Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон Витальевич

— Без бубенцов останешься, — разъярённой кошкой прошипела ему в лицо Света в тот же момент. Новик побелел.

— Ровен, дурень огородный! Потрох сучий! Ты у меня на стене сгниёшь! — взревел десятник и договорил уже куда тише: — ежели ныне жив останешься.

Остался. Не убивать же дурака! Взял я его за шкирку да оттащил от Светы. Ну а что под ноги десятнику убогого швырнул… Так мог бы и вовсе ногами запинать… Повезло дебилу.

— Повезло, — протянул в голос, словно соглашаясь с моими мыслями, десятник и, придавив ногой спину попытавшегося было подняться ошалевшего новика, кивнул охранникам мытаря, застывшим у фургона. — Ну, чего тянете? Нам что, век здесь куковать?

Те, опомнившись, рванули к корме фургона и, с неожиданной для таких бугаёв грацией, перемахнув через довольно высокий бортик, скрылись за пологом… чтобы уже через пару минут выбраться наружу.

— Соли нет, — отрапортовал один из них.

— А что есть? — встрепенулся мытарь.

— А то не твоего ума дело, — неожиданно резко отозвался десятник. — Ты, Шилок, сюда поставлен вести учёт соляному торгу да взимать с него мыто. Вот сим и занимайся, а чужого не замай!

От такой отповеди чернокафтанник аж отшатнулся. Но… промолчал, проглотил обиду, хотя и видно было, если бы не чужие люди рядом, точно в амбицию полез. Видно по нему, вон как глазами сверкает.

Как бы то ни было, но на этом наше общение с таможней завершилось. Мытарь в сопровождении своих охранников удалился встречать следующий чумацкий поезд, успевший проползти через ворота и остановившийся в десятке шагов от нас у обочины тракта. Ровен, кряхтя и сопя, уполз куда-то за блокгауз, а оставшийся на месте десятник помог Светлане забраться в фургон и, когда та уже готова была скрыться за пологом, неожиданно глубоко ей поклонился.

— Благодарствую за брата, барышня Светлана, — прогудел он. — Он ныне в Усть-Бийском остроге служит, в десятке под началом Лихобора Лиса. Говорил, кабы не твоя помощь ему в травной избе после ранения в ночной сече у Палого холма, помер бы непременно. Так-то… ну а теперь, езжайте со Светом! Ежели поторопитесь, то до заката успеете добраться до постоялого двора Синяя Жжёного. Он хоть и пройдоха, каких мало, но двор его один из лучших на тракте. Передадите привет от Лавра Бобыля, и Синька примет вас со всем вежеством. Ну, прощевайте!

Ха, а я думал, откуда такое благоволение⁈ По уму-то десятник, ввиду наших действий в отношении его подчинённого, вполне мог арестовать нас и доставить в Усольский острог для разбирательства. Понятное дело, что я ему этого не позволил бы, и желающих выполнить приказ об аресте просто раскидал, невзирая на чины и звания, не чураясь и применения наговоров и наработок Яговичей, но… не пришлось. Ну, да оно и к лучшему.

Когда частокол и блокгауз таможни уже скрылись из виду, я вновь позвал Баюна и даже почувствовал, как качнулась на ременных рессорах наша телега, когда ящик Граца, притащенный двухвостым, вернулся на своё законное место. А… ну и Света тихим матерком уведомила меня об этом событии. Собственно, больше никаких происшествий до самого приезда на разрекламированный таможенным десятником постоялый двор не было. А туда мы добрались в тот момент, когда на небе высыпали первые звёзды и солнце уже коснулось горизонта.

Вообще, лесная дорога, по которой катился наш фургон, не особо помогала рассмотреть тот самый горизонт, но постоялый двор Синяя Жжёного, как оказалось, расположился на вершине холма, значительно выше таёжного моря, посреди которого был проложен чумацкий тракт. И для того, чтобы добраться до этого очага цивилизации, нам пришлось свернуть с дороги, следуя указателю, а потом довольно долго карабкаться вверх по широкой тропе, проложенной эдаким серпантином для облегчения пути впряжённой в повозки животине. Но добрались. Почти к самому закату, которым и успели полюбоваться, пока слуги Синяя загоняли под навес наш фургон и выпрягали из него уставшую кобылку. А там и сам хозяин постоялого двора выскочил на широкое крыльцо-веранду, чтобы поприветствовать путников.

— Добро пожаловать на мой постоялый двор, — он растянул губы в радостной улыбке. Выглядел Синяй, как клишированный средневековый кабатчик. Безразмерная рубаха из белёного полотна, без воротника, но с завязками на вороте, вздувалась парусами рукавов, но при этом обтягивала основательное пузо хозяина, кушак вместо ремня на поясе, тёмно-синие портки, заправленные в сапоги из мягкой кожи… без каблука. Синяй оказался невысоким, круглолицым и почти лысым «колобком». Громогласным, улыбчивым и стремительным, как капля ртути. Большая такая капля… со свинорезом на боку. Ну, а куда ж без него-то? В здешних местах без ножа даже детишки не ходят. По крайней мере, те из них, что уже сменили детские длиннополые рубахи на штаны или юбку.

Мы со Светой опомниться не успели, как хозяин постоялого двора затянул нас в дом, оказавшийся довольно просторной двухэтажной постройкой, на первом этаже которой, как выяснилось из торопливой речи Синяя, располагался обеденный зал, кухня, подсобки и баня в пристрое, а на втором находились гостевые покои. Обеденный зал оказался заполнен едва на половину, да и выбор комнат оказался довольно богат. Даже удивительно.

— Смотрю, народу нынче здесь немного. А что, чумаки у тебя не останавливаются? — поинтересовалась Света, устраиваясь за обеденным столом, который усилиями подозванной хозяином двора служанки тут же начал заполняться тарелками и мисками с пирогами, соленьями и прочими холодными блюдами. Ими гостеприимный хозяин предложил нам «размяться», пока готовится горячее, в качестве которого сегодня выступала запечённая в углях речная рыба, свиной бок с гречневой кашей и жирный суп из каплуна… «с кружевом», под которым местные, как мы успели узнать, понимали домашнюю лапшу. Ну а в довесок… Синяй было предложил пиво или мёд, но мы со Светой ограничились квасом, благо тут он оказался на поверку выше всяких похвал. Пока же мы дегустировали здешний квас, Синяй начал отвечать на вопрос моей подруги, на полуслове оборвав собственный же рассказ об устройстве его постоялого двора.

— Здесь им неудобно, — пожал он плечами, и тут же с готовностью пояснил: — Время на подъём, время на спуск к тракту… да и поезду, пусть даже самому малому, тут толком не разместиться и не развернуться. Так что сюда солевозы не заглядывают. Но я не внакладе. Внизу, на тракте, устроил несколько мест для их отдыха. Заимки невеликие, но чумакам от непогоды спрятаться да ночь переночевать хватает. Там же и всё потребное для обихода животины имеется. За деньгу малую мои люди и присмотрят, и ужин сготовят. Чумаки не жалуются. Кстати, баньку после ужина не желаете? Омыться, пыль дорожную стряхнуть? У меня и прачки имеются, так что ежели есть надобность, они и платья ваши выстирают да высушат. К утру готово всё будет…

— Баня… — протянула задумчиво Света, окинула меня долгим изучающим взглядом и уверенно кивнула. — Баня — это хорошо. Да и одежду нашу постирать не помешает. Соль да пыль…

— Верно! — закивал китайским болванчиком Синяй. — Здешняя соль для одежды — та ещё погибель!

— Тогда решено, — улыбнулся я. — Вели своим людям готовить баню. А пока мы с невестой париться будем, пусть служанки займутся нашим платьем. И… Синяй…

— Ась? — уже отходя от нашего стола, замер на миг тот.

— Горячее где? Есть охота!

— Всё будет! Всё сейчас будет! — с этим возгласом хозяин постоялого двора стремительно выкатился из обеденного зала, а мы со Светой, наконец, получили возможность как следует здесь осмотреться. Хотя, на что тут смотреть-то? Деревянные стены, масляные светильники, развешенные на подпирающих потолок столбах. Широкие и длинные столы, грубо вытесанные, но чисто выскобленные, а кое-где и выглаженные до блеска сотнями елозивших по ним рукавов. Тяжёлые лавки со спинками и без… Сидящие за теми столами гости-путешественники. Усталые лица, тихие разговоры под стук ложек-кружек да хруст рызгрызаемых хрящей и сёрбанье. Обычный обеденный зал обычного постоялого двора… средневекового. Ну, край, начала Нового времени. Эх.