Казанова - Ален Бюизин

За две недели до Пасхи король выезжает из Мадрида в Аранхуэс. Казанова следует за королевским двором, официально приглашенный в дом венецианского посла. На Пасху болезненный нарыв в анальном отверстии, величиной с дыню, мешает ему отправиться к мессе. Нужно его вскрывать, и Джакомо придется провести несколько дней в постели, настолько он слаб. Каково же его удивление, когда он узнает, что приходской священник вывесил на дверях своей церкви список всех тех, кто не отметил Пасху! Казанова пришел в неописуемый гнев, спешным порядком отправился исповедоваться к одному монаху-кордельеру, на следующий день причастился и получил свидетельство о том, что он не мог отметить Пасху, когда следовало, по состоянию здоровья. Как справедливо отмечает Фелисьен Марсо, «это красноречиво показывает, что́ для него эта исповедь: чистая формальность, виза если не для вечного спасения, то для спокойствия в обществе. Да разве и могло быть иначе, раз понятия греха и святого ему совершенно чужды». Чем вступать в противоборство с Церковью и Инквизицией, чем бороться и нарушать правила, он предпочитает лукавить и лицемерно следовать их требованиям. «Именно здесь, в этом постоянном уклонении, для Казановы заключается его свобода»[93]. Небольшое дорожное происшествие не помешало венецианцу ежедневно встречаться со сливками испанского общества в Аранхуэсе. Какой пышный период для Казановы, который в то время посещает королевский двор и беседует с испанскими грандами! После стольких передряг и унижений он испытывает комфортное чувство того, что к нему вернулось былое великолепие.

И вот тогда Казанова подло отомстил семейству Мануччи, много лет спустя после своего ужасного заточения в Пьомби. Некоторые считают, что злопамятство и мстительность не входят в его обычный психологический портрет и что Казанова просто действовал легкомысленно, не подумав. Но как он мог простить свое тюремное заключение в таких жутких условиях? Поверить, что действия отца Мануччи простительны, значило оказаться лучше, чем он был (и чем мы есть). Однажды в Мадрид прибыл барон де Фретюр, главный ловчий княжества Льежского, стреляный воробей, игрок, плут, один из тех бессовестных людей, каких обожал Казанова. Он как раз стеснен в деньгах. Причем так сильно, что грозит застрелиться. В конце концов граф Мануччи выручает его, ссудив сто пистолей, которые передает ему Казанова. Три дня спустя Казанове по категорическому приказу Мануччи запрещено являться к венецианским послам – старому, Мочениго, оставляющему свой пост, и новому, Дзуане Кверини, только что прибывшему в Мадрид. Дело в том, что барон де Фретюр, чтобы получить свои деньги, «сдал» Казанову, который не удержался, чтобы не рассказать ему, вероятно, за партией в карты или за выпивкой, все, что знал о Мануччи, о его происхождении и сексуальных наклонностях. Граф Мануччи был не только уязвлен оглаской своего низкого происхождения и узурпированного дворянского титула, но и встревожен грозными последствиями, которые могло иметь разглашение его гомосексуальной связи с Мочениго. И Мануччи в своем письме назвал Казанову неблагодарным предателем, посоветовав ему покинуть Мадрид в течение недели.

«Читатель не может себе вообразить подавленность, в какой пребывала моя душа после чтения этого письма. Впервые в жизни я оказался виновен в чудовищной нескромности, совершенной без причины, в пустой и адской неблагодарности, которая не была свойственна моему характеру, в конце концов, в преступлении, на которое я считал себя неспособным. Унылый, смущенный, стыдясь себя самого, признавая всю свою вину и зная, что не заслужил прощения, даже не должен просить о нем, я погрузился в самую глубокую печаль» (III, 668). Покаяние чересчур выспренное, чтобы можно было ему верить. Казанова преувеличивает. Во всяком случае, чувство вины не для него, ведь он всегда чувствует себя оправданным и безответственным. Если он так раскаивается, то лишь из-за чудовищных последствий своего поступка, который лишил его уже обещанного будущего. Кстати, в продолжении текста содержится правда. Разумеется, он совершил огромный проступок, однако Мануччи все же зашел слишком далеко, потребовав немедленно покинуть Мадрид. «Он не был столь велик, чтобы требовать от меня подобной покорности, а я, со своей стороны, не обязан был, совершив одну низость, совершать другую, объявив себя таким образом не только самым подлым из людей, но также и неспособным дать ему любую сатисфакцию другого рода». Казанова совершил страшную глупость, но более в стратегическом, чем моральном плане. В искреннейшем письме он тщетно умоляет Мануччи приостановить его трусливую (sic) месть – все напрасно. Герцог Гримальди отказывает ему в аудиенции, герцог де Лоссада принимает его, сообщая при этом, что уже получил указание более не принимать его в будущем. На встрече с графом д’Арандой он узнает, что с великими планами стать губернатором колонии Сьерра-Морена покончено. Все пошло прахом. Повсюду в Мадриде он получил от ворот поворот. Все двери перед ним закрыты. Более того: денег становится в обрез. Он подумывает продать часы и табакерку, чтобы добраться до Марселя. Ему остается лишь положить конец своей нежной любви с доньей Игнасией и покинуть испанскую столицу, в которой у него нет будущего.

Он отправляется в Валенсию через Сарагосу. Прибыл он туда в самом мрачном расположении духа. Все не так. Он узнает, что в городе находится одна венецианка, танцовщица, в которую влюблен граф де Рикла, капитан-генерал княжества Барселона, и что она уже несколько недель находится у него на роскошном содержании. Он не может устоять перед желанием повидаться с соотечественницей, якобы чтобы приблизиться к Венеции, куда ему вход воспрещен и по которой он скучает все больше и больше. Какой ужасный характер у этой Нины, в чем он сразу же имел возможность убедиться! Когда он увидел ее впервые, она отчитывала несчастного торговца безделушками, утверждавшего, что его кружева очень красивы. В конце концов она разрезала их ножницами и отвесила несчастному болонцу звонкую оплеуху. Она пригласила Казанову отужинать в тот же вечер. Когда он пришел, она прогуливалась по саду со своим шутом, этаким сексуальным фактотумом. Оба они были почти в одних сорочках. Шут до смерти напился за ужином. Она раздела его догола и стала вытворять с ним такое, что писатель не решился описать эти грязные и отталкивающие опыты. Она разделась и предложила Казанове взять ее на глазах у совершенно пьяного дурня. Он отказался. Тогда она отдалась своему шуту перед ним. Оргия перед визионером поневоле. Казанова «удивлен бесстыдством этой женщины, ее вольностью в речах и действиях, ее откровенностью» (III, 684). После лондонской Шарпийон – валенсийская Нина. «Передо мной была женщина, красивая, как ангел, жестокая, как дьявол, ужасная б…, рожденная в наказание всем тем, кто по несчастью в нее влюбится. Я знавал и других в таком роде, но никогда равной ей» (III, 685). После горького английского опыта Джакомо бы следовало поостеречься, даже бежать, и тем не менее он возвращается к ней, под (ложным) предлогом, что накажет негодяйку, обобрав ее в карты. Она должна вернуться в Барселону, куда просит его выехать днем раньше нее и ждать ее на постоялом дворе Таррагон. Казанова повинуется, не моргнув глазом. Это самое поразительное во всей истории, которую даже нельзя назвать любовной: до такой степени Казанова теперь пассивен и послушен. Без малейшего сопротивления он повинуется всем приказаниям женщины, которая водит его за нос. Профессиональный распутник уже не владеет инициативой, как в прошлом, не руководит операциями. Роли переменились. Это симптом неоспоримого ослабления жизненной силы обольстителя, стареющего на глазах. Нина приезжает к нему, они оказываются в постели. Он проводит неделю в Барселоне, не получив ни одной записки от Нины, которая, однако, пообещала, что он сможет ее навещать. В очередной раз он повинуется капризам другой. И все же не возмущается, покорный, как баран. Когда, наконец, она вызывает его к себе, рядом присутствует ее сестра. Следует пристойный, даже чересчур пристойный вечер, и тем не менее Казанова сильно рискует, как ему замечает офицер валлонских гвардейцев: вне всяких сомнений, ее любовник, самый могущественный и самый грозный человек в Барселоне, в курсе происходящего. Когда он снова приходит к ней 14 ноября, то застает там подлого Пассано. Ему удается его выставить, но ничего такого не происходит. То же и на следующий день, когда вечер ограничился двумя часами веселых разговоров.

Когда он вышел от нее около полуночи, на него напали двое мужчин. Одного он проткнул шпагой и убежал. На следующее утро его арестовали, не из-за давешней стычки, а для проверки документов, и заперли в крепость. Какая мрачная и таинственная история! Месть Риклы, обманутого любовника? Месть Пассано, потому что венецианец не уплатил ему карточный долг? По меньшей мере, так впоследствии сообщат Казанове: его заключили в тюрьму по доносу Пассано.