, убедившись, что никого из посторонних нет рядом, прошептала:

– Будь благоразумен. Говори тише…

Рихард зло усмехнулся и, откладывая пустую миску в сторону, проворчал:

– Плевать я хотел. – Он спохватился, улыбнулся и произнес. – Ой, спасибо, кормилица ты моя. Очень вкусно!..

Франческа взяла в руки глиняный кувшин и налила в серебряный стакан вина:

– Запей, прости, что-то задумалась и забыла…

Он залпом опорожнил стакан, крякнул и, вытерев капли вина с губ и усов, ответил:

– Каждый миг своей жизни благодарю Господа за то, что даровал мне тебя…

– А мне тебя… – улыбнулась она, – я тебе люблю…

Рихард встал и, подойдя к ней, поднял на руки, словно легкую пушинку, прислонил свою голову к ее груди и ответил:

– Если что-нибудь случится со мной…

– Не говори так, Рихард! Ты пугаешь меня…

Он подошел к постели и бережно опустил Франческу на меховое покрывало, прилег рядом с ней, крепко обнял и сказал:

– Даже тебе сны плохие снятся… – Рихард тяжело вздохнул и закрыл глаза. – Даже тебе…

– Господи! Перестань забивать свою голову глупыми россказнями вздорной женщины… – наигранно веселым и беззаботным голосом произнесла она, – мало ли, что привидится мне во сне!

Рихард снова тяжело вздохнул, открыл глаза и, уставившись взглядом в потолок палатки, произнес:

– Поклянись, что сохранишь и вырастишь нашего сына…

– Глупость, какая… – она приподнялась на локте и удивленно посмотрела на него.

– Нет, милая, не глупость. Поклянись…

– Ну, клянусь, клянусь… – вздохнула она. – Доволен?..

– Нет… – его взгляд стал каменным и серым от напряжения и волнения. – Ответь, пожалуйста, нормальным голосом…

– Рихард, супруг мой и повелитель, – Франческа постаралась придать своему голосу наиболее серьезные, как ей показалось, нотки. – Я клянусь вырастить нашего единственного сына Руджеро делла Фиоре истинным воином! Клянусь, что тебе не будет стыдно за мальчика… – уже более нежным и теплым голосом добавила она.

– Спасибо, милая. Теперь я спокоен… – он устало улыбнулся. – Уже поздно, потуши-ка эти факелы…

– Еще даже первая стража не закончилась… – Франческа недоуменно посмотрела на него. – Ты уверен?..

– Да. Завтра очень рано авангард выступает к границам королевства… – Рихард поцеловал ее нежные и пухлые губы, пахнувшие молоком и лесной ягодой. – Думаю, что это у нас с тобой последняя спокойная ночь…

– Не говори так…

– Как?..

– Последняя… – Франческа прижалась к нему. – Я боюсь…

– Прости, милая… – он поднялся и стал стаскивать с себя грязную и потную рубаху. – Полей мне на спину, пожалуйста…

Франческа мило посмотрела на него, встала и, подойдя к нему, обняла мощную спину Рихарда, прижимаясь к ней со всей силой, словно хотела раствориться или слиться с мужем воедино.

– Тебя всего искупать надо… – улыбнулась она. – Что Руджеро, что ты – грязь всегда и везде отыщете…

– Он мальчик и ему надо расти… – Рихард повернулся к ней и поцеловал Франческу – Иногда мне кажется, что в нем я узнаю себя, только маленького…

– Естественно, милый, – Франческа весело засмеялась, – как-никак, а это твой сын, а не подкидыш!

Она кликнула слуг и приказала спешно притащить несколько ведер горячей воды, пыхтя, сама притащила и поставила в центре палатки большой деревянный таз, после чего стала, словно маленького ребенка, заботливо раздевать супруга. Рихард не сопротивлялся и не ворчал, наоборот, ему было приятно снова почувствовать на себе чью-то искреннюю, как у матери, заботу, понять, что он нужен, необходим и любим.

– Чумазый какой… – наигранным недовольным голосом произнесла Франческа. – Теперь мне понятно, почему наш малыш…

– Что? – перебил он ее.

– Нет-нет, ничего… – успокоила она Рихарда. – У него спина такая же, как у тебя – ровная, красивая и широкая. Он, когда вырастет, будет очень нравиться женщинам…

– А я тебе сразу понравился? – Рихард посмотрел в ее бездонные и обворожительные глаза.

– Сначала, мне показалось… – начала, было, Франческа, но тут же умолкла.

– Что? Что? Продолжай, прошу тебя!.. – Рихард умоляюще посмотрел на нее.

– Потом. Потом, как-нибудь… – она устало улыбнулась. Слуги принесли ведра с водой и, поставив их возле входа в палатку, тихо сказали об этом госпоже. – Давай-ка лучше, мой милый, я тебе сначала отмою, как следует, а уж потом, если силы и желание останутся, так уж и быть, расскажу…

– Значит, все-таки, не сразу полюбила… – проворчал наигранно обиженным голосом Рихард.

– Сразу… – Она стала поливать его голову и спину горячей водой, зачерпывая ее деревянным ковшиком из ведерка. – Сразу…

Он, склонив голову к коленям, сидел и наслаждался приятной теплотой струй воды, обволакивавших его тело, расслаблявших напряженные мышцы и снимавших нервную дрожь в членах. Рихард поймал себя на мысли, что давно, нет, очень давно не чувствовал себя так хорошо. Он снова ощутил себя ребенком, улыбнулся, вспомнив, как его мать, вот так же, вечерами поливала его костлявое, угловатое и несуразное (как ему казалось) тело, тихонько напевая себе под нос старинные заговоры от порчи, сглаза и беды.

«Да, вот оно – счастье… – его мозг пронзила, как вспышка яркой молнии на черном ночном небе, мысль прозрения. – Дурак! А я еще думал что-то, искал и метался по всей Европе, как угорелый. А оно, счастье, вот, под боком, дома! Может быть, – он даже испугался этой отчетливости, с которой в его голове наступило прозрение истины, – все бросить, схватить Франческу, Руджеро, взять их в охапку и бежать, бежать, бежать на край света! Поселиться где-нибудь в тихом и