Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе - Арчибальд Грейси

от тяжелой работы. Одной даме он ответил так грубо, что какой-то матрос не выдержал и крикнул: „Ты обращаешься к даме!“ — на что он ответил: „Я знаю, к кому я обращаюсь, и я старший на этой шлюпке!“

Когда его спросили, подойдет ли „Карпатия“ и возьмет ли нас на борт, он ответил: „Нет, они не поднимут нас на борт; они поднимут трупы“. Слова эти, обращенные к вдовам и матерям погибших мужчин, отличались ненужной жестокостью.

Когда мы приблизились к „Карпатии“, он отказался подойти к кораблю с той стороны, где было меньше волн, потому что для этого требовалось дольше находиться в открытом море. Поэтому нам пришлось подниматься на борт в трудных условиях».

В своем письме миссис Браун вспоминает след

ующее о поведении рулевого, которого назначили старшим в той шлюпке, где находилась она:

«Старшина Хитченс управлял рулем и, будучи гораздо выше и крепче нас, дрожал как осиновый лист. Когда шлюпка отошла от корабля, он начал испуганным голосом предупреждать пассажиров о том, что их ждет, ведь корабль такой большой, что, уходя под воду, он утянет за собой все на много миль вокруг. И если они даже избегнут такой участи, скоро взорвутся паровые котлы, вспорют морское дно, расколются айсберги и все утонут. Они так или иначе обречены. Он рассуждал об их страшной участи, вспоминая происшествие с пароходом „Нью-Йорк“, когда „Титаник“ выходил из дока в Саутгемптоне.

После того как корабль затонул, а мы избежали бедствий, которые предсказывал испуганный рулевой, его попросили вернуться на место гибели „Титаника“ и подобрать тех, кто очутился в воде. И снова пассажирам шлюпки был сделан выговор; Хитченс уверял, что тонущие будут хвататься за борта шлюпки и потопят ее. Не слушая мольбы, он приказал грести к слабо мерцавшему на горизонте свету. Через три часа свет потускнел, а затем совершенно исчез. Потом рулевой, который стоял на возвышении на корме и непрерывно дрожал, с видом проповедника, размахивая руками, снова начал делиться с пассажирками своими дурными предчувствиями. Он уверял женщин, что им предстоит много дней дрейфовать в ледяной пустыне. И он все время напоминал, что они окружены айсбергами, показал на ледяную пирамиду, которая возвышалась вдали, — высота ее достигала примерно семидесяти футов. Он говорил, что в шлюпке нет ни питьевой воды, ни галет, ни компаса, ни карты. Никто ему не отвечал. Казалось, все лишились дара речи. Одна из дам достала серебряную фляжку с бренди. Когда она подняла ее, блеснуло серебро, и Хитченс, привлеченный блеском, попросил отдать фляжку ему, уверяя, что он замерз. Она отказалась дать ему бренди, но сняла свой плед и набросила ему на плечи, а другая дама обернула вторым одеялом его талию и ноги, и он устроился „так уютно, как жучок на лугу“.

Затем рулевого попросили подменить кого-нибудь из женщин, которые надрывались на веслах, ведь рулем управлять легче. Он наотрез отказался и огрызнулся, крикнув: „Эй, вы, по правому борту! Ваше весло входит в воду не под тем углом!“ Никто не отвечал на его крики; мы продолжали грести, сами не понимая, куда мы движемся. Вскоре он возвысил голос и крикнул, обращаясь к соседней шлюпке, чтобы они подошли ближе; он велел одной из дам достать фонарь и посигналить другим шлюпкам. После того как другие шлюпки направились к нам, он приказал гребцам положить весла. Некоторое время спустя, после очередных криков, к нам подошла другая шлюпка, и мы пришвартовались к ней. На корме той шлюпки стоял мужчина в белой пижаме; посреди ледяной пустыни он напоминал снеговика. У него стучали зубы, и казалось, он одеревенел. Увидев, в каком он положении, я посоветовала ему грести, чтобы восстановить кровообращение. Однако предложение было встречено громким протестом рулевого. После того как я и мои спутницы, сидевшие на веслах, перестали грести, они сразу ощутили порывы ветра от ледяных полей и потребовали, чтобы им позволили грести дальше, чтобы согреться.

В нашу шлюпку перешел окоченевший кочегар, черный, покрытый копотью. Так как он был одет в тонкую фуфайку, миссис Браун взяла большую соболью накидку, которую захватила с собой в шлюпку, и закутала ему ноги, завязав хвосты вокруг лодыжек. Затем она протянула кочегару весло, а мужчине в белой пижаме велела рубить швартовы. Хитченс взвыл. Он попытался этому помешать, но миссис Браун сказала: пусть только попробует, его сразу сбросят за борт. Кто-то положил руку ей на плечо, показывая поддержку, но она понимала, что сталкивать Хитченса нет необходимости. Стоило ей лишь сделать шаг в сторону рулевого, как он сам упал бы в море. Его буквально парализовало от страха. К тому времени он довел себя до полного отчаяния, боясь, что из-за любого толчка вылетит пробка из сливного отверстия на дне шлюпки. Позже он снова стал грубить, и обернутый в меха кочегар-кокни (такой выговор, как у него, можно услышать в Хеймаркете) крикнул: „Эй, ты что, не понимаешь, что говоришь с леди?“ На какое-то время Хитченс затих, и мы возобновили греблю. На помощь пришли еще две дамы.

Пока мы оглядывались по сторонам и ждали, послышался красивый, певучий голос молодой англичанки, сидевшей на веслах (мисс Нортон). Она воскликнула: „Там свет!“ — „Это падающая звезда“, — ответил наш пессимист-рулевой. Но свет становился ярче, и скоро даже рулевой убедился в том, что перед нами корабль. Мы гребли и гребли, а расстояние до корабля как будто не сокращалось. Мы видели, что корабль стоит на якоре. Не раз приходилось напоминать: что бы ни говорил наш рулевой, мы будем грести к кораблю. Молодая англичанка с берегов Темзы приступила к работе, сопровождая греблю бодрыми словами, обращенными к обессиленным обитательницам шлюпки».

Миссис Браун добивает рулевого последними словами о нем. Войдя в столовую на «Карпатии», она увидела в углу Хитченса — храбреца и героя! Вокруг него толпились люди, а он, бурно жестикулируя, пытался произвести на них впечатление, рассказывая о том, как трудно ему было поддерживать дисциплину среди обитателей шлюпки. Заметив неподалеку миссис Браун и других пассажирок, он, не дожидаясь их приближения, поспешно ретировался.

Р. Хитченс, рулевой (Ам., с. 451; Бр.) так объясняет свое поведение:

«Второй помощник, мистер Лайтоллер, поручил мне быть старшим на шлюпке № 6. Мы спустились на воду. Я сказал сидевшим в шлюпке, что кому-то придется грести. Не было смысла оставаться рядом с кораблем, который постепенно погружался носом в воду. Мы находились в опасном месте, и я велел дамам налечь на весла. „Все должны сделать все от них зависящее“. Взяв весло у одной молодой дамы,