Кабала - Александр Потёмкин

Господин Степкин сидел, вольготно откинувшись на спинку служебного кресла. На столе не было никаких бумаг, лишь в серебряном подстаканнике ожидал его наполовину выпитый чай. В фарфоровой пиале лежали миндальные печенья, а в инкрустированном пенале покоились несколько ручек с золотыми колпачками. Хозяин кабинета был мужчина чуть старше сорока лет, на лбу его сидела большая, с головку каминной спички, бородавка. Взгляд исподлобья, напускная значительность, густые, свисающие на глаза брови, надутая, выдвинутая вперед нижняя губа, огромная бритая голова с растопыренными, словно плавники, ушами — все выдавало в нем высокого государственного служаку нового типа, способного создавать иллюзию успешного управления рычагами государственной власти.

— Присаживайтесь, — суховато бросил Степкин. — Тороплюсь в Кремль! Подготовил предложения по выходу страны из кризиса. Ох, этот председатель Центробанка, ох, этот министр финансов. Что они творят с денежной системой! Неумелыми шагами губят ее окончательно. Приходится вместо них размышлять о будущем России. Что у тебя на сердце, Николай?

— Слышал, что вас хвалили на заседании Совета национальной безопасности, — подобострастно склонился Картузов. Порадовался. Говорят, Сам расточал комплименты в адрес Василия Степановича. Такая информация украшает жизнь ваших преданных друзей. По этому поводу можно выпить. Как у вас вечером со временем? В «Мельнице» подают белые трюфеля, знаю, вы большой любитель этого прекрасного деликатеса.

— Вечером я играю в теннис.

— Вот, позвольте представить. Ко мне приехал приятель из Сибири, я о нем вам рассказывал. Как вы думаете, получится наш проект?

Степкин взглянул в сторону Ефимкина и глухо спросил:

— Откуда родом?

— Из Барабинска… — с трудом ответил Ефимкин.

— Хм-хм, не помню, где это. Впрочем, не важно.

— В Центральной Сибири, — вовремя вставил Картузов.

— Хорошо. Так о чем мы? А, проекты… Впрочем, надо знать: все проекты, которые веду я лично, всегда реализуются. И географическая точка никакой проблемы никогда не создает. Я достаточно силен, чтобы решать вопросы в Сибирском федеральном округе, Центральном, Южном, и поддерживать своих друзей. Василий Степанович всегда добивается поставленной цели, было бы иначе, давно подал бы в отставку. Что меня держит на должности? Исключительно любовь к родине. Спасибо за приглашение на ужин, но прийти не смогу. Что еще?

Слушая его речь, Картузов постоянно кивал головой, демонстрируя особый интерес и участие, и теперь требовательно обратился к сибиряку:

— Леонид Иванович, оставь нас.

Ефимкин тут же, захлебываясь от восторженных впечатлений, вышел из кабинета. Походка у него была хмельная, развалистая.

— Не пьян ли? — Степкин бросил строгий взгляд на Картузова.

— Степаныч, вы что, сомневаетесь, что от ваших слов можно впасть в эйфорию? Сибиряк трезвый, но после общения с вами захмелел. У многих, кто общается с вами, возникает аналогичный синдром. Даже я пьянею…

Минут пять спустя с сияющей улыбкой Картузов выскочил в коридор восьмого этажа и, бросаясь навстречу Ефимкину, взволнованно воскликнул: «Поздравляю тебя, должность в твоих руках. Поехали, я оставлю тебя на соседней почте. Будешь писать заявление, а я отвезу деньги по указанному адресу. Часа через полтора встретимся. Подписанное тобой заявление и отвезу на визу правительства: назначить! Все успешно завершилось, дружище, поздравляю! Вечером обмоем назначение и обсудим планы совместного бизнеса.

— Почему в его приемной нельзя написать заявление? — дрожащим, сдавленным голосом осторожно спросил Леонид Иванович.

— Дурень. Ему нужны гарантии, что деньги переданы. Понял?

— А, соображаю. А почему он тебя Николаем стал называть? — еле выговорил Леонид Иванович.

— Николай, Михаил, Андрей, Станислав — какая разница. У него сотня просителей в очереди стоит. Разве упомнишь всех. Главное ведь, чтобы он вопросы решал. А как он к тебе обращается — не все ли равно… Пошли на выход, уважаемый директор департамента.

— Мощный человек этот Степкин! Даже дух перехватило! Белый дом, такая мебель, необыкновенный ковер, огромная голова, потрясающий стол с золотыми бляшками, а телефонов с гербами сколько! — Лицо Ефимкина передернулось.

— Как же иначе! Он заместитель руководителя аппарата правительства. Вся бюрократическая власть под его пятой. Раздавит или возвысит любого!

Картузов отвез Леонида Ивановича на пресненскую почту с наказом писать заявление о назначении на должность начальника департамента продовольствия в держрезерв. Выпросив в окошке лист бумаги и ручку, он сунул дамочке пятьсот рублей, записал ее телефон, усадил за стол Ефимкина, прощаясь, обнялся с ним и пообещал прибыть к восьми часам вечера.

Уже покидая почту, он услышал слабый голос Леонида Ивановича:

— Михаил, а ты вернешься?..

Картузов пропустил вопрос мимо ушей — впрочем, он действительно был еле слышен. «Чего не чаешь, чаще сбывается» — мелькнуло у него в голове. Он усмехнулся и вышел на улицу.

Тут его ждала красотка Яночка, ликующе предвкушая работу с очередным клиентом.

Самоизбегание

Помешкин начинал томиться. Он уже пару дней не видел себя в зеркале. Истосковавшись по собственному отражению и повинуясь внутреннему зову, он вскочил с кровати и с недовольным видом прошелся по дому Фатеевой в надежде разыскать в запустелых углах хоть осколок желанного стеклышка. Но зеркала нигде не было. Поиск воспалил и без того обостренные чувства, которые молодой человек питал к самому себе. Хотелось видеть себя, наслаждаться чертами собственного лица. Особенно сильное эротическое волнение он испытывал от вида своих тонких бледных губ и складок на крыльях носа, всякий раз возникающих при улыбке, когда он с радостью разглядывал самого себя. В такие моменты сексуальное упоение настолько переполняло Григория Семеновича, что поллюции могли повторяться по несколько раз.

Не найдя ничего подходящего, чтобы узреть собственную персону и погрузиться в восторг, Помешкин притаился в темном углу и закрыл глаза. Перед ним возник его собственный портрет. Тут сильнейший всплеск любовных чувств к самому себе охватил очарованного Помешкина основательно. С губ стали слетать нежнейшие слова, обращенные к самому себе. Такой изысканной лексике горько позавидовали бы любовные пары — как традиционалисты, так и сокрушители всяческих устоев. Самопроизвольное семяизвержение не заставило себя долго ждать. Уже через нескольких минут самолюбования Григорий Семенович содрогнулся в оргазме. Прошла еще пара минут — и его лицо разгладилось, разум успокоился и Помешкин вспомнил об этом. Он торопливо направился на кухню, жадно проглотил ложку кукнара, отломил от батона корочку, затем другую, прожевал, после чего медленно вернулся на кровать и предался спонтанному потоку мыслей.

Почему Лев Толстой, думал, в частности, Григорий Семенович, сомневаясь в существовании Иисуса Христа как Бога, не использовал главнейший аргумент в защиту своей позиции? Почему наиважнейший факт прошел мимо его внимания? Он же очевиден! Перечисляя разные доказательства своей правоты, классик никак не доходит до самого-самого, что я, собственно, и высказал бы в материалистическом споре о Нем. Ведь этот вопрос номер один, чтобы понять, был ли Он на самом деле или в течении двух столетий Его выдумывали умнейшие мужи того времени. Вопрос простой, но, пожалуй, такой же принципиальный, как тот, что пришел в голову в ХVII веке Исааку Ньютону: почему падает яблоко? Не касаясь метафизики, я искал бы ответ на простые «почему». Если Он был послан на Землю своим Отцом для спасения человечества, то почему не записывал свои Ббожественные мысли Сам или не диктовал своим ученикам либо нанятым писцам? Ведь устное слово, тем более такое сокровенное и объемное, не может иметь подлинную силу, а тем более сакральную мощь, если оно не закреплено Его собственноручным текстом, специально посланным через непорочное зачатие Всевышним и Всемогущим. Основная идея Его пришествия заключается в том, что человек должен получить Божественные рекомендации и с их помощью узреть истинный смысл жизни. Понять, что есть добро, а что зло. Очень деликатная тема. Тут доверие к передатчикам устных текстов через десятилетия или даже через века чрезвычайно опасно. В процесс могут вмешаться посторонние личности, возникнут индивидуальные правки, редакторские пассажи, то есть подлинность становится сомнительной. А ведь первые десятилетия после Его смерти никаких письменных посланий человечеству не было. Они появились значительно позже, после Его казни. А если такие тексты, Им написанные, и были, как же их не сберегли, почему Божественная сила их не сохранила? Исключительно для этой миссии Отец послал на Землю Сына!