Мастер побега - Дмитрий Володихин

Рядом со строчкой «Я брошу вас в огонь, а ну-ка шагом марш!» Рэм начертал равновеликий вариант, обретающийся на полях рядом с первым: «Мы нации врагов порубим, точно крякш». Как видно, Дергунчик то ли забыл зачеркнуть неправильный, то ли оставил на усмотрение начальства.

Рэм в ужасе посмотрел на полученный результат. Что тут скажешь? Дергунчик – он и есть Дергунчик.

Впрочем, не беда Полноценный равный неразлиянный брат Рэма по Гвардии хотя бы дал ему понять, о чем должен быть этот марш. Походы, гвардейцы-храбрецы, огонь, творцы, которые его несут, очевидно, в горсточке, все железное, стальное и боеготовое на сто процентов. Например, кулак. Железный свинчивающийся кулак как часть снаряжения гвардейца… Нет, кулак положительно надо оставить. Как без кулака? Кулак – всему голова.

И Рэм решительно вычеркнул все, кроме строчки про «железный наш кулак», а также словосочетаний «гвардейцы-удальцы» и «Огненосные Творцы». Подчеркнул в строчке про «крякш» слово «врагов». Определенно, без врагов – нельзя. Какой же это будет марш – без врагов? Кисель какой-то, а не марш. Когда собрались настоящие парни, тем более такие удальцы, враг просто обязан появиться.

Больше у Дергунчика брать было нечего. И никакого соавторства! Больше надо было стараться Дергунчику, остался бы в соавторах.

Для начала изменим ритм Строевая песня – это что? Это песня, под которую ходям строем. Чеканят шаг. Вбивают каблуки в мостовую. Итак… «Боевая Гвардия тяжелыми шагами…» Отличное начало. Дальше надо про силу и мощь. Что-нибудь снести, смести или разнести. Иначе на хрена она вообще нужна, эта боевая Гвардия? Как там сказал Толстый? «Инструмент нации»… Великолепно. Инструмент, которым нация всегда может поломать какую-нибудь крепкую, но на данный момент антинациональную штуку… Пусть будет: «Идет, сметая крепости, с оружием в руках». Надо полагать, с метлами. Или с вениками. И обязательно с совками. Сметает попавшиеся под руку крепости вениками на совки, а потом куда-нибудь уносит. Атли-ична!

Тр-рам-тарам-тарам-тарам-тарам-тарам-там-там-тарам!

Тр-рам-тарам-тарам-тарам-тарам-там-тара-тара-там!

Через полчаса Рэм переписал набело двенадцать строк, еще раз прочитал их и поставил себе оценку: «Огненосно!»

Боевая Гвардия тяжелыми шагамиИдет, сметая крепости, с оружием в руках,Никто не устоит перед ее полками,И капли свежей крови сверкают на мечах…Железный наш кулак сметает все преграды,Победами довольны Огненосные Творцы!О, как рыдает враг, но нет ему пощады!Вперед, вперед, гвардейцы-храбрецы!О, Боевая Гвардия – оружие народа!Под знаменем твоим – герои-удальцы!Когда смыкают строй гвардейские колонны,Спокойны Огненосные Творцы!

И Толстый думал, что на это уйдет весь остаток ночи? А вот фигушки! Сон – это здоровье, и если как следует не выспаться перед…

Не успев додумать, Рэм уже закрыл за собой дверь из этого мира и побрел по фантастическим лабиринтам, поворачивая то направо – к ласковой заботливой Тари, то налево – к сказочной, далекой и неуловимой Дане. Он лежал ничком на кожаном диване, открыв рот и разбросав руки.

Он получил несколько часов покоя.

– А?

– Хорош дрыхнуть, я говорю!

Рэм пытается подняться, и тело загибается перочинным ножиком под прямым углом к горизонтали, но очей разлепить он может. Рэм месит веки, как энергичная хозяйка тесто. Взбивает их. Трамбует. Открывает на миг и опять со стоном захлопывает.

В кабинете накурено до рези в глазах.

– Вот он, народный талант первой величины! – торжественно объявляет Толстый.

В ответ ему раздается всхрюкивание, взревывание с икотой и мелодичное дамское хихиканье. Потом Толстый смеется сам, и это страшно. Хотя, казалось бы, ко всему можно привыкнуть. Лошадям в бригадной артиллерийской запряжке никто не мог объяснить, что так может звучать всего-навсего человек, и разбегаться не надо…

– Проветри, массаракш! Вы что тут, жженые покрышки курите?

Рама тукает по стенке. Из окна льется трамвайное бренчание, шумы речного порта и запах тины.

Рэм осторожно отдраивает гляделки.

Рядом с Толстым сидит сухонький гномик в абсолютно гражданской по обличию кожаной кепке, болотного цвета куртке и с аккуратно зачехленной снайперкой. Гномику – лет пятьдесят. Неужели это он всхрюкивал? Икал-то и взревывал уж точно не он. Так звучать мог только здоровяк в гвардейском комбинезоне с сержантскими лычками. Сапер, судя по шеврону. Пиво любит больше жизни, судя по пузу. Скоро получит апоплексический удар, судя по цвету лица Выходит, Толстый все-таки решил попрактиковаться во взрывном деле, мало ему крови вождей… О, и вы тут, мадам! Вот, наверное, главный сюрприз.

Секретарша Толстого в летной куртке, с кобурой на бедре и пилотскими очками на голове смотрелась как ожившая мечта главнокомандующего ВВС.

– Я так понимаю, ты раздобыл для нас и самолет, и авиатора?

Радостное ржание в ответ.

Секретарша подходит к Рэму, склоняется над ним и нежно говорит:

– Не бойтесь. Мы полетим на маленькой милой пудренице. Мне остается только вынуть ее из сумочки.

От женщины пахнет куревом Толстого.

Гномику действительно хрюканье заменяет смех. Здоровила хихикает совершенно по-дамски… А рев… хм… Вот оно, стало быть, как.

Рэм отвечает прекрасной великанше:

– Мне нравится ваш мелодичный смех. Я бы назвал его хрустальным.

Ржание, хрюканье, хихиканье. И это – лучшие люди Гвардии?

– Это, брат, лучшие люди Гвардии. И не смотри на то, как они веселятся… – Рэм мысленно добавляет: «И не слушай», – когда дойдет до дела, цены им нет. Как же им не веселиться, они ведь целых полчаса слушали твой храп, а это, знаешь ли, мужик, почище канонады при втором отступлении за Голубую Змею.

Рэм встает, подтягивает ремень, поправляет форму. По армейской привычке моментально надевает берет. Похлопывает себя по тому месту, где должен быть внутренний нагрудный карман.

Толстый протягивает ему новые документы.

– Проверка твоя закончена, мужик. Текст марша согласован с руководством После того как мы его малость почиркали, он отправлен в издательский центр Департамента обороны. Ну ты молодец, оглобля! Башковитый. Конкретно, четко, задорно, боево. Что надо сбацал! Под эти слова люди со счастливыми глазами на смерть пойдут. Ветераны на старости лет за бутылкой петь будут.

– Малость почиркали?

Толстый показывает ему какой-то официальный бланк с аккуратной машинописью, двумя печатями и тремя подписями. Рэм пытается забрать бумажку, но Толстый ему не дает:

– Это теперь, мужик, сверхсекретный документ. Ты, по большому счету, не должен его видеть. Ясно? Читай у меня из рук.