Ничто Приближается - Татьяна Енина

— Итак… — оборвал его Эгаэл, — Теперь действительно все в сборе. Все, для кого важно то, что я скажу. Те, кому решать… Сядь, Айхен.

— Мы строили империю… — произнес он еще через несколько секунд, — Завоевывали галактику… Это было безумно интересно, и я увлекся, слишком увлекся этой игрой, чтобы задумываться о том, к чему она может привести. Игра хороша в виртуальном пространстве, сложные схемы хорошо выстраивать в голове, когда знаешь, что можешь выключить компьютер, когда понимаешь, что можешь забыть все, что выдумал и начать выдумывать заново… Я виноват. Я забыл, что играю с живой галактикой. Забыл, что играть с живым нельзя… Забыл, что невозможно стать повелителем мира ни человеку, ни группе людей, что мир начинает защищаться… Впрочем, я и не знал этого раньше.

— Твой компьютер перегрелся, Эгаэл, давай попробуем выйти и зайти снова? — с поддельным сочувствием встрял Айхен, — Ну что такое ты несешь?

Армас Хайллер вдруг застонал и схватился за голову.

— Высшние силы! — воскликнул он, — Уж не хочешь ли ты сказать, что этот самый живой мир защищается от тебя?! Да ты и в самом деле перегрелся!

Эгаэл посмотрел на него и снова черты его лица смыло туманом — теперь уже по другой причине.

— Я — чужой, — произнес он, как будто через силу, — Я как вирус, от которого живой организм вашей галактики пытается избавиться, как может, как умеет, нанося вред себе же, губя себя же…

— Бред, — пробормотал Армас, но в голосе его совсем не было уверенности.

— Это закон!

— Какой закон?! Где ты вычитал этот закон, мудрый ты наш?! Уж не хочешь ли сказать, что стоит тебе убраться восвояси и звероноиды тут же развернутся и уберутся восвояси? — усмехнулся Айхен.

— Думаю, что нет… — покачал головой Эгаэл, — Теперь уже нет…

— И потом, я не понял, что значит — чужой? Ты вылитый йалниец… Йалнийцы, конечно, странные ребята, но чужими никогда себя не называли… доселе.

Принц повернулся к Хайллеру.

— Нехорошая мысль посетила меня сейчас, драгоценный мой друг! Только что меня уже назвали идиотом, и были, признаться, правы, теперь это сделаешь ты? Давай уж, не тяни! О чем говорит эта образина?! Готов поклясться, что ты знаешь!

— Ты этого хотел? — тихо спросил Армас буквально искрящийся яростью, страстно желая испепелить Эгаэла глазами, — Зачем тебе понадобилось… Именно сейчас!

— Время пришло! — торжественно произнес Эгаэл.

— Свяжите меня и привяжите к креслу, — пробормотал Хайллер, — Иначе я его убью.

Никто не внял его просьбе, однако капитан и не кинулся исполнять угрозу, вместо этого как будто выключился, сложив руки на груди и закрыв глаза. Весь его облик говорил: «Делайте, что хотите, мне уже все равно!»

— Ну давай — вещай! — зловеще произнес Айхен, удобно устраиваясь в кресле, — Аудитория готова и давно уже ждет.

За окнами из прозрачного, как стекло и очень прочного силового поля, которое ставили только на звездолеты (до сих пор ставили только на звездолеты) полыхал закат. Красивейшее зрелище представлял собой город с такой высоты. Пользуясь отсутствием президента, Леерт Оверли Дай онензу Шостей позволил себе немного полюбоваться им так, как любоваться приятнее всего — сверху вниз. Почувствовать себя властелином, держащим город у себя на ладони.

Министр обороны Эрайдана задумчиво улыбнулся. Он будет чувствовать себя властелином еще несколько минут — несколько минут своего неожиданного одиночества на башне, до тех пор, пока не появится настоящий властелин, потом он вернет лицу суровое выражение, насупит брови и вытянется в струнку, изобразит из себя верного, преданного, не очень умного, зато исполнительного солдата. Очень удачно. В самом деле, Шостей считал, что карьера его сложилась очень даже удачно. Такой неожиданный, такой высокий взлет, после того, как он уже отчаялся подняться выше той довольно-таки скромной должности, какую занимал в военном ведомстве. А уж о том, чтобы стать министром обороны он и не мечтал!

Поразительная штука жизнь, никогда не знаешь чем она обернется и в какой момент. Верно говорят, что «облако-счастье» бросает тень на каждого человека, но только раз в жизни, надо заметить эту тень и успеть принять решение — важно еще, чтобы решение было правильным! Шостей свое счастье не упустил. Ему сделали предложение, и он принял его, практически не раздумывая, и шел уже до последнего (предвидение это было или помешательство — вот в чем вопрос), подставляя свою голову под удар вместе с другими бунтовщиками. Бунтовщики стали правителями Эрайдана. Его рвение оценили. И обещанную награду он получил.

И что с того, что министр из него не ахти какой? Президент это знает, президента это устраивает. Что ж еще?

Закат догорел, небо окрасилось в темно-зеленый цвет, потом почернело, появились звезды, а Генлои все не было. Шостей начал вскипать. Не то, чтобы президент никогда не опаздывал, но не до такой же степени! Не означает ли такое пренебрежение, что министр обороны впал… в немилость? Невозможно такое… никак невозможно… только не сейчас, когда такая каша заварилась. Одна у них с Генлои дорожка теперь, теперь уже до самого конца одна…

В то время, когда Шостей по-настоящему потерял терпение, и уже действительно готов был к самом худшему, Генлои, наконец, появился.

Министр мгновенно переключился с программы «раздраженный и мрачный министр» на программу «подобострастный и внимательный министр», причем произошло это как-то само собой — вот что значит привычка.

— Здравствуй, Шостей, — буркнул президент, даже и не взглянув в его сторону, — Что скажешь?

— Эрдр по прежнему у барона Веркт-Мроя. Его корабль ни разу не покидал порт, пилот шляется по увеселительным заведением… мы проверили, он действительно думает, что Эрдр пьянствует с Веркт-Мроем… Здесь все чисто.

Министр умолк, сильно жалея, что не может сейчас видеть лица президента, тот как будто нарочно стоял к нему спиной.

— Это очень странно, Шостей, — задумчиво произнес Генлои, — Уже несколько дней… у Веркт-Мроя… В такое время.

— В какое время? — удивился министр, — Разве Эрдр что-то подозревает?

— Если бы ничего не подозревал, сидел бы у себя на Исчене или в Совете, готовил бы своих солдат к последней схватке.

Генлои, наконец, повернулся к Шостею лицом.

— Необходимо выяснить, действительно ли Эрдр на Галок-Кеер-Шезе. Завтра же мне понадобятся доказательства. Бесспорные. Такие, каким я бы поверил.

Шостей поспешно кивнул. Он не знал еще, как добудет эти доказательства, но он добудет их непременно, пусть ему придется взять дом Веркт-Мроя штурмом.

— Ну хорошо, — Генлои встряхнул головой, словно освобождаясь от всех мрачных мыслей, — давай посмотрим что там делают наши злобные воинственные цирды…

Президент настроил электронную карту на самый мелкий масштаб, автоматически включились самые дальние ретрансляторы, принимающие и пересылающие в Эрайдан информацию со станций-шпионов Великого Совета. Несколько секунд изображение на карте плавилось, постепенно обретая четкость и на черном поле с белыми контурами созвездий расплылось красное море.

— Ого, сегодня они прошли… ну-ка, ну-ка, уже до Вертгеддена. Какое рвение. Представляю, что творится на Совете… Кстати, что творится на Совете?

— Все никак не решатся, — ответил Шостей, — Но после Вертгеддена, думаю, они уже не смогут откладывать.

— Да уж, пожалуй, — Генлои удовлетворенно улыбнулся, — Как думаешь, где случится наш маленький Армагеддон?

Шостей задумчиво поскреб подбородок, потом подошел поближе к карте, смотрел на нее несколько минут, что-то бормоча.

— Здесь! — решился он, наконец, ткнув пальцем в какую-то точку, — Думаю, больше негде.

— Система Альгейзе… Что ж, может быть.

Генлои уселся за пульт и принялся что-то высчитывать, по вспомогательному полю карты побежали колонки цифр.

Шостей неподвижной тенью стоял у президента за спиной.

— Когда понадобится, — бросил ему Генлои, на мгновение оторвавшись от расчетов, — Отдашь им вторую и четвертую армии, постарайся, чтобы к тому моменту более-менее толковые офицеры были переведены в другие. И, Шостей! Постарайся, чтобы перемещения личного состава не привлекли ничьего внимания. Я не хочу проблем. В будущем.

— Не беспокойтесь, — проговорил министр, пытаясь заглянуть Генлои за плечо и разобрать, что тот пишет. Заглянуть было не сложно, но вот разобрать… Шостей, к его большому прискорбию, никогда не был силен в математике.

— Вы великий человек, мой президент, — произнес он и, поддавшись внезапному порыву чувств, задал вопрос, который уже давно мучил его, и который он задать никак не решался. — Что вы думаете… будет дальше?..

Спросил — и почувствовал, как струйка холодного пота потекла между лопаток. Ох, как боялся он этого вопроса, но откладывать его тоже нет больше сил! У Шостея было трое маленьких детей, четвертый — вот-вот готовился появиться на свет.