Анахрон. Книга вторая - Елена Хаецкая

— Предатель! — выкликнула она и влепила ему звонкую пощечину. — Как вы смеете!

Незнакомец захихикал и потер щеку.

— Вы чудо, Мирра.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— А? — Он пожал плечами. — Понятия не имею. А что, вас не Мирра зовут?

Она не ответила. Тяжело дыша, смотрела на него. Он почему-то не боялся. Может быть, это провокатор?

— Я дьявол, — сказал он в ответ на ее мысли. Теперь он был серьезен и даже печален.

И хотя Мирра не верила в дьявола, она мгновенно поняла, что человек в козлином тулупе говорит чистую правду.

Будучи медиевистом, Мирра хорошо знала верные средства от нечистой силы. Подняла свою толстую книгу, изданную в Гейдельбергском университете при Веймарской республике, и надвинула ее на дьявола. И поскольку ни одной молитвы по-русски никогда не знала, то заговорила на том, который исследовала, и выпалила «Отче наш» единым духом.

Дьявол обиженно морщился и ежился, елозя по вытертому черному коленкору библиотечного кресла. Видно было, что ему и неприятно, и больно, и уходить не хочется.

— Зачем вы так… — начал он. И перевел дыхание, утирая пот, когда она замолчала. — Уф… Давно я не слышал готской речи. Вы меня даже порадовали, только для чего такой текст выбрали?

— А других не сохранилось, — просто ответила Мирра.

— Как это?

— Да вот так.

Дьявол улыбнулся, показывая широко расставленные желтоватые зубы.

— Расскажите мне об этом, — попросил он. — Может, я вам помогу.

— Сомневаюсь.

— Мирра, — заговорил дьявол вполне серьезно, — вы верите, что я дьявол?

«Я, фамилия, имя, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина… Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин… всегда выполнять законы пионеров Советского Союза…» — промелькнуло вдруг в голове у Мирры.

Но она верила.

— Да, — выдавила она. — Я верю, что вы дьявол.

Он с чувством пожал ее руку. У него была сухая, очень холодная ладонь. Почти как у любого в Ленинграде в эти дни.

— Я помню их всех, — сказал дьявол тихо.

— Товарищи, — не выдержал наконец пожилой профессор, сидевший у них за спиной, — вы мешаете. Если вам так нужно поговорить, выйдите, будьте настолько добры.

— Извините, — прошептала Мирра.

И они с дьяволом вышли в длинный коридор библиотеки.

— Я помню их всех, — повторил дьявол. — Только сделайте одолжение: не читайте больше эту… ужасную книгу.

Мирра кивнула.

— Почему вы выбрали именно готский язык? — спросил дьявол. — Мне всегда казалось, что сикамбры… то есть, франки, пошли куда дальше, чем ваши готы.

— Просто потому, что это единственный германский язык той поры, который сохранился до наших дней. Остальные исчезли.

— А этот?..

— Готы перевели на него биб…

Дьявол стремительно протянул руку, прижимая ладонь к губам Мирры. Она вздрогнула от брезгливого чувства, и он поспешно отнял руку.

— Вы обещали. Мне очень трудно держаться, когда вы произносите эти слова.

— Хорошо, я постараюсь следить за своей речью, — послушно сказала Мирра. Она трепетала от волнения.

— Кстати, почему вы говорите «готы» перевели этот текст? Был совершенно конкретный человек, который проделал всю эту каторжную работу. Кстати, попортил мне немало крови. Я пытался ему мешать, но он просто не замечал меня. Один раз только сказал: «Уйди, не до тебя». Лютер хоть чернильницей бросался…

— Я видела, — сказала Мирра. — То есть, я хочу сказать, я была в Вартбурге вместе с нашей пионерской дружиной, по братскому приглашению союза немецкой коммунистической молодежи. Там показывали какое-то грязное пятно и рассказывали эту легенду. Разумеется, Вартбург как памятник истории и архитектуры…

— Там сейчас неподалеку концлагерь, знаете? — перебил дьявол. — Ладно, не будем уклоняться от темы. Ваш драгоценный текст перевел некий Ульфила.

— Послушайте, — горячо сказала Мирра, — неужели вы хотите меня убедить, что один-единственный человек может выступать создателем литературного языка? Литературный язык, даже если его основы и были заложены деятельностью какого-то гения-одиночки, всегда есть результат деятельности масс… В конце концов, ваши заявления ненаучны.

— Ульфила перевел эту книгу, — повторил дьявол мрачно. — И никто не смог ему помешать. Даже смерть. Потому что он воспитал целую ораву учеников, таких же твердолобых и упрямых, как он сам. И они закончили его черное дело.

— А Skeireins кто написал? — алчно спросила Мирра.

— Это еще что?

— Комментарий к еван… — Она закашлялась. — Пояснения к тому тексту.

— Не знаю, — сказал дьявол, поглядев на нее со снисходительной благодарностью. — Но вы совершаете ошибку, недооценивая вклад Ульфилы. Он не был оригинальным мыслителем, что правда то правда. И образования хорошего не получил. Собственно, никакого не получил. Но лингвистическое чутье у мужика было отменное.

— Я читала об этом у Филосторгия в изложении патриар… э-э… Фотия, — сказала Мирра. — Но думаю, что Филосторгий преувеличивает заслуги Ульфилы. В конце концов, и Филосторгий, и Ульфила — последователи арианской ереси… Слово «ересь» можно произносить? — спросила она на всякий случай. Когда дьявол кивнул, продолжала: — Естественно, этому историку хотелось выпятить заслуги своего товарища по арианской партии. Марксистское же языкознание полагает…

— Я ничего не полагаю, — перебил дьявол. — Я ЗНАЮ, как оно было, вот и все. Вы можете спросить меня, о чем угодно. Вам интересен этот Ульфила?

— В определенной степени.

— Упрямый, черствый как сухарь, настойчивый и начисто лишенный чувства страха человек, — сказал дьявол. — Мне было бы легко с ним справиться, если бы он не предался с детства другому господину.

— Текст, который сохранился, принадлежит ему?

Дьявол кивнул.

— Но ведь Ульфила жил среди везеготов и писал в 4-м веке, а списки, которые до нас дошли, относятся к 6-му и сделаны были остроготами, — сказала Мирра.

— Вы не могли бы взглянуть и откомментировать те изменения, которые…

Лицо дьявола исказилось.

— Вряд ли я смогу взять в руки ваш фолиант, — сказал он с тихой угрозой. — Не говоря уж о том, чтобы прочесть его.

— Но как же быть? — Мирра почувствовала, как к горлу подступает комок. Получить такую возможность узнать — не выстроить доказательную гипотезу, а достоверно узнать из первых рук — ответы на множество научных вопросов, над которыми бьются ученые, начиная с 16 века, когда впервые были открыты готские кодексы… и вот все рушится из-за пустого и глупого суеверия!

Дьявол почувствовал ее отчаяние. Произнес примирительно:

— Давайте сделаем так. Вы будете называть мне отдельные слова, а я комментировать. По крайней мере, кое-что прояснится.

Мирра улыбнулась.

— Вы знаете, — доверительно сказала она, — я совершенно ни с кем не могу поговорить по-готски. Во всем Ленинграде этот язык понимали всего три человека, но один погиб, а второй в эвакуации.

— Thudiska zunga, — задумчиво сказал дьявол. — Языческий язык. Deutsch. Достается вам, наверное, за то, что занимаетесь им в такое время.

Мирра кивнула. И тут же стала деловита.

— Прежде всего, меня интересует произношение гласных. Собственно, почему я вслед за большинством ученых (начиная с Вреде) предполагаю, что дошедший до нас вариант готского языка есть живой остроготский язык 6-го века, а не тот, давно отмерший ко временам создания рукописей, везеготский 4-го, на котором писал Ульфила?

Дьявол слушал с искренним интересом. Мирра зарделась, разрумянилась.

— Как известно, грамматики готского языка до Ульфилы не существовало. Эту грамматику создал Ульфила в 4 веке. Вопрос. Стал бы он писать слова не так, как они слышатся? То есть, я хочу сказать, на самом раннем этапе становления орфографии написание слов соответствует их произношению. И лишь впоследствии, когда произношение по тем или иным причинам изменяется, а орфография как более консервативная область, остается прежней, возникает различие между тем, что слышится, и тем, что пишется. Вы согласны?

— Совершенно.

— Итак, зачем бы Ульфиле усложнять задачу и с самого начала создавать различные орфографические исключения, плодить трудности правописания?

— Незачем, — согласился дьявол.

— Следовательно, орфография Ульфилы отражает произношение, которое господствовало среди везеготов в 4-м веке. Эта орфография механистически была перенесена на язык остроготов, которые произносили слова уже совершенно иначе. Анализ написания некоторых имен ясно доказывает это.

— Вы не могли бы написать мне хотя бы несколько слов, чтобы я мог лучше вас понять?

Мирра поспешно вырвала клочок из своей тетради. Нацарапала несколько слов, протянула дьяволу. Тот взял, посмотрел пристально, потом прочитал вслух.