Мы из Кронштадта. Встреча - Николай Берг

деревьями и какие-то кафе-магазины очень малых габаритов. Суда по ярким, но запыленным оберткам вокруг – разграблено все давно. Унылые силуэты держатся подальше от текучей воды, знакомого грязного раскраса. Штук десять, не густо. Хотя было в Нарве за 60 тысяч населения.

Две шлюпки круто уходят к русскому берегу – там где грозно торчит полуразрушенная крепость Иван-города. Супротивица шведской крепости на том берегу.

Всегда удивлялся раньше – вот эстонцы свой замок Нарвский и восстановили быстро и содержат отлично, а наши как всегда все свое в забросе держат, так думал, пока не побывал на экскурсиях и в том и в этом укреплениях.

И оказалось привычное – Москва еще в СССР щедро все финансы на культуру лила в Эстонию, а музейщикам в Ленобласти и сотой доли не доставалось. Так что та же старая имперская политика России – кормить сытно за счет своих всякие окраины и потом получать плевки в морду и пинки в зад от зажравшихся и охамевших от собственного величия аборигенов. Ну они же вон какие богатые и как у них все красиво – не то, что у русских нищебродов! Надо срочно отделиться, хватит кормить Москву! И внезапно – нищета и жизнь в кредит, а тупая Москва никак выводов не делает, что кормить обильно даром аборигенов по окраинам – это воспитывать отмороженных сепаратистов и проблемы себе на шею тащить…

Больше так никто в мире не делает, строго наша привычка.

А добрые ребята из вермахта так заботились об эстонской культуре, что в Нарвский замок заложили авиабомб на 7 тонн взрывчатки считая гамузом. Одна беда – безвестный артиллерист, выбивая из замка пулеметчиков так удачно разнес снарядом провода, что подорвать эту хоромину башенную не вышло, потом советские саперы старательно эти бомбы выковыривали – реставраторы, получив финансирование, начали приводить все в порядок и в башне под завалами всякого хлама нашли бомбы. Уже сильно после войны.

Вот и красуется замок.

Не пойму – с чего наши в Иван-крепость подались – с замковой башни обзор же лучше. Спрашиваю Ильяса, с чего это – патриотизм что-ли?

Пожимает плечами. Думал ехидничать начнет, а он вполне спокойно говорит:

- Свободы для действий больше – в башне этой дурацкой и зайти сложно и выходить тоже, если там и есть пост – так именно в башне и не выкуришь их сразу. А в крепости Ивана дорог в разные стороны полно, все не перекроешь. И нам помогут, если что.

Идем под мостом Дружбы – при СССР соединял две братские республики, ага. А потом разъединил, проходить тут погранконтроль с той и другой стороны чем дальше, тем тошнее было, эти эстонские погранцы – такие биороботы были, да еще и батарейки явно подсевшие их питали.

И почему-то ощущение было, что он спецом тупят. Особенно на фоне наших – те куда человечнее были. И мне даже показалось – героичнее. Я через этот мост не раз шел – тут в Эстонии и друзья были и родичи.

Отлично запомнил в один понедельник люто похмельного нашего лейтенанта с глазами красными, как у вампира и брившегося наощупь саблей, судя по количеству порезов на щеках и налепленных кусочков пластыря. Правда зачастую мимо порезов. Он, тяжко страдая, одним пальцем, трижды проверяя напечатанное, вколотил мою фамилию и шлепнул печать. И вот честно – было в его деле что-то героическое, превозмогающее, чисто человеческое, потому как даже почти умирая – он делал свою работу без всяких яких. Что такое похмелье мне знакомо было отлично, так что я ему сочувствовал. А вот эстонцы… Чужие они были и холодной враждебностью от них просто перло. Вот и доигрались.

Шлюпки втыкаются носами в низкий, поросший зеленью берег. Сквозь листву видно вдалеке здоровенное серое здание с белыми окнами и тремя громадными арками – та самая ГЭС. В спину смотрит беленая высоченная замковая башня. Простреливаемое место, неприятно. Высадка проходит быстро, но в берцы я ухитрился воды черпануть, теперь буду чавкать при ходьбе башмаками, как клоун на арене цирка. Поторопился прыгать, еще и внушение за это получил от майора. Все внимание ушло на то, как вылезти из военно-морского спасательного жилета, невзрачного вида и немаркого цвета – он не рыжий, а какой-то коричневый уже от старости. А таскать было обязательно – строгий приказ пока на воде – корячиться с жилеткой. Спина вся взмокла…

Идем как-то странно – то, что не по берегу – понятно, в застройке и зелени нас не так видно, но я тут раньше сроду не был, дема старые, сквозь выбитые давно громадные окна какая-то колоннада старинная в зале, заброшки. Жилые дома. Что странно – зомби практически нету – попалась пара ползунов – и все. Идем, прикрываемые морпехами – наша задача начнется – когда до ГЭС доберемся. Трава здоровенная, кусты разросшиеся, деревья и пустые оконные проемы – все вроде и привычно, но холодок по спине. Видимость мала, секторов перекрытых полно.

Рассчитывая что каждое окно жилого дома – это человек в нем живущий – есть такая старая метода прикидки населения в городах – получается, что мертвяков тут должно быть много. Но их тут нет, да и кости попадаются редко – вывод простой – где то они есть и нас ждут. А что такое толпа зомби мы все тут знаем. Да вообще бегущая толпа – страшная сила. Тем более, что первые ряды бегущих даже живых прикрывают от пуль следующих, этакий щит из мяса, доказано несколькими мятежами еще в гитлеровских концлагерях, а тут да с мертвячиной…

Инженерные штуковины, которыми щедро оделили десант, пока никаких угроз не выявили. Это тоже настораживает – запомнил крепко – если все идет отлично в начале десанта, то как бы конец плох не получился.

Енот, оставшийся на корабле как агент связи, а на деле – как он сам важно сообщил – присматривать, чтобы водоплавающие без нас не удрали – коротко кодово сообщил, что сейчас будет «Бум».

Понятно, бомбометное корыто сейчас выходит на дистанцию прямого удара по базе наших партнеров. А мы останавливаемся. Воняет гарью.

Впереди – за углом небольшого домика сгоревшее вдрызг и расхлестанное бронежелезо. По цепочке вызывают электрика – следом и мне приходится идти, мы в этом рейде – пара.

Понимаю, что это воняющее пережженым железом, горелым пластиком и еще всяким, что остается после уничтожения огнем, было раньше БМП на гусеничном ходу – сидит почти брюхом на земле, бандажи колес сгорели подчистую.