Камень, ножницы, бумага - Элис Фини

счастливы — Адам и я. Мы всё еще счастливы. Возможно, не так, как прежде, но я в состоянии это исправить. Надеялась провернуть это с помощью уик-энда, хотя теперь понимаю, что допустила огромную ошибку. Впрочем, и это не имеет значения. Я уверена, что общение с его сумасшедшей бывшей только еще больше сблизит нас с мужем. И да, она сумасшедшая. Если раньше у меня и были какие-то сомнения, то теперь я знаю наверняка.

Я убеждаю себя в этом, пока мы стоим на верхней площадке лестницы и смотрим на их свадебную фотографию. Они оба улыбаются в камеру. Как обычно, мне интересно, что видит мой муж. Лицо той, по кому скучает? Или просто размытое пятно, которое не может распознать? Считает ли он ее красивой? Думает ли он, глядя на фотографию, что они хорошо смотрятся вместе? Хотел бы он, чтобы они все еще были рядом?

Они, вероятно, тоже были счастливы поначалу, как и мы.

Превратить любовь в ненависть гораздо проще, чем превратить воду в вино.

Казалось, не имело значения, что у нас с Адамом очень мало общего, когда я только переехала в их дом. Казалось, он не возражал против того, что я не любила книги и фильмы так сильно, как он, а секс в течение первых нескольких месяцев был замечательный. Я заботилась о себе и своем теле больше, чем когда-либо это делала Робин. Я ходила в спортзал и прилагала массу усилий для совершенствования своей внешности, как только у меня появился тот, для кого хотелось выглядеть красивой. Мы занимались любовью в каждой комнате дома, который его бывшая жена с такой заботой отремонтировала: это моя идея — своего рода изгнание бесов и призраков их брака. И, в отличие от многих пар, у нас с Адамом, похоже, никогда не заканчивались темы для разговоров.

Его мир очаровал меня — поездки в Лос-Анджелес, знаменитости, с которыми он встречался на читках, все это звучало так… захватывающе. Адаму нравилось рассказывать о себе и своей работе так же сильно, как мне нравилось об этом слушать, так что из нас вышла чудесная пара. Мы поженились, как только он оформил развод. Это было маленькое событие и очень личное. Я не возражала, что в тот день в загсе мы были только вдвоем, и не считала, что нам нужен кто-то еще. Я все еще так думаю.

Если за всем этим действительно стоит Робин, замышляющая какую-то месть, тогда я напугана гораздо меньше, чем раньше. Я умнее ее. И намного сильнее — как морально, так и физически. Если это ее способ вернуть своего мужа, то он не сработает. Никто не захочет жить с сумасшедшей бабой — можно с большой долей уверенности предположить, что именно такой она и стала.

— Мы должны просто уйти, — говорю я.

— Она порезала шины.

— Тогда мы пойдем пешком в следующий город или поймаем попутку, если вдруг увидим машину.

— Хорошо, — вяло отвечает Адам без особой убежденности в голосе. Ощущение, что он впал в ступор.

— Давай, помоги мне собрать наши вещи.

Я разворачиваюсь на лестничной площадке, но по ошибке открываю не ту дверь — все они были заперты, когда мы приехали прошлой ночью: колокольня, детская — и теперь я, вероятно, вижу основную спальню — комнату Генри. Посередине, как и следовало ожидать, стоит большая кровать. Удивительно другое: стеклянные витрины. У каждой стены, от пола до потолка. В отличие от других частей дома, эти полки заполнены не книгами. Они битком набиты маленькими резными деревянными птичками. Подойдя на шаг ближе, я понимаю, что это малиновки. Их, должно быть, сотни, все одинаковые и вместе с тем разные.

— Это место становится все более и более странным. Пошли, — снова говорю я. Адам следует за мной обратно на лестничную площадку, затем в комнату, где мы спали прошлой ночью. Лучше бы он этого не делал. Здесь тоже отчетливо видны следы присутствия Робин. На кровати, поверх белых простыней, аккуратно разложено красное шелковое кимоно.

— Что это значит? — спрашиваю я, но это глупый вопрос, на который мы оба отлично знаем ответ. Женщина в красном кимоно — это постоянный кошмарный сон Адама, вызванный воспоминаниями о том, что случилось с его матерью. Именно так она была одета, когда однажды поздно вечером выгуливала его собаку и погибла под колесами автомобиля.

— Зачем Робин это сделала? — шепчет он.

— Я не знаю, и мне все равно. Нам нужно убираться, сейчас же!

— Как? — снова спрашивает он.

— Я уже говорила тебе, мы можем пойти пешком, если нужно…

Он отводит глаза, и я следую за его взглядом. На зеркале над туалетным столиком красной помадой написаны три слова:

КАМЕНЬ, НОЖНИЦЫ, БУМАГА

Шелк

Слово года:

редамантия — существительное.

Акт любви к тому, кто любит тебя;

любовь, возвращенная в полном объеме.

29 февраля 2020 года — какой была бы наша двенадцатая годовщина

Дорогой Адам!

Я пишу тебе письма на нашу годовщину с тех пор, как мы поженились, но это первое, которое я дам тебе прочитать, и я настоятельно рекомендую сделать это в одиночку, прежде чем делиться с кем-либо его содержанием. Мысль о том, что я наконец-то буду абсолютно откровенна, доставляет мне удовольствие. Во-первых, хочу, чтобы ты знал: я никогда не переставала любить тебя, даже когда ты мне не нравился, даже когда ненавидела тебя так сильно, что желала твоей смерти. Признаюсь, что какое-то время так и было. Ты причинил мне очень сильную боль.

Прошло ровно двенадцать лет с тех пор, как мы поженились, в високосном 2008 году. Ты, должно быть, уже знаешь, что Генри Винтер мой отец. Есть много веских причин, по которым я никогда не признавалась в этом. Он и так частенько присутствовал в нашем браке, неизменно скрываясь на заднем плане, даже в день нашей свадьбы. Ты просто не мог распознать его лица — точно так же, как не узнавал мое. Но я лгала тебе только для того, чтобы защитить. Мой отец не просто писал мрачные и тревожные книги, он был мрачным и опасным человеком в реальной жизни.

У меня были сложные отношения с отцом, особенно после того, как умерла мама и он отправил меня в школу-интернат. Я знала, что ты большой поклонник его романов, но я совершенно не хотела, чтобы он вторгся в нашу жизнь и осквернил ее: мне было нужно, чтобы ты любил меня ради меня. И я совершенно не хотела, чтобы